В тени богов. Императоры в мировой истории

Ливен Доминик

Аль-Мамун в любом случае выделялся бы своими просвещенными интересами на фоне остальных Аббасидов, но поистине неординарным его сделали три решения, которые он принял как халиф после победы в гражданской войне. Первым из них стало назначение наследника, не принадлежащего к династии Аббасидов: его избранник Али ибн Муса был не только видным Алидом, но и человеком, которого большинство шиитов считало истинным халифом и имамом. Хотя Али был весьма уважаемым богословом, который никогда открыто не противостоял Аббасидам, многие его ближайшие товарищи сыграли ключевые роли в восстаниях против них. После смерти Али ибн Мусы халиф постарался наладить отношения с Аббасидами, но всю жизнь он делал все возможное, чтобы заключить союз с Алидами и обеспечить зятю пророка Мухаммеда особый статус в ряду всех остальных халифов. На смертном одре аль-Мамун назвал своим наследником Аббасида, но его выбор и на этот раз шел вразрез с традицией.

Большинство халифов всеми силами старались обеспечить передачу власти своим сыновьям. Сын аль-Мамуна Аббас

был опытным и успешным полководцем и командовал армией. Тем не менее наследником аль-Мамун назвал своего единокровного брата аль-Мутасима. Но это решение объяснялось желанием аль-Мамуна закрепить примат халифа в определении исламской доктрины и попыткой принудить всех видных богословов (улемов) к публичному признанию этого примата, что, пожалуй, сильнее всего шокировало его подданных.

Нам точно неизвестны мотивы аль-Мамуна. Возможно даже, что он выбрал наследником аль-Мутасима исключительно потому, что в последние часы рядом с ним был именно брат, который воспользовался этим, чтобы повлиять на порядок престолонаследия. Большинство историков, однако, полагает, что аль-Мамун принял свои три решения из страха, что влияние императора-халифа стремительно снижается, в связи с чем он должен его восстановить – даже если для этого придется пойти на отчаянные меры.

Ведущий специалист по эпохе аль-Мутасима пишет, что аль-Мамун “все лучше понимал… реальную проблему халифата, который лишился своего изначального религиозно-политического значения, присущего ему в момент возникновения при непосредственных преемниках Пророка, и постепенно терял поддержку широких масс”. Хаос, посеянный гражданской войной между Аббасидами и последующим убийством Мухаммада аль-Амина, грозил лишь сильнее подорвать уважение к династии. Аль-Мамун впитал не только персидскую монархическую традицию, но и греческую, эллинистическую и персидскую традиции политической философии, которые подчеркивали невежественность масс и их острую потребность в сильной руке во избежание несправедливости и хаоса. Для него призыв к возвращению к более эгалитарному и анархическому миру пророка Мухаммеда был немыслим. Заключение союза с Алидами и принятие экзальтированной шиитской версии халифата, напротив, сулило гораздо больше. Когда же напоследок Аль-Мамун выбрал в качестве наследника брата, а не сына, то вероятно считал, что необходимо пожертвовать личными чувствами ради блага халифата как института. Его брат был более опытным полководцем, который, скорее всего, имел более сильный характер и более мощную армию. Он пользовался поддержкой Аббасидов, а потому наверняка и багдадских элит. Если бы аль-Мамун сделал выбор в пользу собственного сына, это вполне могло привести ко второй гражданской войне, которая, возможно, уничтожила бы и династию, и империю²⁵.

Подобной логикой аль-Мамун, вероятно, руководствовался в своей религиозной политике. До него аббасидские монархи сотрудничали с богословами и предоставляли им все больше свободы при разработке согласованной трактовки исламской доктрины. На заре эпохи Аббасидов халиф аль-Мансур отклонил призыв одного из видных сановников, Ибн аль-Му-каффы, который настоятельно советовал монарху взять в свои руки унификацию и кодификацию исламского права. За 80 лет, которые прошли с отказа аль-Мансура до решения аль-Мамуна восстановить власть халифата в религиозной сфере, исламское общество и исламская теология окрепли. Одним из признаков этого было то, что если в достоверных версиях хадисов, то есть суждений пророка Мухаммеда и его сподвижников, порой встречались отсылки к решениям халифов из династии Омейядов, то отсылок к решениям аббасидских халифов в них не встречалось никогда²⁶.

Трое из четырех великих основателей главных школ исламского права уже умерли к тому моменту, когда аль-Мамун взошел на престол. Четвертый, ибн Ханбаль, был самым знаменитым оппонентом политики альМамуна. Ибн Ханбаль был “буквалистом”, или, выражаясь современным языком, фундаменталистом. Для него вся истина заключалась в Коране и хадисах, и эта истина была самоочевидной. В трактовке ибн Ханбаля не было места ни для осуществляемой аль-Мамуном поддержки философии и логики как вспомогательных дисциплин для поиска религиозной истины, ни для притязаний халифа на последнее слово в вопросах исламской доктрины. За свои воззрения ибн Ханбаль был приговорен к тюремному заключению и бичеванию, но жители Багдада были на его стороне и на стороне буквализма. У них тоже не было времени на греческую философию. В конце концов внук аль-Мутасима, халиф аль-Мутаваккиль, прекратил поддержку философии (то есть мутазилитов) и (косвенно) отказался от притязаний на обладание последним словом при формировании исламской доктрины. Аль-Мутаваккиль справедливо полагал, что подавляющее большинство его подданных более не поддерживает эти притязания, а следовательно, они лишь сильнее подрывают легитимность халифата.

