В те времена

Кимельфельд Дмитрий Исаакович

1973 г.

Мадам

Разговор по телефону в начале века

— Мадам, моя душа — как темное ущелье, Я позвонил, чтоб попросить у Вас прощенья, И если я не говорю сейчас Вам «здрасьте», — То потому лишь, что сгораю весь от страсти! Сегодня утром, повстречав Вас в вернисаже, Я видел сердце Ваше бьющимся в корсаже… Вы улыбались с нежной бледностью в лице, Меня сразив, как насекомое цеце. Чтоб залечить немного страшное увечье, Мадам, молю, не откажите мне во встрече! Пусть не покажется нескромным Вам, ма-шер — Мою судьбу Вы осветили, как торшер. Я повторять готов знакомым неустанно: Вас не хватает на полотнах Левитана. И если б граф Толстой не был вегетарьянцем — Он насладился б Ваших плеч тончайшим глянцем!.. Когда стояли Вы, опершись о колонну — Вы мне напомнили Брокгауза с Эфроном И я клянусь — для Вас, Тургеневу назло — Пустил по ветру бы Дворянское гнездо! Без Вас я пуст, как ужасающая бездна, Хоть многих дам любил — и даже безвозмездно! Они шептали обо мне не без причин: «Мир не видал еще вовек таких мужчин!..» — Я настоятельно прошу Вас быть потише: А то мой муж вдруг все за покером услышит! И хотя я еще ни в чем не виновата, — Меня убьет он, как Тагор Рабиндраната! Само собой, мне Ваша речь не безразлична, Но все должно, конечно, выглядеть прилично… А темперамент Ваш как смерч в меня влетел — И раздирает душу вместе с декольте! Отбросьте же свои замашки солдафона — Я не могу всю ночь торчать у телефона. Повесьте трубку, дайте станции отбой, — А то не знаю, что я сделаю с собой! — Мадам, меня качает, словно на качелях!.. Достойны Ваши перси кисти Боттичелли! И если я усну сегодня — мне приснится Ваш антураж по оба края поясницы! Должны Вы чувствовать: любовь моя — не поза, Ее не выразить смычками Берлиоза! Признаюсь Вам: уже я мысленно раздет, — Так назначайте же скорей, когда и где?!! А если Ваш отказ, глухой и негуманный, Меня убьет, как паровоз зарезал Анну — Я буду пить «Абрау-Дюрсо» три дня подряд И

Третьяковку подожгу, как Герострат!  — Должна признаться Вам — Вы так нетерпеливы, Что вызываете в душе моей приливы… Но я не склонна к безнадежным авантюрам, Хоть и имею безупречную фигуру! Конечно, муж меня не ценит и — о, Боже! — Не посещал давно супружеское ложе… Но! Я всецело неприступна и строга, И не позволю на него надеть рога! Я заклинаю Вас от имени прогресса: Не поступайте же со мною, как агрессор, А то боюсь, что я не выдержу атак И распущу корсет, как крепость — белый флаг! — О, наконец, мадам! Нельзя терять мгновенья! Я отыщу местечко для грехопаденья: Поедем за город в моем автомобиле, Где припаду я к Вам, как царь Самсон к Далиле! Мое авто придет за Вами, с черным верхом. Мы разразимся в нем любовным фейерверком, Затем мой торс и Ваш божественнейший стан Соединим, как пролетарии всех стран!.. Кладу я трубку, но прощаться нету мочи: Я трепещу весь в предвкушенье этой ночи! Сорвите ж с губ своих, мадам, «о ревуар!» — И не забудьте про прозрачный пеньюар!..

