В поисках Великого хана
Шрифт:
Все эти подарки вызывали ответную щедрость индейца, впрочем более на словах, чем на деле. Узнав, что Колон принял решение отплыть при первом попутном ветре, он велел одному из своих приближенных передать ему, чтобы он задержался, так как он, Гуанакари, велел отлить статую из чистого золота в рост адмирала, и что через десять дней ее доставят сюда. Одновременно он послал на к фавеллу одного из своих людей, чтобы выпросить умывальный таз и кувшин, вызвавшие в нем зависть и восхищение, и адмирал, полагая, что он нуждается в них, как в образцах, чтобы сделать такие же из чистого золота для подарка ему, Колону, отправил эти вещи туземному
Вернулась лодка, отправившаяся на поиски «Пинты». Матросу, посланному Колоном, не удалось найти каравеллу. Впоследствии выяснилось, что лодка остановилась и повернула назад, лишь немного не дойдя до речного устья, где находился Мартин Алонсо.
Эта поездка за двадцать лиг дала матросу Колона обильную пищу для восхваления несметных богатств, которые он видел на берегу; так, например, ему повстречался король, у которого были на голове две большие золотые пластинки; он видел также других индейцев с украшениями из того же металла.
Колон предполагал отплыть на каравелле Висенте Яньеса. На прощанье 2 января он устроил в честь Гуанакари нечто вроде военного празднества. Быть может, он хотел, укрепив в этих простых и бесхитростных людях веру в небесное происхождение белых, поднять тем самым их успевший пошатнуться престиж.
Ведь индейцы были свидетелями крушения «Санта Марии», и это несчастье не могло не умалить ореол божественности, которым они окружали людей, вышедших из моря. Ведь эти люди испытали кораблекрушение, а у многих первобытных народов все подвергшиеся подобному бедствию безжалостно обрекаются на смерть с той минуты, как их окропила морская вода.
Колон понимал, что для тех, кого он оставляет на суше, существует некоторая опасность, если в этих первобытных умах не будет закреплено представление о мистических силах, находящихся в распоряжении белых. Поэтому он приказал зарядить бомбарду из числа предназнач чавшихся для обороны крепости Навидад и выстрелить из нее по остову сидящего на камнях корабля. Индейцы были потрясены, увидав, как большой каменный шар, пробив обшивку брошенного испанцами судна, упал где-то далеко в море. Адмирал велел, кроме того, всем остакн щимся в укреплении вместе с командой каравеллы вооружиться шпагами, щитами, копьями и эспингардами, надеть, у кого они были, панцири и устроить примерную схватку с обильной холостой пальбой, стрельбой из луков в воздух и бряцанием скрещиваемого оружия. Все это было проделано будто бы для того, чтобы показать туземцам, каким способом белые будут защищать их от врагов-каннибалов, если последние вторгнутся в их страну, а вместе с тем, «чтобы они считали христиан своими друзьями и в то же время боялись их» ь.
Был составлен список лиц экипажа, остающихся в крепости Навидад. Таковых оказалось всего сорок один. Их главным начальником адмирал назначил Диэго де Арану. Наконец-то осуществлялись честолюбивые мечты этого идальго из Кордовы! Отныне он становился полновластным хозяином этих новых, никем не обследованных земель, отныне он мог по своему усмотрению распоряжаться толпами нагих и покорных людей и открыть наконец те сказочные россыпи золота, близость которых явственно ощущалась всеми и которых никто не видел.
Его помощниками были назначены Перо Гутьеррес и Родриго де Эсковедо, королевский нотариус. Гутьеррес отправился в это плавание, ослепленный видением золота Великого Хана. Обуреваемый жаждой наживы, он отдал Колону большую часть
Золота наменяли пока очень мало. Надежды бесконечно превосходили действительность. Нужно было вернуть свои деньги, и притом с поистине ростовщическими процентами, какие обычно давали в те времена предприятия подобного рода. И Перо Гутьеррес решил остаться, чтобы заботиться о своих интересах, ибо, подобно Колону, он рассчитывал на скорые и сказочные доходы.
Золото он любил так же, как адмирал, однако без лирических восторгов последнего, низменно и думая лишь о себе, не видя в нем символа славы и власти, но рассматривая его как простое средство удовлетворения притязаний своей тщеславной души. Королевский нотариус остался здесь, с тем чтобы при разделе сокровищ, которые будут вскоре найдены, не потерпели ущерба права их королевских высочеств.
В крепости остались и все приятели Фернандо Куэваса, люди сильные и храбрые, искатели приключений, предпочитавшие пребывание в этой таинственной, полной неожиданностей стране, которой они, в сущности говоря, совершенно не знали, так как видели лишь ничтожную часть ее берегов, возвращению в хорошо известную всем Испанию, где их не могло ожидать ничего необычайного. Остались в Навидад, этой первой в новых землях христианской колонии, и бискайские моряки – опытные китоловы, и андалусцы, торговавшие с негритянскими царьками Гвинеи, и ирландец, и англичанин.
Фернандо узнал от Лусеро, что и его имя значится в числе оставляемых на берегу. Паж адмирала обнаружила это совершенно случайно: убирая большую хижину, в которой жил ее господин и которая находилась поблизости от почти уже достроенной крепостцы, она нашла на столе список будущих обитателей Навидад.
Но у Фернандо и в мыслях не было оставаться в крепости, и он, разумеется, никого не просил об этом; вот почему он сразу же заподозрил здесь происки Перо Гутьерреса. И действительно, молодые люди вскоре узнали, что бывший придворный буфетчик вознамерился взять Фернандо к себе в услужение.
Вечером того же дня Куэвас явился к своему бывшему хозяину, адмиралу; опустив голову и теребя в руках красный берет, он заявил, что желает возвратиться в Испанию и что никогда не просил об оставлении его в этих краях.
Колон удивился этому заявлению Кузваса и приписал его страху.
– А я всегда думал, что ты храбрый малый и решительно ничего не боишься, – сказал дон Кристобаль. – Оставшись здесь, ты вскоре разбогатеешь. Да иедь тут будут полные до краев бочки золота!
Но, взглянув на Лусеро, которая, держась поблизости от него, делала вид, будто приводит в порядок табуреты из плетеных пальмовых листьев, хлопчатобумажные одеяла с цветными полосками и прочие вещи, присланные Гуанакари для жилища адмирала на суше, он вспомнил, что корабельный слуга и его паж – братья и что они, видимо, не хотят разлучаться друг с другом. На «Нинье» не было места, и возвращение в Испанию было связано с трудностями, но, тем не менее, адмирал снизошел к просьбе Куэваса.
В дни, непосредственно предшествовавшие отплытию каравеллы, молодые люди неоднократно встречали своего врага, бывшего буфетчика королевской четы.