В этой уступке нашли отражение не только реалии халифата в середине IX века, но и более общие истины о взаимодействии императора с элитами, институтами и массовыми религиозными верованиями. В первом исламском веке, пока доктрины еще не были кодифицированы и пока не появились глубоко укорененные институты, халиф не просто мог, но порой и вынужден был активно играть роль религиозного лидера. Впрочем, как только религия пустила корни, император на свою беду бросил вызов ее доктринам

и духовенству²⁷.

К 850-м годам аль-Мутаваккиль столкнулся с более насущными и губительными последствиями правления аль-Мамуна и аль-Мутасима. Одним из результатов гражданской войны 811–813 годов стало уничтожение абна – армии, на которую опиралась власть ранних Аббасидов. Аль-Мамун и – даже в большей степени – аль-Мутасим заменили ее войском из тюркских рабов и наемников. Вооруженные составными луками и имеющие навыки степных конников, эти тюрки были грозными воинами. Теоретически они также были более надежны в политическом отношении, поскольку не имели связи ни с какими группами в обществе и правительстве. Тюркские солдаты были верны своему военачальнику, по крайней мере пока он вознаграждал их.

Аль-Мутасим был блестящим полководцем, и аль-Мамун в последние годы своего правления тоже уделял немало внимания военным походам против византийцев и укреплению репутации халифата как воинства ислама. Однако к моменту воцарения аль-Мутаваккиля в верности тюрков халифу, а не собственным военачальникам, начали появляться вполне обоснованные сомнения. Аль-Мутаваккиль не был халифом-воином. И он, и его визирь при этом прекрасно понимали, что попали в опасную зависимость от своих тюркских солдат и полководцев. К несчастью, их попытки выбраться из этой зависимости переплелись с конфликтом между халифом и его наследником. Переворот 861 года, в ходе которого тюркская стража убила халифа и посадила наследника на трон, привел к целому десятилетию политического хаоса, в результате чего халифат потерял контроль над большинством своих провинций.

С 861 года династия Аббасидов вступила в долгий период упадка. В общих чертах он шел по сценарию, который многократно повторялся в истории императорских монархий. Чрезмерная концентрация власти при дворе и среди императорских приближенных сделала режим весьма уязвимым для интриг придворной политики. Главной причиной конфликтов становились вопросы престолонаследия. В большинстве империй при ослаблении центральной власти региональные элиты и военачальники шли своей дорогой и порой признавали теоретическое верховенство далекого императора, но обычно отказывались делиться с ним местными доходами. Багдад еще много веков оставался великим культурным и торговым центром. Бывали и моменты, когда Аббасиды на время возвращали себе власть, хотя контроль над территориями за пределами Ирака после 861 года династия утратила навсегда. В более долгосрочной перспективе даже в Ираке Аббасиды стали скорее царями-жрецами почти в японском понимании и обеспечивали легитимность династиям военных диктаторов, в руках которых была сосредоточена реальная власть. После падения Багдада и убийства халифа аль-Мустасима монголами в 1258 году в Каире продолжила существовать бледная копия державы Аббасидов, называемая Мамлюкским султанатом. Мамлюки, неблагородные выходцы из среды воинов-рабов тюркского происхождения, называли себя защитниками халифата, чтобы получить дополнительную легитимность на международной арене. Когда в 1517 году Османы захватили сначала священные города, а затем и Каир, необходимость в этом прикрытии для мамлюков отпала, и они присвоили себе титул халифа. Последний аббасидский халиф Мухаммад аль-Мутаваккиль III передал Османам не только свой титул, но и меч и мантию пророка Мухаммеда, которые по сей день хранятся во дворце-музее Топкапы в Стамбуле. В обмен на это он получил содержание, жизнь в почетной отставке в Стамбуле и даже разрешение провести свои последние годы в родном Каире²⁸.

Глава X

Карл V и Филипп II: первые всемирные императоры

Империи возникали и исчезали на большей части территории Евразии на протяжении тысячи лет до 1500 года нашей эры. Западная Европа, сердце католицизма, была исключением. Империя Карла Великого, созданная к концу VIII века, пала после смерти его сына. Не считая этого краткого, хотя и значимого каролингского эпизода, в католической Европе не существовало ни одной настоящей империи с падения Западной Римской империи в 476 году до воцарения Карла V в начале XVI века. Одной из ключевых причин этого была география. Со времен Монтескье ученые противопоставляли бескрайнюю равнину на севере Китая протяженному западноевропейскому побережью со множеством полуостровов и островов, утверждая, что европейский ландшафт способствовал возникновению многих независимых государств, а не единой империи. В сравнении с огромной Азией Европа кажется довольно маленьким уголком. С этим связан, возможно, более важный факт, что Западная Европа в контексте Евразии – это регион, наиболее отдаленный от места обитания воинственных степных кочевников, которые основали множество величайших евразийских империй. Китай, Ближний Восток и даже Северная Индия не просто находились ближе к кочевникам, но и представляли собой гораздо более богатую и привлекательную добычу. Созданию империй в Европе не способствовала и характерная для католицизма политика. Например, в Китае политическое и духовное лидерство было сосредоточено в руках одного человека – императора. Но в Европе эти роли разделяли между собой папа римский и император Священной Римской империи. В XI–XIV веках Европу раскалывала борьба за влияние между папой и императором. Поскольку и императорская, и папская монархии были выборными, им было еще сложнее устанавливать свое господство среди европейских элит и формировать имперскую государственность в Западной Европе¹.