В сумерках веры
Шрифт:
— Да-да, — Себастьян следил за приборами на панели управления, хотя в голосе слышалось откровенное пренебрежение. — Все эти отчеты и прочее могут немного подождать. Ты же сам понимаешь, почему Лорд отпустил тебя на Валон Урр. Держу пари, он не станет сильно напирать.
Наш транспорт поднялся на несколько десятков метров, и только тогда дознаватель переключился на основные двигатели. В корме начал нарастать ревущий звук, и флаер дёрнулся в сгущающиеся сумерки.
Но прежде чем покинуть окрестности, Себастьян ещё раз облетел город и утёс, где проходило прощание с инквизитором Колом. Обычно дознаватель не тратил
Впрочем, быть может этот утёс, нависший над бескрайним и беспокойным океаном, напоминал Себастьяну Железное побережье с Астранта, где он проходил обучение благодаря моей протекции?
Воспользовавшись моментом, я взглянул на дознавателя. Несмотря на наличие нескольких шрамов и серьёзное выражение, лицо предательски выдавало юный возраст хозяина.
Тяжёлое детство в качестве рано осиротевшего воришки оставило свой след и на фигуре дознавателя. Даже спустя годы тренировок и диет он оставался стройным и жилистым, словно стальной прут. Сначала мне казалось это недостатком, но уже на первом задании Себастьян проявил себя как мастерский лазутчик и выносливый боец.
Впрочем, иногда я всё ещё видел в нём того самого оборванца из подулья…
Тем временем внизу мелькали леса и поля, заставленные аграрной техникой или прореженные лесопильными промыслами. Как и любой рожденный на промышленном мире, Себастьян предпочитал наслаждаться неприкосновенностью природы, если появлялась возможность.
Винить его за это я не мог, поскольку даже за сотню лет службы не смог воспитать в себе безразличие. Почивший наставник на заре моей карьеры часто говорил, что инквизиторы обладают возможностью выполнять свой священный долг на разных мирах Императора. Квентус считал, что эту возможность нужно ценить, поскольку подавляющее большинство жителей Империума не способно покинуть даже пределов родного города-улья.
Час спустя на горизонте начал проявляться далёкий силуэт Санктинуса — столичного города планеты и города-храма одновременно. По мере приближения к столице, небо всё плотнее заполняли черные облака, извергающие на землю завесу ливня.
Сквозь лобовое стекло, залитое дождем, проглядывались чернеющие шпили жилых блоков и башни Администратума, словно частокол окружившие гигантский храмовый квартал, расположенный в самом центре города.
Даже в такой густой ночи улицы города заполняло разноцветное сияние рекламных вывесок и агитационных баннеров Министорума. В небе над спальными районами, минуя воздушные магистрали, медленно плыли дирижабли, с днищ которых свисали громоздкие полотнища, прославляющие Бога-Императора.
Даже находясь внутри ревущего флаера, на который обрушивался штормовой ливень, до нас доносился звон колоколов, возвещавших о вечерних службах.
Оказавшись в черте города, Себастьян не стал подлетать к «соборному городу» и повернул штурвал, направляя наш транспорт вдоль многочисленных схолумов и семинарий, чернеющих в тени границ храмовых районов.
Дознаватель ловко просочился в поток воздушного транспорта, циркулировавшего вокруг владений Экклезиархии, что очень болезненно относилась к таким новшествам техники, вынуждая граждан облетать
С запада Санктинус охватывали владения планетарной знати, что выражалось в более просторной воздушной зоне и частых воздушных кораблях арбитров, хранивших спокойствие августейших особ. Минуя названный в простонародии «золочёный квартал», Себастьян направил наш флаер дальше на юг, к более тихим и приземистым районам коммерции.
Огромные пастбища и водные просторы Валон Урра делали планету крайне привлекательной для различного рода банкиров и компаний, поставляющих зерно и другую непереработанную пищу в густонаселённые миры-ульи типа Сцинтиллы — столицы субсектора. Однако в это время года местные купцы и фермерские картели уже занимались пересчётом денег, полученных во время активных на сделки весеннего и летнего периода, так что отели, предназначенные для отдыха богатых гостей планеты, практически пустовали. Это обстоятельство делало данный квартал наиболее подходящим для поиска жилья.
Но даже здесь чёртов звон колоколов был отчётливо слышен, вынуждая меня и дознавателя забраться на самые задворки постоялых дворов, предоставлявших услуги для тех, кто обычно «доедал последние крохи», оставшиеся после крупных аграрных сделок.
— Когда-нибудь это сведёт меня с ума, — пробормотал я себе под нос, покидая приземлившийся флаер.
Воздух здесь был более тёплый и влажный, хотя близившаяся зима уже заявляла права ночными заморозками. Под треск тонкой ледяной корки под ногами я торопливо зашагал в сторону отеля, представлявшего собой обветшалое городское поместье.
Стягивая с головы промокший капюшон, я ворвался в атриум под звон мелких колокольчиков, что пожилой хозяин повесил у двери. На звук тут же среагировал единственный сервитор, украшенный дорогими сплавами и синтетической кожей, выцветшими от времени и отсутствия необходимого ухода.
— Здравствуйте, господин Хальвинд, — протрещал вокс-кастер на месте рта, а изумрудные глаза-фонари блеснули, словно пробуждаясь ото сна. — Рад, что вы вернулись в добром здравии. На улице дождь? Позвольте мне предложить сушку вашего пальто.
— Не стоит утруждаться, Икар.
Услышав отказ, сервитор виновато понурил голову, находясь за стойкой, но услышав очередной звон колокольчиков, вновь оживился.
— Господин Врон, приветствую! Вижу, вы сильно промокли?
— О да, Икар… — С дознавателя буквально стекала вода. — Ты же не откажешь мне в сушке?
— Я выполню работу с радостью! — Синтезированный голос зафальшивил, пытаясь изобразить предельную эйфорию. Сервитор двинулся нам навстречу и аккуратно принял пальто Себастьяна.
Сам дознаватель похлопал киборга по плечу и тут же направился в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Некогда чистая белая лепнина перил пожелтела, а в углубления забилась чернеющая грязь. Даже ступени под ногами скрипели от старости, хотя и были выполнены из дорогой древесины.
Поднимаясь наверх, я обратил внимание на пустующий гербовый щит. Выцветший бронзовый треугольник совершенно отчётливо имел на себе более тёмное пятно, где когда-то висел фамильный символ. Интересно, почему его сняли?