В рабстве её любви

Романтика Анна

Глава 32

Пов. Эстер

Министр юстиции очень хотел, чтобы я зашла в приоткрытую кованую дверь в углу его кабинета. Он не знал, что от шока я не могла даже пошевелиться, и, конечно, не была готова увидеть то, что ждало меня там, за преградой.

–Ладно. Давайте закончим на этом. – сжалился, наконец, мистер Блэйк, протянув мне пустой лист бумаги

и перо. – Просто напишите заявление, в котором обвиняете мистера Вудда в том, что он пытался обмануть вас, планомерно готовил нападение своей банды на ваш дом. И более вам ничто не будет угрожать.

Я окинула взглядом лицо человека, что сидел напротив. Министр юстиции пригласил меня сюда не с целью обидеть и довести до слез, пусть мне уже в который раз хотелось сбросить маску сдержанности и благоразумия, разрыдавшись как малое дитя. Он желал мне добра, хотел оградить от опасности – но, к сожалению, я уже угодила в капкан, из которого не выбраться целым и невредимым.

Даже при самом благополучном исходе придется всю жизнь носить с собой уродливые шрамы.

Я убеждала и его, и себя, что не верю словам, произнесённым в этом строгом, деловом кабинете. Но на самом деле… я знала, что Адриан не тот, за кого себя выдает, уже очень давно. Почти с первой нашей встречи.

Он не был вилланом не потому что говорил так правильно, не потому что лицо его носило черты благородного человека. Его аура заявляла об этом без лишних объяснений. Это был сын герцога, человек, воспитанный по образу выходца из высшего общества. Даже если бы он очень хорошо притворялся – то не смог бы замаскировать это.

Но, если его происхождение – это правда, то и все остальное, произнесенное министром Блэйком – не выдумки? Он и вправду планировал совершить нападение на поместье со своей бандой? Он и вправду… ненавидит меня? Презирает мой статус?

«По крайней мере мне никогда не придет в голову вас обидеть»– эти его слова по отношению ко мне тоже ложь? Его объятия, поцелуи… как можно на лице изобразить любовь, когда в сердце горит ненависть?

– Ваше Сиятельство, – позвал министр, желая поторопить меня. – Как бы вы не желали оправдать его – вас это не спасет. Только защита полиции и суд над вилланом Адрианом Вуддом ваша единственная надежда. И это все, что я могу предложить вам, как министр юстиции. И ваш друг.

Мне было так больно, что сил оправдывать Адриана не осталось. Но, сколько бы я ни ругала его в своем сердце, его признание на холме о том, как ему приходилось прятаться в заброшенном домике, оказавшись на улице, продолжало снова и снова звучать в голове.

Образ шестнадцатилетнего Адриана, что забился в самый темный угол заброшенного дома, одинокий и никому ненужный – наверняка он был так похож на того человека, что сейчас оказался нашим безмолвным слушателем, запертым в камере соседней комнаты…

– Благодарю

за вашу заботу, мистер Блэйк. Но я не буду этого делать, – мне с трудом дались эти слова. Но еще труднее оказалось просто встать на ноги, после тех сведений, что я узнала сегодня. Однако, даже если меня предали – я не была способна на предательство в ответ. – Мне нужно ехать. Буду рада… пригласить вас на чай.

– Эстер, постойте! Эстер! – выбрался из-за стола мистер Блэйк, помчавшись вслед за мной, изъясняясь на ходу: – Вы совершаете ошибку. Этого человека лишили титула. Вы ведь понимаете, что ему нечего терять? Он ничего не боится! Ваше Сиятельство!

Я успела усесться в экипаж до того, как министр юстиции покинул здание ведомства. Мои глубокие и шумные вздохи прятались в бархатных складках обивки, и извозчик, отъехав чуть дальше, обеспокоенно поинтересовался, все ли со мной в порядке.

– Все хорошо, – солгала я с вымученной улыбкой. – Я не назвала вам адрес, верно? Поезжайте на Эмбер-сквер, пожалуйста.

Моя мать все еще не успела уехать из столицы в родовое поместье, поэтому я надеялась застать ее дома. Влетев в будуар, я встретилась с ее глазами, столь сильно напоминающими мои собственные – только эти были холодны и тусклы, как февральский лед.

Впрочем, сегодня равнодушие сменилось легким удивлением:

– Эстер, в чем дело? – привстала матушка, откладывая жемчужную пуховку на туалетный столик. – Почему ты выглядишь так, будто за тобой гналась свора бездомных собак?

Глянув в большое напольное зеркало в посеребрённой раме, я смогла убедиться, что давно не видела себя такой ошеломленной, напуганной и расстроенной. Кисти рук неконтролируемо подрагивай, а губы силились произнести роковой вопрос, и никак не могли этого сделать.

– Мама… кое-что случилось.

– Сперва присядь, – указала на тахту хозяйка будуара, доставая из знакомой с детства шкатулки нюхательные соли – самое главное сокровище моей вечно отрешенной от мирской суеты родительницы. – Нет неразрешимых проблем, Эстер. Только смерть нельзя переиграть!

Что ж, очень воодушевляющее.

– Я боюсь, что меня могут и вправду убить совсем скоро, а от поместья Брэйнхорт не оставить камня на камне, но… Это так глупо, но все перечисленное не столь сильно беспокоит мое сердце, как тот вопрос, что я хочу задать тебе.

Матушка смерила меня немного растерянным взглядом, доставая из той же заветной шкатулки бутылочку с ликером. Разлив его в две рюмочки, она протянула одну из них мне, а вторую выпила сама, отвечая:

– Если уверена, что хочешь услышать ответ – так просто задай вопрос. К чему эти волнительные преамбулы?

Прямолинейность моей матери в этот раз совсем не раздражала. Собравшись с мыслями, я озвучила то, для чего приехала сюда в такой спешке:

– Тот человек, ваш возлюбленный из прошлого, как его звали?