Гибель «Титаника»

Можно биться об заклад — Было б только, чем бы — Страсть приносит результат Жуткий и плачевный. Что ж, настройтесь на волну, Дамы и девицы: Мы расскажем вам одну Притчу во языцех. На лайнере круизном К Бермудским островам Ещё до социализма Плыла одна вдова. Она скучала вяло, Ей опостылел Рим, И с палубы плевала В течение Гольфстрим. Но судьба на этот раз Ей снесла гостинец: На вдову поставил глаз Стройный аргентинец. И когда косила ночь На Саргассах травы, Он вдове решил помочь Сбросить давний траур. Вдова уже два года Носила свой обет, И южная природа Рвала её корсет, Когда, горя от страсти, Он тронул шеншеля — То чуть в акульи Пасти не прыгнул с корабля. Поздно понял он, увы, В маленькой каютке, Что с любовью у вдовы Очень плохи шутки… Не пришлось смеяться б нам, Всё б осталось в тайне, Но их любовь напополам Развалила лайнер. Потом в их желтой прессе Писали целый год, Что в айсберг в этом рейсе Вонзился пароход… Так в каждой из оказий, Сейчас и в старину Мы все на бедный айсберг Спешим свалить вину. На их защиту станем Мы дружеским плечом: В том, что погиб «Титаник», Айсберги ни при чем! Но тщательно проверьте, Срывая в страсти плед, Что вы, пардон, на тверди, А не на корабле!

1981 г.

Черниговский водевиль

В городе Чернигове колокола гудят, Улицы заполнила громада. Строем выходя на губернаторский парад, Шествует пожарная команда: Впереди оркестра — бывший гренадёр — Едет брандмайор, едет брандмайор. Чёрные усища, тёмно-пегий конь… Подливайте, бабоньки, маслица в огонь! Ну, как тут не сойти с ума, пожалуй? Мужчина — загляденье, ну просто блеск и шик! В Черниговской губернии не сыщется пожара, Которого б не смог он потушить. Вдруг из-за поворота вышла Дунечка в чепце, Окинула пожарных нежным взором. Две розовые ямочки на Дунином лице Тотчас же погубили брандмайора! Впереди оркестра бывший гренадёр… Дрогнул брандмайор, вздрогнул брандмайор. Черные усища, тёмно-пегий конь… Ой, не надо, бабоньки, маслица в огонь! Как будто шмель красавца в сердце жалит, Как будто рвутся струны раненой души… Не улыбайтесь, господа, ему не до пожара, — Он свой теперь не может потушить!.. Лентами в Чернигове каждый дом увит, Шепчется испуганно громада: Вслед за брандмайором поразил огонь любви Лучшую пожарную команду. Посреди семейства — бывший гренадёр — Строгий брандмайор, стройный брандмайор. Дуню обнимает крепкая ладонь — Вот что значит — вовремя маслица в огонь… Как Дуня хороша в вишнёвой шали!.. Есть у неё забота — распашонки шить… В Черниговской губернии свирепствуют пожары. Никто теперь не будет их тушить…

Песня В.И.Чапаева об Анке-пудеметчице и бое с фон-каппелевцами

Я, значится, усы свои подкручивал, — Как вдруг влетает Петька, мой денщик: «Ползет, — грит, — на нас фон Каппель тучею!», А я ему так прямо: «Не пищи! Пущай бойцы натягують подштанники, Пущай ослобоняють попаддю, Коням нехай овса дають и пряники, А я пойду Фурмана разбудю.» Шрапнелею рванула артиллерия, Ряды их раскромсали, как могли. Гляжу, — ложатся наземь гады-белые… Ну, тут и мы с Анютой залегли. У них на флагах тот, что с трансформатора — Ну, череп-кости — прямо дрожь берёть! Орлы их кроють бомбами и матами, А ескадрон пока в засаде ждёть. Идут красиво — кителя с иголочки. Барон их даже ванну принимал. А тута вши совсем заели, сволочи, — Хоть я ведь тоже — красный генерал! Шмаляють хлопцы, словно одурелые, Сбивають офицеров, как кегли… Гляжу, — ложатся наземь гады-белые… Ну, тут и мы с Анютой залегли. Когда подперла к горлу ситуация, Я Анку посадил за пулемет: «Не дрейфь, — грю, — у нас емансипация!» — А сам жму огородами — в обход. Надел я бурку черную верблюжую И как орел помчался к белякам. Кобыла моя плакала сконфуженно, — Как после боя пёрли на руках! Эх, выпили мы бочечку победную, И спели песни под Бюль-бюль оглы!.. Лежат в степях, чернеют гады-белые… Ну, тут и мы с Анютой залегли.

1974 г.

