В Суоми
Шрифт:
Но Инари не нуждается в напоминаниях.
— Через час должны быть посланцы во всех бараках, — шепчет он про себя, смотрит на тяжелый снег, пригибающий ветви, и командует: — За мной!
У саней с оружием остаются радостно озабоченный Олави и Коскинен.
Олави сейчас не просто лесоруб Похьяла, он сейчас не просто носильщик или конвоир, — нет, он начальник хозяйственной части, начальник снабжения и боевого питания первого красного партизанского батальона Похьяла.
Коскинен входит в барак. Он достает из сумки лист бумаги, придвигает к
Он останавливается, думает и снова склоняется над чурбаком… Дрова в очаге все время трещат, стреляют — к морозу.
Коскинен целиком поглощен своим делом и почти не обращает внимания на то, что люди в бараке просыпаются, шевелятся и начинают готовиться к новому дню труда. Они с удивлением смотрят на Коскинена.
Он не окончил еще писать, но, услышав разговор, складывает бумагу, прячет ее в карман и встает.
— Товарищи, сегодня работы не будет.
— Почему?
— Не пророчь, для этого ты слишком большой грешник, — кричит Коскинену возчик.
Заходит Олави — на минуту, отогреться. Коскинен во всеуслышанье объявляет:
— Сегодня начинается забастовка!
— Ты, наверно, тот самый финский коммунист Коскинен, который письмо нам написал? — соображает возчик, напрасно ожидавший писем из дому.
— Да, я Коскинен.
Раздается отдаленный винтовочный выстрел. Глаза Коскинена заблестели, и он громко сказал:
— Товарищи, через час назначено собрание лесорубов около господского дома и складов. Олави, доставь туда сани для перевозки продуктов.
— Слушаюсь, — отвечает Олави.
Коскинен выходит из барака и идет к господскому дому. Почти совсем рассвело. Розовый свет столбами стоит между стволами сосен.
Возчики — тот, с которым работал Инари, и тот, который так и не дождался письма из дому, — оба добровольно отдают свои сани, своих лошадей и себя в распоряжение Олави.
В барак, где жил Сара, посланец прибыл, когда было совсем светло. Почти все уже собрались идти в лес. Сара направлял пилу. Жена возчика, с которым он работал, была стряпухой в их бараке. Она проспала сегодня, и поэтому кофе только еще закипал на очаге. Возчик лениво переругивался с женою.
— Вот теперь все торопятся, оттого и гнило все, — продолжал урезонивать своего молодого приятеля Сара. — Раньше в полнолунье дерева не рубили, и лучше лес был. А теперь из смотрят, что полная луна, рубят, и сосна мелкослойнее стала.
Возчик, прекратив перебранку с женой, пошел задать корму лошади и на самом пороге столкнулся с незнакомым лесорубом, который, держа в руках лыжные палки, быстро вошел в барак и, переводя дыхание, громко сказал:
— Сегодня работы не будет. В восемь утра состоится собрание всех лесорубов этого прихода.
Все сразу заволновались:
— Какое собрание?
— О чем разговор?
С
— Да это просто митинг, — решила стряпуха.
«Наверно, сообщат, что повышают заработок, а то ведь и жить невозможно», — соображает Сара. И решил: «Надо идти. Идти надо!»
— Держи карман шире! Скорее объявят, что жалованье вместо двух недель на месяц будут задерживать, — не утерпел, чтобы не поддразнить своего старшего товарища, молодой лесоруб.
Сара уже надел поверх шерстяного свитера малиновую праздничную куртку. Он твердо решил пойти на собрание.
— Как же мне идти туда в такой холод? — вслух раздумывал высокий парень. — Слишком у меня легкая одежда и рваные кеньги, чтобы без дела шататься по лесу в такой мороз. Только работа и согревает.
— А ты попробуй пойди, может быть, там тебе и выдадут одежду и кеньги, — в шутку утешил его другой. И потом убежденно добавил: — Ручаюсь, наверняка дадут! Для того созывают собрание, чтобы прочесть всем манифест: мол, объявлена война против Советской России, все мужчины мобилизованы в армию, на фронт, и да здравствует Финляндия до Урала! Ура!
— К чертям! В таком случае я на собрание не пойду, — сказал сосед.
Незнакомый лесоруб, не отвечая на расспросы, вышел из барака и, торопясь, вдевал ногу в стремя лыжи. Он спешил оповестить о собрании людей в другом бараке. Молодой лесоруб выскочил вслед за ним и крикнул вдогонку:
— Скажи, для чего собрание?
— Забастовка!
— Забастовка! — ликуя, крикнул молодой лесоруб, входя обратно в барак. — Как и весной, забастовка!
— Тогда идем!
И они шумной толпой направились к господскому дому.
По дороге парни боролись, чтобы согреться. А стряпуха заставила мужа везти ее на санях — не распрягать же, в самом деле, лошадь! На эти сани примостился и тот парень, который из-за рваных кеньг не мог идти. Он все время соскакивал с саней и возился с товарищами, стараясь согреться. А сани в этом время уходили вперед, и надо было их догонять.
Не пошли на собрание только три человека.
«Что там будет, на собрании, повысят плату или не повысят, забастуют или не забастуют, а все равно за сделанную работу так или иначе заплатят».
Так думали эти трое и поэтому пошли, как и всегда, на свою делянку. Они были довольны собой, им казалось, что они в бесспорном выигрыше.
Лесоруб, гонец Коскинена, тоже был очень доволен собой. Он убыстрил свой бег, но от холода никуда не уйти.
Он нагибался вперед, приседал, и вся сила его уходила к рукам, и тогда он отталкивался сразу обеими руками, и лыжи несли его, куда он хотел, и скорость сама вела его, выпрямляла и снова сгибала. Он оповестил уже третий барак, после четвертого он свободен — поручение выполнено! Сейчас, наверно, и к другим баракам подходят гонцы-лыжники. Вместе с парнями из четвертого барака он пойдет на митинг. Только бы не опоздать. И знатная же будет на этот раз забастовка!