В суровом Баренцевом
Шрифт:
Многим жителям Глазго не доводилось прежде встречаться с советскими людьми, и представление о нашей стране у них складывалось в основном по дореволюционной литературе. В этом краснофлотцы не раз убеждались, знакомясь с простыми англичанами. На одной из улиц Глазго наши моряки обратили внимание на чучело медведя, установленное у книжного магазина. К лапе медведя была прикреплена большая железная кружка для пожертвований. Оказалось, что пожертвования предназначаются для нашей страны и что каждому англичанину это понятно, ведь медведь в их представлении — символ России.
Линкор и подводные лодки были приняты в срок. 30 мая на них был
Приемка эсминцев из-за плохого технического состояния кораблей сильно затянулась. Тем не менее, уже через 8–10 дней после заселения экипажей эсминцы начали выходить на ходовые испытания, которые выявили ряд новых дефектов. На «Живучем», например, обнаружилась вибрация двух турбовентиляторов и непригодность к эксплуатации парокомпрессоров. Много дефектов было и на других эсминцах. Все это увеличивало объём ремонтных работ.
Наши краснофлотцы и старшины, работая бок о бок с английскими рабочими, постоянно устанавливали с ними дружеские контакты, помогали им продуктами, делились табаком. Я не раз замечал, как рабочие, примостившись где-нибудь в сторонке, ложкой, а то и пустой консервной банкой, черпали из бачка принесенную краснофлотцами еду.
Не могли не вызвать улыбки неумелые попытки англичан свернуть цигарку из махорки. Кое-как справившись с этим делом, они после первой же затяжки начинали громко кашлять и чихать — сказывалась многолетняя привычка к слабым табакам. «Вери стронг!» [23] — восклицали они.
23
Вери стронг (англ.) — очень крепкий.
Несмотря на языковой барьер, советские моряки и английские рабочие хорошо понимали друг друга, а некоторые и подружились. Английским офицерам это не правилось, так как многие из них были из привилегированных классов. Один из командиров эсминцев владел большим парфюмерным магазином в Лондоне, другой — крупной скотоводческой фермой и Австралии.
Мы и раньше слышали, что в английском флоте существует кастовость, а теперь имели возможность убедиться в этом сами. Командные должности занимают там офицеры, относящиеся к так называемой белой кости»; все они, как правило, выходцы из богатых семей. Те же. кто происходит из менее обеспеченных слоев общества, — «черная кость» — довольствуются невысокими воинскими званиями, подолгу служат в одной должности без перспектив на повышение.
Первую категорию на «Ричмонде» представлял помощник командира корабля лейтенант Райт. Ему было около двадцати пяти лет. Родители его владели крупными фабриками, имели родовое поместье где-то в Шотландии. Подчиненные Райта — чиф–инженер младший лейтенант Лидикольт и минно–артиллерийский офицер младший лейтенант Честер, представлявшие на корабле «черную кость», принадлежали к простым людям и привилегиями не пользовались, хотя и прослужили на флоте более 20 лет. Перспектив на продвижение у них не было, и, если бы не война, они давно бы уже находились в отставке.
Постоянно общаясь с нашими старшинами и краснофлотцами, английские рабочие стремились побольше узнать о Советской стране, задавали самые разнообразные
В тот день дежурил по кораблю я. Подбегает ко мне офицер связи мистер Грим, очень чем-то взволнованный.
— Мистер Поляков, ваши матросы собрали рабочих на юте и подбивают их на забастовку, — выпалил он. — Я должен немедленно сообщить в Лондон о подстрекательстве и нарушении английских законов иностранцами, размещенными на военном корабле.
Я счел это заявление вздорным. Однако на сигнал надо было как–то реагировать. Предлагаю мистеру Гриму пройти в кают–компанию, а помощнику дежурного главстаршине Гребенцу поручаю тем временем выяснить, что произошло на самом деле.
Как только мы с офицером связи расположились для беседы за столом, перед нами появилась легкая сервировка — вестовой Иван Клименко хорошо знал привычки и вкусы мистера Грима. Когда в кают–компанию вошел Гребенец с докладом, английский офицер уже успел дважды осушить бокал с ромом. Главстаршина сообщил, что сведения мистера Грима не подтвердились. Просто двое или трое английских рабочих остановили старшего боцмана и поинтересовались условиями труда на советских судоверфях. Повторак, зная всего десяток английских слов, с помощью жестов, пытался ответить на вопросы.
Англичанин, как ни в чем не бывало, выслушал доклад, сделал удивленную мину: дескать, не понимает, почему русские обеспокоены таким пустяком. Когда Грим заговорил, язык его уже заплетался. Мы с помощником дежурного поблагодарили господина лейтенанта за «любезный» визит и проводили его до трапа. Позднее все убедились, что он просто жалкий вымогатель: за стакан рома он мог, как говорится, «продать душу черту». Не скрою, иногда мы пользовались этой его слабостью — поручали выяснить на базе причины задержки с запчастями или боеприпасами, переводить краснофлотцам описания корабельных устройств.
Наибольшая нагрузка, связанная с освоением и приемкой техники, легла на личный состав электромеханической боевой части и ее командира старшего лейтенанта–инженера Никольского. Николай Иванович после окончания Высшего военно–морского училища имени Дзержинского получил назначение на должность командира машинно–котельной группы эсминца «Сталин» Тихоокеанского флота и за год вырос до командира боевой части. Общительный, доброжелательный человек, он располагал к себе каждого, кто имел с ним дело. Большая эрудиция, добрая душа и высокая требовательность к себе и подчиненным помогли ему быстро завоевать авторитет в новом коллективе. Эти качества помогли ему расположить к себе и английского коллегу, чиф–инженера младшего лейтенанта Лидикольта, что имело немаловажное значение в той сложной обстановке, в которой проходили прием–передача корабельного оборудования.
Англичанин Лидикольт, хорошо знавший и по–настоящему любивший свою специальность, искренне радовался, видя, как быстро идет ввод в строй материальной части, и старался помогать нам чем только мог. Особое удивление вызвала у него высокая профессиональная подготовка наших матросов и старшин.
— Вы, Николас, привезли в Англию не матросов, а инженеров, — не раз высказывал он свое восхищение Никольскому.
Лидикольт, конечно, шутил, но среди англичан находились и такие, кто «на полном серьёзе» говорил о русских инженерах, переодетых в матросскую форму.