Песня Анки-пулеметчицы про Василия Ивановича

Закучерявились мои годочки, Срубили мою молодость с плеча… Взглянуть теперь хотя б одним глазочком На Петьку, на Василь Иваныча… Таперь геройский вид не по карману, Таперь усе пропиской дорожат! Здоровый был мужик Василь Иваныч, А главное-то — все соображал… Бывало, подойдет и скажет: «Нюта! — а сапоги блестять, как унитаз, — Пойдем со мною в рожь на две минуты!» — «Нет, — говорю, — Ивасик, не сейчас!» Таперь девчонки расцветають рано, Таперь их у школах учат, как рожать… Здоровый был мужик Василь Иваныч, А главное-то — все соображал… Меня намедни в пионерки брали, На митинге присутствовал народ… Такие морды были у ентим зале, — Что я жалела: где мой пулемет!.. Таперь по блату можно петь сопраном И совесть прятать в личных гаражах… Здоровый был мужик Василь Иваныч, А главное-то — все соображал…

Ностальгия

Ох вы, братцы дорогие, Мучит душу ностальгия, Жжет меня, стирает в пыль и порошок! Что за странная эпоха: Слева плохо, справа плохо, А ведь где-то же должно быть хорошо! Я вонзаю глаз бессонный Как пращу Я кручу свой «Панасоник» И ропщу: Охмуряют беспардонно Голоса, Обещают за кордоном Чудеса. Там в Канаде ли, в Кувейте Говорят: «Пейте — ешьте, ешьте — пейте Все подряд!» Я вздыхаю втихомолку, Я, ребята, не пойму: То ли мне купить ермолку, То ль повязывать чалму? Припев: А ты твердишь: «Не горячись, мой свет, Там хорошо. Где нас с тобою нет!» Мысли в черепной коробке На волнах живут коротких: Что ни ночь — прочнее чуждый корешок. Отовсюду жду подвоха: Слева плохо, справа плохо, А ведь где-то же должно быть хорошо?! Может мне в Париж отчалить, Воду слив? Буду плоть свою печалить, Как халиф. У французов это дело, Говорят, Начинают дети смело — С октябрят. Кто мои сомненья скрасит? Свет не мил! Ведь Тургенев, русский классик, Там загнил! Я ж такой, я ж парень с перцем — От тоски возьму — помру! Неспроста оттуда Герцен Звал Россию к топору! Припев. Ох, они дождутся, гады — Стану жертвой пропаганды, Пропаду в их мутных дебрях ни за шо. Ты не плачь, душа-дуреха. Ну, слева плохо, ну, справа плохо… А ведь где-то же должно быть хорошо! Все. Пойду в профком сдаваться: Пусть засунут мне свечу! Вы меня простите, братцы, Я вам взносы заплачу! В коллектив назад примите — Хоть в кашне, хоть нагишом… Мы в цеху устроим митинг — Погуляем хорошо! Припев.

1983 г.

Оптимист и пессимист

Оптимист и пессимист — Два больших философа Как-то выпить собрались И покушать досыта. Возмущался пессимист, Балычок

смакуя вяло: «В жизни радости так мало, А дерьма — хоть завались!» Тыча вилочкой в салат, Сообщал он по секрету: «Правды не было и нету. И не будет, говорят.» Припев: А оптимист нисколечко О том не горевал, Рябиновой настоечки Соседу подливал. И утирая бороду Краюхою ржаною Кричал он: «Мы ведь молоды! Плевать на остальное! На остальное, в сущности, плевать!..» Пессимист ругал харчи, Цены и соления… «Почему, — кричал, — молчит Наше население?! Экономика в беде, Мало сеем, плохо косим. А какой мы вред наносим Окружающей среде! Обошел на сотни лет Всех нас Запад худосочный… А отсталость оттого, что В наших бабах сексу нет!» Припев. Пессимист, разинув пасть, Позабыл про бдительность: Вспоминал про нашу власть Плюс производительность… Крыл работников шприца, Театры, стройки, службу быта, говорил, что честь забыта Ради красного словца… Но, приняв еще одну, В оливье рукою слазил — И запел, как Стенька Разин Утопил свою княжну… Припев. Время к полночи ползло Легкою походочкой… Тут ведь надо — как назло Вся и вышла водочка. Оптимист тут поднял шум, Лил остатки из канистры: «Все! Подамся в пессимисты И такое совершу!.. Я устрою вам Китай! С топором пойду по избам… Нам с родимым организмом Хоть умри, а выпить дай!». Припев: А пессимист нисколечко О том не горевал, Посапывал на коечке, С икотой воевал… Такой у нас народишко, Что бог с ней, со страною: Была бы только водочка — Плевать на остальное! На остальное, в сущности, плевать

1983 г.

