В Россию с любовью
Шрифт:
— Здравствуйте, матушка. — Я вошёл и закрыл дверь, принюхиваясь — пахло просто одуряюще.
— А я как раз оладьи заканчиваю. Будешь? — улыбнулась Ягулечка, снимая со сковородки очередной оладушек, перекидывая его лопаткой на поднос на кухонном столе.
— Не откажусь, матушка. Как к вам кстати правильно обращаться?
— Называй матушкой Еленой, дитя. Или просто матушкой, как сейчас, — улыбнулась женщина, на мгновение повернув голову. Ледяной взгляд цепких глаз, который цепляется тебе за душу, словно штурмовая «кошка» спецназа — острая, и фиг отцепишь!
Я
— Удивлён? — усмехнулась Ягулечка, повернув ко мне лик.
— А то! — Я мысленно покачала головой, понимая, что применительно к этой ситуации больше подошло бы слово «охренел».
— Люблю я это дело. — Она мечтательно улыбнулась, подняв мордашку к потолку. — Знаешь, когда возишься по кухне, оно успокаивает. Да и свои всегда вкуснее и полезнее. Вот недавно такие сырники испекла — сама чуть пальцами не подавилась!
— Их вилками едят, нет? — нахмурился я.
— Так я ж образно. Иносказательно. — Женщина снова покровительственно улыбнулась, и от этой ледяной улыбки я чуть не подавился.
— Матушка, если это способ вывести меня из равновесия перед экзекуцией — у вас получилось, — признал поражение я. — Давайте, пилите. Я сдаюсь и капитулирую.
— Успеешь ещё… Капитулянт. — Последнее слово произнесено было тихо.
— Я не знаю, что мною двигало. Честно, — снова пошёл я в атаку, чтоб не молчать. — Мы помирились, а потом. Я просто сделал шаг к ней, и…
— Обожди, Сашенька, успеется! — подняла вверх руку матриарх. — Сейчас, дожарю, и начнём. Ты ж не спешишь на учёбу, как некоторые?
— Никак нет, тащ старший сержант! Вы ж старший сержант?
Хозяйка рассмеялась.
— Да, так и не выросла больше. Словно дитя малое в рядовых осталась, хотя на Настьку посмотри — полковник! Звания они на всю жизнь, и даются исключительно за службу государыне, а не церкви. Только обращение принято «госпожа». «Госпожа старший сержант».
— А я как сказал? — нахмурился я.
— А вот и я спрашиваю, а как ты сказал? — Её голос посуровел, но я чувствовал нотки веселья. Она играла мной, как котёнком, забавлялась, и только поэтому у неё было хорошее настроение. Впрочем, оно у неё ХОРОШЕЕ, а это уже даёт повод смотреть на мир с оптимизмом.
Я пожал плечами.
— Не знаю, матушка. Вырвалось что-то.
— Ну вот, готовы. Это были последние. — Она не стала продолжать тему обращения, но, я почувствовал, могла. Переложила оставшиеся оладьи со сковороды на поднос, отключила плиту и отставила сковорчащую сковородку в сторону. Вытерла руки о передник, который затем сняла и повесила на гвоздь на стене около. Оказалось, одета она в пусть не роскошный, не сексуальный, но стильный деловой костюм, присущий руководителю среднего звена, какому-нибудь генеральному директору средней строительной фирмы. Только платок на голове всё портил, ну да бог с ним — для данного помещения это обязательный атрибут.Тут
— Угощайся, Саша. Чай. — Указала рукой на заварник. — Ромашка. Чабрец. Мята. Травы. — А это на травяное соцветие около — коробочка с многочисленными отделами, где по чуть-чуть были распиханы молотые травки. — Я, вот, чабрец люблю. Успокаивает. — Она принялась наводить себе, отлив в чашку из заварника и накидав туда разных травок.
— Тогда от ромашки не откажусь, — повёлся я и тоже принялся заваривать — чашка для чаепития была заботливо подготовлена и стояла на специальном подносике.
— Если горячий не пьёшь — вон вода в графине, можешь разбавить, — кивнула она на стол кухонный, что за печкой. — Но только после, как ромашка заварится.
— Благодарю, матушка. Лучше горячий. Мы ведь не спешим?
— Ну, я — так нет. А ты — от тебя зависит. Но не советую. Вы, молодёжь, всё спешите, спешите, но не успеваете. А как спешить перестаёшь — так сразу и успевать начинаешь!..
Интересная отповедь. А она к чему?
— Оладьи лучше со сметаной попробуй, — указала ладонью на соответствующие плошки. — Или с мёдом. Мёд у нас хороший, с собственных монастырских пасек. Такого в продаже нет.
— Обязательно, матушка.
— И сметана тоже. Утром из под коровы. Сливочки ещё.
Что скажу, оладьи были божественными! Как и мёд. Да и сметана не магазинная, отнюдь. Густая, жирная — точно что сливки, а не сметана. И когда я отдался греху чревоугодия и потерял бдительность, она ударила:
— Значит свой ты, из России? Не англицкий, не мереканский, не немец какой?
— Ну, так… — Я развёл руками, не в силах ничего сказать — а чего говорить? — Как есть, матушка. Свой. Российский.
— А кто президент сейчас? Путин?
— Путин, — кивнул я, холодея внутри… Но было уже поздно… Да и по большому счёту всё равно. Не знаю как, но я будто чего-то подобного подсознательно ожидал. Потому не столько испугался, сколько удивился. Именно удивление во мне превалировало, а не испуг.
— Долго он, — удивлённо покачала она головой.
Я пожал плечами, решив, как Пачкуля Пёстренький, ничему больше не удивляться. В принципе. И так уже через край.
— Старенький он уже, факт. Но такие люди если уходят, то только оставив страну на преемника, как императоры в эпоху Антонидов. Или же вперёд ногами, если такового назначить не успели. Его патрон на него страну оставил — болен был. А он, видать, ещё не решил кому. Да и война идёт…Страшная война!..
— Про войну не ведаю — расскажешь! — заблестели её глаза.
— Расскажу, — согласился я. — Если сразу не убьёте.
— Так хотели бы — уже б, — заулыбалась она. — Да ты не боись, не боись. Ешь, кушай, Сашенька. Хорошие оладьи, домашние, при тебе жарила. И когда кушаешь, страх и нервенность притупляются, а оно тебе надо, бояться? Чего меня бояться, добрая я!
С этим бы я поспорил, да чувствую, это последнее, что мне нужно.
— Конечно, матушка. — И я продолжил трапезничать.