В пору скошенных трав
Шрифт:
— Что ты? — испугалась Алла.
— Ничего, так… — И махнул Егору: — Иди!
Обхватил Аллу, впился в губы.
Ее смех наполнил комнату, выкатился вслед за Егором на лестницу.
— Как себя Алик чувствует? — спросил Женька. — К нам подняться не сможет?.. Тогда мы попозже сами придем. Сейчас с бабами поиграем и придем. У вас бабы есть? Одолжим…
Хотелось поскорей уйти. Хотелось уйти тем сильней, чем неудержимей желалось принять стыдное предложение… Ну что за парень этот Женька, будто все перевидал, все ему просто и ясно…
Дверь захлопнулась, а Егор все стоял у порога, не мог сдвинуться. Смятенность,
Из-за двери — хохот Аллы, жирный, голый хохот.
Прижал гитару к груди, и она жалобно тенькнула, и звон ее — о друге, о Ляле… Егор понял, как далеко отнесло его от них… Навалившаяся мутная чувственность была мучительна, хотелось стряхнуть ее, но она не поддавалась. Егор осторожно спускался, придерживаясь за перила. Хохот отдалялся, и все ж слышался…
На пятом этаже остановился перед дверью — ждал, пока ослабнет постыдное притяжение, пока останется просто тьма и тишина и хоть немножко вернется недавняя чистая радость.
Вошел в комнату, и все казалось, что друзья догадываются… Почудилась даже отчужденность… Но это ему так мерещилось.
Ляля вскочила, радостно ударила в ладоши:
— Гитара! Ура!
Взяла нетерпеливо, принялась настраивать, посерьезнела; склонилась, прислушиваясь, волосы закрыли лицо.
Как хорошо, что ничего не изменилось! И Алик, и Ляля прежние, и комната как была… И голос гитары не похож на шипенье патефона… Егор встал около друга, положил руку ему на плечо и смотрел на Лялю — и проникался прекрасным общим их соединением.
Лицо Ляли светится через упавшие волосы. Вот она их вбок откинула, прижала струны ладонью — и стала тишина.
Она пела цыганские песни, но Егор сначала почти не слышал ее — просто радовался, что ушел о т т у д а, хотя какой-то частицей еще оставался т а м. Душа не принимала обнаженной простоты отношений, с которой только что столкнулся. Егор пугался этой простоты, не хотел, бежал, хотя что-то внутреннее, требовательное тянулось к ней и желало ее…
Потом Ляля запела Вертинского — и, как в прошлый раз, проснулось болезненное чувство нереальности, странным миражом заколебались картины придуманной жизни… И почему-то сейчас условность эта, нарочитость непонятным образом сомкнулась с той упрощенностью, от которой он убежал… Егор не мог понять, в чем сходство, почему… Он слушал Лялю, и неосознанная тревога теплилась в глубине, мешала радости, которой он так хотел…
Наталья Петровна заглянула сказать, что чай поспел, и они вскоре опять сели за стол, и Егор почувствовал себя спокойней.
Ляля сама разрезала торт. Попробовали и в один голос принялись хвалить. Кулинарное чудо — ни больше ни меньше!
— Ну не томите, голубушка, раскройте секрет! — придерживая надтреснутое блюдечко, Наталья Петровна смаковала и рассматривала свой кусочек.
Ляля не сразу рассказала — наслаждалась произведенным впечатлением. Только положив каждому по второму кусочку, с удовольствием принялась за рецепт:
— Это очень, очень просто! Уверяю вас! Простая картошка. Трете на терке, потом, когда протерли, в з б и в а е т е в миске. Не мешаете, а именно взбиваете, как раньше взбивали яичные белки для безе… Да, совсем забыла сказать: перед взбиванием кладете сахарин… Только у меня здесь не сахарин, а кое-что получше, здесь — тертая
— Боже, действительно просто! — согласилась Наталья Петровна. — А чем смазываете форму?
— Воском. У нас есть кусочек. Но можно и солидолом, и парафином, и рыбьим жиром. Да господи, чем угодно!..
И в передней звонок задребезжал…
Вошел Женька с капитаном давешним. У каждого в руке по узкой банке с американской тушенкой. Тут же выяснилось, что в одну налит спирт, а другая для закуски.
Они не совсем твердо держались на ногах, но говорили вполне трезво, особенно сначала, пока Наталья Петровна была в комнате.
Женька представил капитана (не сказав, правда, его имени), подошел к Алику, потрепал по плечу и предложил выпить. И тут взгляд его соскользнул на Лялю… Он довольно долго недоуменно ее рассматривал.
— Спирина? Ты?.. Как это?.. Ничего не понимаю…
Егор заметил — она еще до того, как Женька ее узнал, непонятно почему смутилась, забеспокоилась, суетливо огляделась и отсела в тень.
— Я в гостях. А ты откуда?
— Я живу… на шестом этаже… — Он поднял палец кверху и покачнулся.
Ляля стала объяснять Егору, что они вместе учатся в экстернате и познакомились на занятиях… Все это поспешно, смущенно и почему-то оправдательно. И оправдательный ее тон очень озадачил Егора, он даже слегка испугался чего-то, не мог бы сказать чего, но испугался — холодок прошел какой-то.
— С Новым годом, друзья, за победу! — громко сказал капитан. — Как хорошо с вами… И здесь, в Москве… Просто судьба мне улыбнулась… Когда еще улыбнется? — Он глубоко вздохнул. — Так прошу попросту, по-фронтовому. Саша, твое здоровье, поправляйся! — чокнулся с Аликом, потом с Егором: — За тебя, Егоров! — и с остальными.
Егор поправил было капитана, но возражение потерялось. Капитан стал расспрашивать Алика, и выяснилось — они неподалеку где-то воевали…
Назвал Алик поселочек какой-то — Егор толком не расслышал, — и капитан примолк вдруг, задумался, закрыл глаза и застонал едва слышно, не мог себя сдержать, словно боль внутри, будто осколок идет. И тихонько себе самому:
— Да что ж это… В такой вечер… — И повернулся к Алику: — Саша! Вот ведь как, Саша… Меня ведь там похоронили… Да если б одного меня… Простите, я еще немножко выпью… Так вот, вышли мы из боя, сам знаешь, что такое… Рыскали, рыскали, нашли штаб батальона… Дом каменный без крыши — помню как сейчас… Вхожу. Что за черт: все на меня уставились, смотрят, глаза — во, рты пораскрывали, и никто ни слова… Я себя оглядел — все нормально вроде, по лицу провел — ни крови, ни сажи… Да кого удивишь, если и есть — из боя же… А они смотрят, застыли, будто я привидение… Ну, не выдержал: какого лешего, говорю… Да нам, отвечают, комбат только что сказал: сам видел, как тебя миной разнесло, мы тебя в списки уже записали. Покажите, говорю, интересно, говорю, посмотреть. Ну, тут они опомнились! Началось тут, сам понимаешь. Я список смотрю, — капитан закрыл глаза, покрутил головой, — смотрю я список и вижу… не свою вижу, друга вижу фамилию… Такой был… такой парень… Лучше б меня… — сжал голову руками и сдавленно застонал опять.