Летающие тарелки

Взяв трояк для опохмелки, Направляюсь прямо в док. Вдруг — садятся две тарелки У пивбочки, в холодок. Вышли трое — морды прямо из штанов, Говорят: «Давай желанье, Иванов! Тут у нас, — они горланят, — Есть чудесный тарантас. Три заветные желанья Может выполнить на раз». «А не врёте, разгильдяи, Не заест?!» «Не боись, всё будет ляля, Вот те крест!» Состоял я в комсомоле, Дул в армейке не трубе, Мне ведь совесть не позволит Думать только о себе! Пусть жена в больнице лечит свой мастит — Мне история ошибки не простит! Вместе с мыслями собрался И пришельцам нос умыл. Говорю: «Хочу я, братцы, Чтоб явился «Миру — мир!» Врежьте Рональду — коросте Аперкот, — Пусть подавится от злости, Сукин кот!» Я стою, чешу в затылке, Жду обещанных чудес… Появляется бутылка С этикеткою «Херес». Я, конечно, возмутился — мол, обман! А они мне говорят: «Стыдись, Иван! Тут не техника капризна, Тут в желании пробел, Видно, больше пацифизму Ты, тля, хересу хотел!» «Правда ваша — Сильно мучил перекир… А теперь пускай шабашит «Миру — мир!» Ящик лязгнул чёрной пастью В межпланетном кураже — Из него вылазит Настя В абсолютном неглиже: «За своё, — кричит, — берёшься, Рыжий хлыщ! А ещё перед тарелками Срамишь!» Вот так колики прогресса! Роковая параллель: Я всегда после хереса Вспоминаю про бабель… А пришельцы усмехнулись и твердят: «Все. Последнее желанье. Думай, гад!» Я решил: себе дороже Социальные шиши. Надо мне без выпендрёжа Дуть желанье от души. .. А душа моя, как примет грамм семьсот, Достигает фантастических высот! Заявляю организмам: «Раз осталась одна треть, Я решил родной Отчизны Завтра светлое узреть!» В кулаке собрал всю волю И зажмурился до слёз: «Если можно — то без боли, Если нет — давай наркоз!» Щупальцой меня за кишки Захватил их главный босс И без всякой передышки Мордой хрясть — в анабиоз. Сколько так лежал, не знаю, Мордой вниз. …Просыпаюсь — мать честная! Коммунизм! Вроде всё как будто то же: Ну, портреты там, ура… Но глаза у молодёжи Явно налиты с утра. Что ж, сбылась мечта, едрёна вошь: По потребности, мол, каждому нальёшь! Там с откормленною пачкой Докторов наук — мильён. Все, прикованные к тачкам, Прут в посудный павильон. Значит, стёрли они разницу, пардон, Меж физическим и умственным трудом! Я в продмаг без остановки — Всё ж бесплатно, всё за так! Вынес дюжину «Перцовки», Взял, открыл, а там — первак! Мне скулу от удовольствия свело: Породнились, значит, город и село! Вдруг кошмар меня тревожит: Что потомки зарвались И в припадке уничтожат Основной антагонизм! Забегаю я в парилку — Ужас несколько ослаб: Всё в порядке, жив, курилка! Есть отличие от баб! Постовые носят пейсы И картавят от души: Удалось вопрос еврейский Положительно решить. За заслуги в деле шахмат И страдальческий венец В центр звезды кремлёвской вжахнут Их обрезанный конец. Просмотрел программу «Время» — И от сердца отлегло: Вижу, гегемона семя Победило, где могло. Вся Земля — ну, что семейный твой альбом: Кто за молот ухватился, кто с серпом. Чтоб китайцы не жирели, С ними там разобрались: На Луне в оранжереях Три мильярда сеют рис. А монголы, чтоб овец своих пасти, Коммунизм решили тоже пропустить. Под водой живут японцы — Разонравилась земля, И теперь — для общей пользы — Ловят их на мотыля. Там, с дельфинами натешившись вовсю, Лишь на нерест возвращаются в Хонсю. Что касается до Штатов — Никаких тебе проблем: В Штатах все теперь мулаты, И столица их — Гарлем. Даже статую Свободы, говорят, Перекрасили под чистый шоколад. …Я узнал путём окольным, Что на всей Земле прогресс. Только в Польше беспокойно — Снова сахару в обрез. Как и было в предыдущие разы, Воду мутят падлы — ихние ксендзы. Окрыленная идеей, Французня в конце концов Превратила все бордели В агитпункты для бабцов. Если нет своей квартиры — В агитпункт! И агитируй! Словом, я протёр гляделки И пришельца двинул в бок: «Все. Сажай меня в тарелку И вези обратно в док! Как меня порядок будущий потряс — Пусть узнает весь родной рабочий класс!» …Так живи, земля родная. Множь красу свою и новь! Не напрасно мы страдаем И чернилом портим кровь! Чтоб яснели горизонт и окоём — Покуём ещё, ребята, покуём!

