В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Гамсун Кнут

Батумъ — городъ, имющій до сорока тысячъ, или немного боле, жителей; видомъ онъ похожъ на Тифлисъ и Баку, — это смсь большихъ, современныхъ каменныхъ построекъ съ маленькими, низенькими каменными домиками, оставшимися еще со времени владычества турокъ. Улицы широки, но немощены, и здишь, и ходишь по песку. Въ гавани снуютъ корабли, маленькія парусныя лодки, длающія переходъ отсюда въ южные города и даже Турцію, и громадные европейскіе пароходы, идущіе въ Александрію и Марсель.

Городъ расположенъ въ болотистой и нездоровой, по плодородной мстности, и окруженъ лсами, полями кукурузы и виноградниками. Высоко, наверху, горы тамъ и сямъ обнажены и сожжены солнцемъ, тамъ курды пасутъ своихъ овецъ. Развалины крпости выглядываютъ изъ темной зелени лсовъ. Въ этой-то мстности и лежитъ на болот Батумъ.

Лихорадка моя становится здсь зле прежняго, — отъ ды ли въ гостиниц, или отъ воздуха въ город, Богъ всть! Мн было даже трудно сходить въ почтовую контору, чтобы отослать деньги консулу Хагелину. Насъ

сопровождаетъ туда слуга изъ гостиницы. Помщеніе темно и довольно неопрятно. Въ то время, какъ я подхожу къ окошечку, проводникъ мой шепчетъ мн на ухо: снимите шляпу. Я взглянулъ на него, онъ держалъ курсъ къ окошечку съ непокрытой головой; татаринъ въ Тифлис былъ, пожалуй, боле правъ, чмъ я.

Я отдаю свое письмо и получаю маленькую квитанцію. Но я не разумю въ этой квитанціи ни единаго слова. Я все еще берегу ее, потому что и донын не знаю, получилъ ли консулъ Хагелинъ свои деньги.

Отсюда слуга идетъ со мною къ часовщику. Это армянинъ, какъ и мой проводникъ. Часовщикъ испускаетъ легкій крикъ, когда видитъ, что я разобралъ свои часы, и начинаетъ выражать сомнніе, можно ли будетъ вновь собрать ихъ. Я объявляю ему, что самъ часовщикъ, а потому не нужно говорить вздора. Я дамъ ему рубль, говорю я ршительно, чтобы вычистить песчинку, попавшую между часовыхъ колесиковъ. Но часовщикъ улыбается, трясетъ головой и говоритъ, что и за пятъ рублей не берется починить часы.

Тогда я энергично отбираю часы назадъ и иду со своимъ проводникомъ къ другому часовщику.

Это старикъ русскій, сидящій у двери въ своемъ магазин и грющійся на солнышк. Мой проводникъ беретъ на себя переговоры и выдумываетъ, что я самый искусный часовщикъ-чужеземецъ, который желалъ бы только позаимствоваться у него инструментами, чтобы собрать вновь свои часы. Русскій выслушалъ все это, разиня ротъ и удивленно поглядывая на меня. Какъ же можно ему давать свои инструменты взаймы? Что же ему длать самому, если кто-нибудь принесетъ въ починку часы? Нтъ, это дло не подходящее. Но войдите же въ магазинъ, дайте мн взглянуть на часы. Не повреждена ли пружина?

Мы вошли въ магазинъ. Мн хотлось дать заработокъ этому человку. Когда онъ взялъ въ руки часы и сталъ въ лупу смотрть на нихъ, то жилки на его вискахъ вздулись и посинли, словно онъ усиленно соображалъ. Съ этой минуты онъ пересталъ быть мн чужимъ, я узналъ то выраженіе лица, которое свойственно всмъ людямъ, желающимъ что-либо придумать. Дло совсмъ не такъ плохо, — сказалъ онъ.

Онъ поднесъ со рту длинную тоненькую трубочку и подулъ въ часы, держа ихъ на извстномъ разстояніи. Значитъ, все-таки песчинка, подумалъ я. Затмъ онъ вновь посмотрлъ въ лупу на часы, взялъ щипцы, вытащилъ изъ часовъ крохотный волосокъ и поднялъ его кверху. Часы тотчасъ же пошли. Потомъ онъ быстро собралъ ихъ. Что же я ему долженъ за это? Тридцать копеекъ.

Такой дешевизны не видывалъ я во всю жизнь.

Однако, я едва могъ стоять на ногахъ, а потому вынужденъ былъ ссть въ магазин. Когда старикъ русскій услыхалъ, чмъ я боленъ, то послалъ моего проводника въ аптеку за лекарствомъ. Между тмъ онъ бесдовалъ со мной и въ простот сердечной величалъ меня часовыхъ длъ мастеромъ. Слово это было почти единственное, которое я понялъ.

