Не верь глазам своим, но, тем не менее, — жизнь продолжает преподносить нам подарки и порою — приятные. Иначе как еще воспринимать этот поэтический сборник Дмитрия Кимельфельда?
«Отчеканила осень золотые монеты…»«Что поделаешь, — зима…»«Будто нежность рвалась из рук уходящего лета…» —
фенология души, в которой каждой сестре найдется по строке.
Человек, знающий множество этих стихов как песни — на слух, в конце концов, прочтя их, найдет в знакомом и любимом нечто новое. Видеть текст перед собой — проникать глубже. Впрочем, Поэт всегда прав: «Неведомое манит нас незримо», — сказано в самой первой строке рукописной поэтической тетради Дмитрия Кимельфельда, начатой в апреле 1973 года. Со свойственным автору оптимизмом, он написал тогда на ее обложке: «Перед прочтением сжечь!». Прекрасно
понимая, что рукописи не горят.
Сборник стихов и песен «В те времена» сам зажигает нас изнутри огнем таинственным и страстным:
«Пламени языки в меня жадные очи вонзали,И как трагик на «бис», я всю ночь умирал в душном зале…»
Не принаряженные обаянием исполнителя и музыкальным сопровождением, вновь открытые строки говорят сами за себя, как бы становятся еще одним поэтическим документом эпохи поколения, заполнявшего в 70-80-е лесистые склоны холмов на песенных слетах, концертные залы, студенческие аудитории… А одна фамилия Кимельфельд всей своей многогранностью олицетворяла, да и олицетворяет, своеобразный код доверительности для людей, в чем-то правых, в чем-то не правых, но только не заидеологизированных до безобразия. Господи, как это было интимно и неистребимо — жить, как петь:
«От смешного до великого,от великого — к смешному…»
Мы меняемся, катастрофически резко переоцениваем ценности и не очень-то радуемся подытоженному. Но вот они — стихи, вчитайтесь. Оказывается, не все так скверно. Можно еще обхохотаться. И любить, и быть любимым…
Спасибо поэту, который для нас «больше, чем поэт».
В. Семенов
Земляничные поляны
Отчеканила осень золотые монеты,Со своими долгами расплатилась сполна.Как же мне расплатиться за себя и за лето?Земляничным полянам лишь известна цена.Дождь бросает монеты, он играет в чёт-нечет,И ему безразлично, кто здесь трезв, а кто пьян.Дождь играет ва-банк — он чертовски беспечен,А я вечный должник земляничных полян.Из янтарной смолы ветер вырезал клёны,А потом всё разбил, словно старый буян,И застыл, пустотой, как огнём, ослеплённый –Он ведь тоже должник земляничных полян.Золотой лихорадкой осень нас лихорадит,Под дожди выгоняет нас из тёплых квартир.Все мы что-то должны, кто — неправде, кто — правде,Все мы что-то должны потерять и найти…
1973 г.
«Трудно быть богом»
Б.Окуджаве
Слезе из глаз Мадонны не скатиться.Но я стою, молчание храня.Мне нужно на кого-нибудь молиться, —И чтоб молился кто-то на меня.Мне не нужны иконы расписныеИ рамок золотых минорный тон:Ведь с них глядят Мадонны неземные,А я молюсь лишь на земных Мадонн.Но может быть, когда в вечерних теняхПогаснет день земной, у алтаряСтоит моя Мадонна на коленяхПеред портретом, на котором — яМы все здесь боги — гневны или кротки,В нас кто-то верит, нашу помощь ждет…А мы шагаем будничной походкой.И кто-то скажет: «Это бог идет!»Но нам трудней: мы знаем боль и радость,Безумие сентябрьских ночей,И женских рук доверчивую слабость,И желтый траур восковых свечей.Мы знаем и падения, и взлеты,Живем мы, ненавидя и любя…Как трудно мне быть богом для кого-то!Еще трудней быть богом для себя
1973 г.
Тишина
Эта тишина неспроста, неспроста,Мне твои глаза не простят, не простят…Только почему же тогда в тишинеТы
пришла ко мне?Это не любовь, не любовь, не любовь,Это ничего, ничего, ничего,Только почему же тогда каждый разВечер сводит нас?Прозвенят часы — вот беда, вот беда!Значит, никогда, никогда, никогда…Только почему в твоём голосе дрожь:«Ты ещё придёшь?»Это всё слова, всё слова, всё слова,Счастья далеки острова, острова…Только почему же так близко зрачки,Словно островки?Эта тишина неспроста, неспроста,В сердце пустота, пустота, пустота.Счастье заблудилось в недосланных снах…Кончилась весна.Песню провода допоют, допоют.Я ищу любовь не твою, не твою…Только почему же так губы щедры?..Может, до поры…
Попытка к бегству
Отсыпались дожди после майских забот.Им приснились каштанов горящие свечи.В эту ночь я сбежал. Просто оросил за бортИ себя, и судьбу, и разлуки, и встречи.Будни, как кандалы, песней я перегрыз,Проморгали меня неудач часовые.И зелёный прибой устремив ярость брызг,Так ни с чем из погони вернулся впервые.Шелест волн надо мною кружил, невесом,Но смятенье комком подступило внезапно,И из пены морской на горячий песокВышла ты, как выходят рассветы — из завтра.А потом — тишина. А потом ураганПодхватил нас двоих, безудержно неистов…А потом будто небо упало к ногамИ прибой прокричал свою тысячу истин.Улыбалась девчонка, устало дыша,И к горячим щекам прижимала ладони.А на гребне волны шёл корабль не спеша.И я понял, что это вернулась погоня.Здесь у самого моря сосны небо метут,Здесь расплавлено время в песке золотистом.Здесь по лунным дорожкам бригантины плывут…Здесь не слышал никто, как ударил тот выстрел.Не уйти мне теперь, никуда не уйти.Лишь остался мечты неоплаченный вексель…Время может в журнал судовой занести:«Он убит в эту ночь при попытке к бегству».
1973 г.
Жираф
Полусонные пальцы по клавишам мелко стучат…Одинокий жираф где-то бродит у озера Чад…А у нас за окошком подачки клюют воробьи.И печальны немножко прекрасные очи твои.Наши шапки и шубы смиренно висят на гвоздяхНаша память бушует, безмолвно скорбя о друзьях.В балаганчике утро, трамваи снуют, как скворцы…А бездомная память не сводит с концами концы.Все понятно: весна. Не хватает железа в крови.И поэтому хочется плакать и петь от любви.И поэтому хочется руки твои целовать,И забытыми полусловами тебя называтьПрестарелый приемник от скрипов эфира осип.В этот стынущий вечер, о, Господи, душу спаси!И, за Тайной Вечерей открыв беспощадную даль,Мне с любимой моею вовеки расстаться не дай!
1978 г.
Романс
Зачем, зачем с восторгом и блаженствомЯ Ваше имя тихо повторял?Мир до него зиял несовершенством,Но с ним — своё увечье потерял.Я Ваше имя пробовал устами,Оберегал от зноя и от пург.Оно витало ночью над мостамиИ как звезда, слепило Петербург.Чем были мне его четыре звука —Я никому на свете не скажу!Мне, видит Бог, расстаться с ними — мука,Но я и мукой этой дорожу!
