В сумерках веры
Шрифт:
Очень быстро нас нагнали прихожане. Закутанные в церемониальные накидки с капюшонами, они молча брели по мраморным ступеням. Во главе таких групп обязательно вышагивал жрец, постукивая по древнему камню позолоченным посохом и произнося какие-то слова.
К сожалению, из-за усилившегося колокольного звона, я не смог ничего разобрать.
— Нам обязательно подниматься к главному входу? — Спросил я проводника, вглядываясь в сумрачный образ громады, возвышающейся впереди.
Священник тоже покинул лимузин и, ничего не говоря, пригласительным жестом указал на лестницу. Его лицо продолжало выражать
Однако у моего начальства было куда больше прав и причин вынюхивать среди служителей Министорума еретиков и предателей. За это они получили право ненавидеть нас.
Пожав плечами, я вступил на первую ступень и начал подъем. Себастьян молчаливой тенью двинулся следом.
Окружавшие нас костры согревали воздух и отбрасывали дрожащее свечение на одежды прихожан. Возвышающиеся вдоль лестницы статуи так же подсвечивались снизу, отчего выражение лиц святых и Астартес приобретало инфернальные черты.
Над головой утреннее небо продолжал сотрясать колокольный звон…
Пытаясь сосредоточиться, я закрыл глаза, но молитвы не помогают сдержать головную боль. В приступе злобы я ускорил шаг, просачиваясь мимо прохожих, бесцеремонно отталкивая их. Сначала они все были будто на одно лицо. Одинаковые дешёвые одежды с минимальными различиями в деталях. Одинаковые возмущённые вздохи и тут же нечленораздельные просьбы о милости, когда инсигния на моей груди вновь попадала на свет.
Но в какой-то момент я начал замечать гвардейцев. Одного, второго. Церемониальные тряпки сменились видавшей виды тёмно-серой бронёй. С тёмного неба с оттенком зелени начал падать пепел, а в опустившейся тишине был слышен лишь хруст камней на растрескавшихся ступенях.
Лица многих из них измотаны, покрыты свежими шрамами и окровавленными повязками. Да и сами они похожи на побитых бродячих псов с ссутулившимися спинами. Эта планета способна истончить даже гвардейскую выдержку…
Оказавшись почти на вершине, я приметил собирающуюся толпу. Кто-то у окончания подъема возмущался, проклиная весь свет на благородном наречии с характерными интонациями.
В мои мысли вновь пробивается колокольный звон, вынуждая замереть у ограды. Стирая пепел с лица, я обернулся в поисках Себастьяна. Сначала его лицо было тяжело разглядеть в дрожащей массе гвардейских шлемов, но внезапно дознаватель возник совсем рядом.
— Что-то случилось?
Его голос едва различим под оглушительным грохотом, но этого достаточно, чтобы привести меня в чувство. Снова моргнув, я вновь оказываюсь на лестнице, ведущей в Собор Святого Друза. Со светлеющего неба больше не падал пепел, но время от времени ледяные капли обрушивались на кожу. Гвардейцы исчезли, уступив место прихожанам. Однако аристократические возмущения всё так же звучали у подножья храма…
— В чем дело? — Спрашиваю я нашего проводника, который всё это время шел впереди. Для острастки я кладу руку на его плечо и разворачиваю к себе лицом.
Священник вздрагивает, но старается не показывать тревоги. Его губы
— Мне не ведомо, но думаю, что всё в порядке. Вас должны ждать, господин инквизитор. Прошу, следуйте дальше за мной.
Лишь поднявшись и протолкавшись через толпу зевак, мы оказались на широкой площадке перед главными воротами Собора. Огромные стрельчатые двери были выполнены из керамита и украшены золотым барельефом. На нём изображалось возрождение святого Друза на Маккавей Квентус. Овеянный золотым светом, крылатый воин заносил меч над своими убийцами из ксенорасы ю`ват, ведя за собой полки Имперской Гвардии.
Барельеф занимал всё пространство врат, окружённый по краям узорчатыми рамками в виде херувимов и крылатых черепов. Даже сумрачному свету жаровен было не под силу хоть немного умалить величественность этого изображения. Воистину, скульпторы заслужили погребение в стенах Собора за свою работу.
Впрочем, несмотря на красоту и торжественность, я не мог не вспомнить один из отчетов, которые читал в молодости. В закромах архивов Инквизиции сектора хранится документ, согласно которому лорда-генерала Друза убили собственные союзники из числа оппозиционной фракции штаба. Поразительно, как даже на войне люди не могут оставить своих алчных амбиций, готовые поставить под угрозу любое предприятие.
Правда это или нет, но после «воскрешения» Друза в рядах верховного командования действительно произошли чистки, а Анжуйский крестовый поход завершился блистательным успехом.
— Почему двери закрыты?! — Срывающиеся на фальцет возмущения здесь заглушали даже колокольный звон. — Кто смеет преграждать мне путь? Вы хоть понимаете, чем это чревато?!
В окружении десятка слуг в богатых ливреях, у ворот стоял мужчина. Со стороны было сложно определить возраст, поскольку знать активно прибегала к омолаживающим процедурам, но судя по его манерам и тону, мне пришло на ум одно слово: «юнец».
Этот юнец был одет в простые одежды прихожанина, которые тем не менее были сшиты из настоящих органических материалов и украшены редкими позолоченными узорами. На груди переливалась брошка в виде колосьев, оплетающих меч — герба какого-то местного знатного рода.
Ропот вокруг моего появления уже добрался до последних рядов слуг и быстро достиг самого господина в виде кроткого старика с ухоженной бородой, шепнувшего что-то на ухо юнцу.
Тогда тот оставил в покое двух непроницаемых мужчин из городской стражи и обернулся ко мне, сохраняя надменный вид. Это удивляло, хоть и не настолько, чтобы вызвать уважение. Очень многие глупцы считают, что их голубая кровь является индульгенцией от всего, включая Инквизицию.
— Инквизитор? — Голос аристократа стал менее заносчивым, но все еще сохранял высокомерие, прививаемое таким детям с рождения. — Значит, в Соборе действительно что-то стряслось?
Прежде чем ответить, я молча подошёл ближе, словно ледокол раздвигая толпу слуг, облепившую хозяина. — Что бы не произошло, ваши планы придётся изменить, лорд…
— Лорд Атрик, второй сын досточтимого лорда Стенграса, внука Иседора Мер, планетарного губернатора мира Мерров, — всё это торжественным голосом и с придыханием произнес тот самый старик с ухоженной бородой.