1981 г.

Красавец

Ну, в том, что я — красавец, уже сомнений нет: Я затмеваю всех, кто дышит возле. Один известный скульптор ваял с меня портрет В роденовской (весьма нескромной) позе. Размноженные в гипсе достоинства мои На слабый пол эффект производили Такой, что парикмахерши, забывшись от любви, Своим клиентам даже спины брили. Любовь меня настигла весеннею порой: В картинной галерее встретив Зосю, Я понял: вдохновленный груди ее игрой Писал «Девятый вал» сам Айвазовский. Когда определился ее потенциал, — На танцах, после праздничной получки, — Я ощутил волнение, которого не знал Балакирев со всей «Могучей кучкой»! Два дня я был в ударе и сторонился дел, От зосиной фигуры холодея. И зов далеких предков в груди ее гудел, Как амперметр у Майкла Фарадея. Я ринулся в атаку и завязал бои На самых близких подступах к интиму. Но Зося обуздала достоинства мои, Как комсомол Нурекскую плотину! Зачем же нас морочат и в театре, и в кино, Что женщина у нас венец природы?! Изобразить их чувства искусству не дано, Хотя оно принадлежит народу! Ее моральный облик настолько огрубел Под веяньем дремучего инстинкта, Что через две недели сбежал я по трубе, Как местные евреи в Палестину. Их страшному коварству нет края и конца! И мне, клянусь, товарищи и друга, Понятны эти греки, которые в сердцах Своей Венере обломали руки!

Эх, Запад!.

Вот по-французски женщина — «бабьё». Звучит и одевается красиво… А кухня, а манеры, а белье — ё!.. Опять же, в результате — перспектива! Припев: Эх, Запад! Не пот, а запах! Не женщины, а сказки братьев Гримм! «Мартини», бикини-мини И наслажденье вечное, как Рим… А что у наших? Где глянешь — там дефект, А во-вторых — село, провинциалки: Чуть-чуть повыше юбок интеллект… Ну где ж тут справедливость, елки-палки?! Припев. У ихних мужиков — ситроен-бенц, А брюки, а рубашка типа батон! Се ля ви, как сказал их Джоуль-Ленц… И я сказал бы — мне б его зарплату! Припев. А по секрету — так они ж не пьют: Сидят весь вечер, дудлят полстакана! Ну, правда, закусоны там дают — Кальмары, жабы — прямо с океана!.. Припев. Вот я и предлагаю: нас — туда, Чтоб злачные места их загрузили, А их — сюда! В объятья наших дам, — На страх всей мировой буржуазии! Припев. Ты шницель жрешь… А у меня жена Ушла намедни к негру-эфиёпу!.. Душа горит!.. Дай рубль, старина! Ну, три копейки — на стакан с сиропом!.. Припев.