Когда принесли лекарство, то часовщикъ отлилъ половину, которую и далъ мн принять. Если это хининъ, подумалъ я, то не будетъ никакого холку. Лекарство напоминало вкусомъ мяту, но было жирно и маслянисто, и я долженъ былъ усиленно курить посл пріема, чтобы избгнуть рвоты. Но оно, дйствительно, помогло мн и подйствовало такъ живительно, что черезъ четверть часа я могъ уже итти со своимъ проводникомъ. Мн становилось все лучше и лучше.

* * *

Жизнь здсь въ Батум напоминаетъ собою южноамериканскую. Въ столовую гостиницы приходятъ люди въ модныхъ костюмахъ и шелковыхъ туалетахъ, украшенные драгоцнностями. Они дятъ тонкія блюда и пьютъ шампанское. Дв еврейки, очевидно мать и дочь, жалуются кельнеру на свои салфетки, которыя недостаточно чисты. Имъ приносятъ на тарелк другія салфетки, но и эти кажутся имъ нечисты, и он получаютъ еще третьи. Затмъ они вытираютъ ножи, вилки и стаканы, раньше, чмъ пустить ихъ въ дло; ихъ пальцы жирны и смуглы, унизаны брилліантовыми кольцами. Потомъ он принимаются за ду. Он наврно очень богаты и необыкновенно изящно дйствуютъ своими толстыми пальцами. Посл обда он спрашиваютъ тазъ съ водой и моютъ руки, совершенно такъ же, какъ длаютъ это ежедневно, обдая у себя дома со своимъ Авраамомъ или Натаномъ. Потомъ каждая беретъ по зубочистк и чиститъ себ зубы, при чемъ держатъ другую руку у рта, какъ, вроятно, он видли, длаютъ прочіе благовоспитанные люди въ Батум. Этикетъ различенъ въ различныхъ климатахъ; здсь онъ, вроятно таковъ. Въ сущности говоря, одинъ стоитъ другого. Какой-нибудь французскій король длаетъ многое, чего не сталъ бы длать китайскій императоръ, и наоборотъ. За каждымъ изъ столовъ въ этой кавказской столовой вели себя различно. Здсь сидлъ даже молодой китаецъ съ длинной, толстой косой, болтавшейся у него по спин, и обдалъ съ двумя дамами. Онъ сильно былъ занятъ ухаживаніемъ за одной изъ нихъ, повидимому, своей невстой, и выбгалъ даже изъ-за стола, чтобы принесть ей цвтовъ. Онъ уже совершенно пересталъ быть китайцемъ,

походка его была увренна, и онъ щеголялъ передъ своей красавицей французскими оборотами рчи. Тотъ фактъ, что онъ сохранилъ свою національную одежду, длалъ изъ него здсь рдкостную птицу, и молодая дама гордилась, повидимому, тмъ вниманіемъ, которое онъ возбуждалъ. Южно-американская манера проявляется здсь и въ томъ, какъ постители расплачиваются. Они охотно выкладываютъ черезчуръ крупныя ассигнаціи, которыя кельнеръ долженъ размнивать у хозяина, и даютъ помногу на чай. Они оставляютъ недопитое вино въ бутылкахъ и стаканахъ. Об еврейки оставили на половину полную бутылку; он заторопились уйти, потому что за столикомъ китайца громко говорили и смялись: это было очень неизящно. Он бросили не одинъ недовольный взоръ на желтаго человка. Въ конц-концовъ, он вышли и услись въ свой экипажъ, поджидавшій ихъ на улиц… Лавки въ город переполнены пестрою смсью нмецкихъ и восточныхъ товаровъ. Здсь можно найти турецкія и арабскія ткани, персидскіе ковры и армянское оружіе. Населеніе, повидимому, предпочтительно носитъ европейскую одежду, даже на настоящихъ татарахъ видишь здсь жакетки и твердыя шляпы. Но въ глубин души они все же остаются татарами; мы видли однажды магометанское богослуженіе, въ которомъ принимали участіе многіе изъ такихъ по-европейски одтыхъ господъ. Однако, старые персіяне въ своихъ длинныхъ рубашкахъ и чалмахъ брали надъ ними верхъ. Тамъ и сямъ встрчаешь на улиц такихъ старыхъ персіянъ. Они по большей части высоки и стройны, несмотря на свои годы, и идутъ своей дорогой съ извстнымъ спокойствіемъ и достоинствомъ, очень часто совершенно оборванные. Одинъ разъ я шелъ слдомъ за такимъ старикомъ, чтобы посмотрть, какъ онъ себя будетъ держать по дорог. Онъ былъ на улиц. погрлся на солнышк, и теперь шелъ домой отдохнуть. Мы подошли къ маленькому домику съ плоской кровлей и наружной лстницей; онъ взошелъ вверхъ по лстниц въ сни, потомъ опять по лсенк въ нсколько ступенекъ еще выше. Многіе видли меня, а потому я не счелъ дломъ черезчуръ безумной храбрости пробраться за нимъ въ сни и вплоть до послдней лстницы. Въ дверномъ отверстіи не было двери, а въ окошк вверху на стн не хватало стекла, поэтому здсь прекрасно и прохладно продувало. Я не слышалъ больше шаговъ старика, но, взойдя слдомъ за нимъ по немногимъ ступенямъ, я увидлъ его, лежавшаго на голомъ полу, подложивъ подъ голову руку.

