В степях Зауралья. Трилогия
Шрифт:
Из-за стога выскочила большая собака и, заливаясь яростным лаем, кинулась навстречу.
Раздался окрик хозяина:
— Цыц, окаянная! — Собака виновато виляя хвостом, повернула обратно.
Крестьянин внимательно оглядел Фирсова:
— Из Омска?
— Да…
— Поехали, — столкнув сено с дровен, тот торопливо повернул лошадь к заброшенной в степи заимке.
В одиночной камере всегда держался полумрак. Свет проникал через небольшое окно, расположенное на высоте двух метров. К полу привинчена
Дело Виктора Словцова и группы усть-уйских казаков находилось за следственной комиссией, которая по нескольку месяцев не рассматривала материалы обвинения.
Еще в январе Михаил Новгородцев был вызван на главный пост, где начальник тюрьмы зачитал ему постановление:
«…Войсковое правительство на основании протокола третьего чрезвычайного Войскового круга постановило: нижеупомянутого казака Усть-Уйской станицы третьего округа Новгородцева Михаила, как имеющего склонность к большевизму и ведущего агитацию среди населения в пользу Советской власти, лишить казачьего звания, душевого надела и выселить с семьей за пределы Войсковой территории Оренбургского казачьего войска…».
— Достукался, — закончив чтение, произнес злорадно начальник тюрьмы и, распаляясь, заорал:
— Я из тебя все кишки вымотаю, большевик!
Сильным ударом он чуть не свалил с ног Новгородцева. Пошатнувшись, Михаил уперся одной рукой о стену, второй рванул начальника к себе. Навалившись на него туловищем, подмял его под себя, схватил за горло. На помощь тюремщику кинулись надзиратели. Михаил очнулся в камере. В коридоре все еще был слышен топот встревоженных тюремщиков, доносился шум из камер и выстрелы охранников-сербов, стрелявших в окна тюрьмы снаружи.
Волнение заключенных, узнавших о расправе над Новгородцевым, долго не утихало в тот день.
Михаил с трудом дотянулся до койки и лег. Через стену соседней камеры, где сидел Виктор, послышался перестук. Новгородцев приподнял голову:
— Крепись, Михаил: свобода близка! — методично выстукивал Виктор.
Дорого слышать в такую минуту слова утешения от товарищей. Многих уже нет в живых. Старший брат Петр в тюремной больнице. Сошел с ума от пыток Тювякин, лежат пластом от голода Клюшин и Ковальский.
— Когда же это кончится?
— Не падай духом, — слышится стук Виктора. — Свобода близка, — повторяет он. Михаил смотрит на луч солнца, который, проникнув в камеру, вбирает в себя миллиарды пылинок.
Проходит час. В соседней одиночке слышны шаги. Виктор занят вычислением:
— Два шага вперед, два назад. Сколько же можно пройти за день?
Исхудалое, бледное лицо заросло бородой. Кто бы узнал теперь в нем прежнего жизнерадостного студента! Все прошло: и горячие студенческие сходки, задушевные беседы с Русаковым, встречи с Андреем, Ниной. При
— Нина… — Словцов подошел к тюремному окну и долго смотрел на яркую полоску света. — Родная, где ты? — Чувствуя, как тяжелые спазмы давят горло, Виктор закрыл лицо руками.
— Минутная слабость… пройдет… — прошептал он и выпрямился. — Будем бороться за новый, солнечный мир! — заговорил он вслух. — Буду жить светлой мечтой. Я знаю, что мир обновится. Надо верить… верить в победу!
В морозный день февраля Виктора неожиданно вызвали в контрразведку. Проходя по тюремному коридору, он крикнул в волчок камеры Новгородцева:
— Прощай, Михаил. Передай привет товарищам!
Сильный рывок конвоира оторвал его от волчка. Михаил отчаянно забарабанил в дверь.
— Товарищ Словцов! — донеслось до Виктора. — Това… — последние слова были заглушены яростной руганью надзирателей, сбежавшихся на шум.
Словцова повели на допрос.
После ряда формальностей, следователь контрразведки, щеголеватый офицер, спросил:
— Я вижу, вы интеллигентный человек… Что может быть у вас общего с большевиками?
— Это мое дело, — сухо ответил Виктор.
— Мы дадим вам возможность искупить вину. Допустим, вы поступите добровольцем в нашу армию, мы направляем вас в офицерскую школу, перед вами открывается блестящее будущее.
— Благодарю, — усмехнулся Виктор, — свои политические убеждения я не меняю.
— Подумайте, я вам дам достаточный срок для размышлений. Кстати, может, вы припомните имена челябинских коммунистов? Мы знаем, что одно время вы были в аппарате губкома РКП(б).
— На роль провокатора я не гожусь, — с достоинством ответил Словцов.
— Как бы вам не пришлось об этом пожалеть! — Следователь нажал кнопку звонка.
— Отведите в камеру номер три, — приказал он появившемуся в дверях егерю, показывая глазами на Виктора.
Втолкнув Словцова с помощью второго егеря в каменный мешок, часовой закрыл тяжелую железную дверь на засов. Виктор сделал попытку встать во весь рост, но низкий свод камеры придавил его книзу.
Можно было сидеть, упираясь лбом в дверь. Словцов в отчаянии забарабанил кулаками в железо. В коридоре по-прежнему слышались мерные шаги часового. Через час ослабевший Виктор впал в полузабытье.
Утром загремел засов, и Словцов вывалился через открытую дверь лицом на пол. Так продолжалось два дня. Виктору казалось, что он начинает сходить с ума. На третий день его поместили в обычную камеру.
ГЛАВА 18
Избитую Нину Дробышеву под усиленным конвоем отправили в Челябинск, бросили в камеру сырого подвала контрразведки.
Сделав попытку подняться, девушка закусила губы от боли, по телу пробежала мелкая дрожь. Она ползком добралась к железной кровати. Уткнувшись лицом в грязный тюфяк, закрыла глаза.