В степях Зауралья. Трилогия
Шрифт:
Студент не спеша подал паспорт, студенческий билет на имя Михаила Ивановича Зорина, студента третьего курса горного факультета, командированного для прохождения практики на Урал.
Проверив документы, контрразведчик внимательно посмотрел на Зорина и вышел.
Поезд приближался к Челябинску. Студент стал укладывать вещи, не переставая говорить:
— Айвазовский, Шишкин, Васнецов, Левитан, как художники, являются нашей национальной гордостью. — Выглянув в окно, сказал торопливо: — До свидания, господа, я у семафора сойду:
Замедляя ход, поезд остановился у закрытого семафора. Апрельское солнце светило ярко, заливая теплом железнодорожные постройки и пути. Оглянувшись по сторонам, студент направился к виадуку.
Это был Андрей, приехавший из Омска для связи с челябинскими большевиками.
После события у Черного яра он с неделю скрывался на конспиративной квартире по Степной. Однажды ночью Фирсов проснулся от тревожного чувства, полежал с открытыми глазами и, услышав осторожные шаги хозяйки, поднял голову.
— Возле палисадника кто-то ходит, — прошептала женщина.
Андрей быстро оделся, припал к оконному стеклу и увидел в сумраке ночи человека. На углу, возле ворот, виднелся силуэт второго.
«Слежка за домом, — пронеслось в голове. — Надо предупредить товарищей! Но как выбраться?»
— Ход еще есть? — спросил он тихо хозяйку.
— Через кухню на чердак. Там можно спуститься через слуховое окно в соседний переулок.
Домик был низенький. Открыв отверстие на чердак, Андрей осторожно выглянул из слухового окна. В переулке стояла мертвая тишина. Фирсов, придерживаясь за карниз, опустил ноги, на миг повис в воздухе и легко спрыгнул на землю.
Через полчаса он был в доме одного из членов подпольного комитета.
— Наконец-то! Мы так боялись за тебя. Наделал ты, брат, переполоху в белом стане, — улыбнулся подпольщик.
На другой день Андрея направили в Челябинск для связи.
— Учти, что там действует опытная рука провокатора, идут провалы. Будь осторожен!
В железнодорожном поселке Фирсов постучался в калитку дома, стоявшего в конце улицы. Хозяйка, увидев незнакомого человека, замялась. Андрей назвал пароль и прошел в дом.
…После бессонных ночей в Омске и в поезде Андрей только сейчас почувствовал страшную усталость и забылся тяжелым сном. Разбудил его мужской грубоватый голос, доносившийся из-за закрытой двери.
— Ремонт паровозов мы и так задерживаем под разными предлогами, из депо скоро не выпустим. Как дела на копях?
— Шахтеры вместо угля выдают на-гора землю. Держатся крепко, — ответил второй.
— Хорошо! — Этот голос, видимо, принадлежал хозяину явочной квартиры, так как он же обратился к женщине:
— Самоварчик бы, Аннушка… Да и омского товарища пора будить.
Фирсов вскочил с постели и через несколько минут вышел в комнату.
Хозяин, взглянув на окно, весело закивал:
— Христина Ростовцева идет…
Андрей, чуть не выронив стакан из
— Заходи, заходи! — хозяин распахнул дверь.. Христина замерла на пороге.
— Андрей! — бросилась она к приезжему и, припав к его плечу, заплакала.
Через Христину Андрей установил связь с подпольной организацией Челябинска.
Комитет поручил ему вести работу среди солдат. Полк имени Шевченко был укомплектован из молодых переселенцев с Украины, семьи которых жили в Кустанайском и Петропавловском уездах.
Рослые и загорелые степняки держались отдельными группами, были замкнуты, молчаливы и косо поглядывали на своих командиров.
Казармы охранялись строго. Солдаты, мобилизованные насильно в армию Колчака, хорошо помнили карательную экспедицию полковника Разделишина, который после расправы с усть-уйской беднотой обрушил кровавый террор на поселки переселенцев. Свежи в памяти дым пожарищ, порка отцов и матерей, угон скота и его распродажа.
Восемнадцать тысяч расстрелянных и утопленных в Тоболе повстанцев — таков итог кустанайской трагедии, такова цена авантюры анархиста Жиляева, возглавлявшего в то время партизанское движение в уезде.
Андрею удалось проникнуть в казармы полка под видом раненого солдата, возвращавшегося из полевого госпиталя в село Федоровку.
— Земляков бы повидать, — заявил он дежурному офицеру и подтянул к себе висевшую на лямке руку.
После утомительной маршировки солдаты группами сидели на нарах и, обжигаясь, пили из жестяных кружек чай.
Нащупав в боковом кармане удостоверение, выданное подпольным комитетом на имя солдата Василия Клименко, Андрей не торопясь стал пробираться узким проходом между нар.
— Эй, служба, что здесь ходишь? — обратился к нему сидевший на нижних нарах солдат.
— Сказал бы словечко, да волк недалечко, — ответил поговоркой Андрей и оглянулся.
— У нас волков нет. Садись чай пить с нами, — приветливо заговорили солдаты, уступая пришельцу место.
— А теперь, братцы, как говорил мой дед, кашу кушайте, сказку слушайте, к присказке прислушивайтесь да на ус мотайте, умом-разумом смекайте, — начал Андрей и еще раз посмотрел по сторонам.
— Складно получается, — оживленно заметил кто-то. Со второго яруса свесилось несколько любопытных голов.
— Ездил я недавно в Омск. Вышел из вагона на разъезде. Смотрю, целый эшелон мертвяков на путях стоит. Спрашиваю: что за люди? «Солдаты, от тифа померли. Хоронить некому». Вот, думаю, забота о нашем брате. Даже в земле места нет. А в Омске господа офицеры пируют.
— Будет и им похмелье, — сумрачно отозвались с верхних нар.
— Погоди, не мешай, — прервал товарища сидевший рядом с Андреем солдат. — Рассказывай, служба, дальше!