Мн невольно подумалось, что кто очень жесткое ложе для человка его лтъ; но онъ довольствовался имъ. Онъ не звалъ такъ же свдущаго человка, чтобы спросить его мннія относительно сквозного втра въ домик. Онъ даже не вскрикнулъ, увидвъ меня, но лицо его приняло тупое выраженіе. Замтивъ, что докучаю ему, я скрестилъ руки на груди и поклонился, это должно было обозначать нчто въ род привтствія, прежде чмъ уйти. Такъ-то лежатъ и вс они, эти старые великолпные люди, которыхъ мы, время отъ времени, встрчаемъ на улиц, подумалъ я. Повидимому, живется имъ не особенно приглядно, но они свыкаются съ такою жизнью, старятся и умираютъ, не зная иной. Если же они прожили жизнь такъ, что могутъ начертать на своемъ могильномъ памятник зеленую чалму, тогда ихъ жизнь полна, Аллахъ былъ милостивъ къ нимъ. А между тмъ, нтъ у нихъ ни человческихъ правъ, ни права голоса, ни сословныхъ собраній. Они не носятъ въ карман газеты «Впередъ». Ахъ, бдный, убогій Востокъ, — мы, пруссаки и американцы, должны жалть тебя, да, поистин такъ!..

Въ Батум есть также любимое мсто для гулянья. Во время солнечнаго заката набережная полна катающимися и гуляющими. Горячія лошади и шелестъ шелковыхъ платьевъ, зонтики, поклоны и женскія улыбки, совсмъ какъ въ южно-американскомъ город. Есть здсь и пшюты, уличные франты, въ высочайшихъ воротничкахъ и вышитыхъ шелковыхъ рубашкахъ, со шляпами набекрень и толстйшими палками. Пшютъ здсь, какъ и везд, добродушная тварь. Если познакомишься съ нимъ поближе, то будешь пріятно пораженъ его добродушіемъ и любезностью. Онъ наряжается такъ не изъ высокомрія, нтъ, ему просто хочется въ свою очередь сдлаться «изящнымъ малымъ», и онъ выбираетъ поэтому такой, нсколько вншній способъ, быстро приводящій его къ цли и стоющій мало труда. Шляпой человкъ можетъ прославиться скоре, чмъ книгой, или произведеніемъ искусства. Этимъ и пользуется пшютъ; почему бы и нтъ? Быть можетъ, онъ внутренно радуется тому, что такъ прогремлъ, въ такихъ случаяхъ онъ уже является пшютомъ по убжденію. Богъ всть, насколько его жизненная миссія велика и иметъ право на существованіе. Онъ пробный камень моды, онъ знакомитъ съ нею, вводитъ ее. И ни въ какомъ случа нельзя быть настолько слпымъ, чтобы отказать ему въ мужеств, которое не разъ доказываетъ онъ намъ, надвая на шею рукавную манжету вмсто воротника.

Именно здсь въ Батум, видлъ я пшюта, имвшаго длиннйшіе и самые востроносые лаковые сапоги въ мір. Люди поглядывали на сапоги, на ихъ обладателя и посмивались надъ нимъ. Но онъ не сворачивалъ въ боковую улицу, не исчезалъ изъ виду, нтъ, онъ шелъ дале и снисходительно относился къ насмшникамъ. Тутъ появился какой-то субъектъ, желавшій плюнуть ему на лаковый сапогъ, но пшюту стоило только показать свою чудовищную палку, и онъ могъ вновь мирно прогуливаться. Когда я снялъ шляпу и попросилъ у него спичку, то онъ снялъ шляпу въ свою очередь и съ искренней готовностью исполнилъ мое желаніе. Затмъ онъ пошелъ дальше со своимъ курьезнымъ англійскимъ проборомъ на затылк…