В тени богов. Императоры в мировой истории

Ливен Доминик

По прихоти императора специальные конные курьеры доставляли его возлюбленной свежие личи из самого далекого юго-восточного уголка империи, что представляется вполне безобидным. Гораздо серьезнее было вмешательство Ян Юйхуань в систему покровительства и назначение на должности. В такой ситуации необходим был надежный и опытный наследник, который взял бы на себя основную нагрузку по управлению государством, но в Китае такое случалось редко. Правила престолонаследования были слишком зыбкими, в назначение наследников вмешивалась политика гарема и соперничество, а наследные принцы часто не пользовались доверием отцов. “Друзья” и клиенты императора неизбежно делали все возможное, чтобы он цеплялся за рычаги власти и распределения благ. Возможно также, что конфуцианский идеал сыновней почтительности не давал сыновьям продуктивно пользоваться властью, пока на троне был их отец.

Отстранение Сюань-цзуна привело к тому, что в последние годы его правления обострилась

борьба между фракциями. Если бы из-за этого правительство лишь на время потеряло фокус и эффективность, катастрофы не случилось бы. К несчастью, противоборство придворных фракций ослабило контроль монархии над военачальниками, что в 755 году привело к мятежу под руководством самого уважаемого из полководцев – Ань Лушаня. Развитие событий шло по траектории, знакомой любому историку, который занимается изучением империй. По военной логике, чтобы защитить далекие границы и отправить глубоко в степи кавалерию, необходимо было сформировать профессиональную армию с крупными отрядами всадников некитайского происхождения. Полководцев, действующих на таком удалении от столицы, приходилось наделять огромной автономией. В первой половине VIII века армия Тан эволюционировала в этом направлении и стала весьма эффективной с военной точки зрения. Самое высокое положение среди танских генералов к середине века занял победоносный Ань Лушань, имевший смешанное тюркское и согдийское происхождение.

В 740-750-х годах Ань Лушаню было позволено сосредоточить в своих руках контроль над большинством имперских армий и коневодческих хозяйств. Когда Сюань-цзун отошел от политики, власть в 736–752 годах все больше сосредоточивалась в руках Ли Линьфу, грамотного администратора и младшего члена королевского рода Тан. Разумеется, соперники ненавидели Ли Линьфу, завидовали его влиянию и покровительству, которым пользовался он сам и его приближенные. Нажив немало врагов, Ли Линьфу с готовностью передал Ань Лушаню контроль над имперскими армиями, поскольку военачальник был самым надежным из военных, которым он покровительствовал, и был всецело ему предан. В некоторой степени Ань Лушань был предан и императору Сюань-цзуну. К несчастью, как характерно для степной культуры, Ань Лушань служил отдельным людям, а не династиям, не говоря уже о таких институтах, как государство и империя Тан.

Когда в 752 году Ли Линьфу умер, конкурирующие фракции пошли в наступление на его прежнее окружение. Атаку возглавил новый первый министр Ян Гочжун, двоюродный брат любимой молодой наложницы Сюань-цзуна. Поскольку стареющий император, очевидно, не мог защитить Ань Лушаня, а жить монарху оставалось недолго, военачальник решил нанести превентивный удар, пока еще не лишился поддержки. Хотя в конце концов режим Тан выстоял, несмотря на восстание, былую власть он себе уже не вернул. Ослабевший центр, как часто бывает в империях, стал терять контроль над многими провинциями, начиная с периферии, все больше приближаясь к ядру государства. Местные военачальники и элиты захватывали власть, часто признавая верховенство Тан, но оставляя местные доходы себе и отказывая императору в юрисдикции на подконтрольных им территориях. Ослабление сразу привело к уходу Китая из Внутренней Азии и отступлению с северо-западных границ, после чего эти зоны навсегда стали частью исламского мира¹⁵.

Упадок растянулся на долгие десятилетия, и окончательно династия Тан пала в 907 году. Лишь в 960 году ряд ключевых территорий Танской империи был снова объединен под властью династии Сун. Режимы Тан и Сун всегда причисляются к славным страницам истории Китайской империи. Это по большей части оправдано. Ядром обеих империй был один регион, населенным людьми, которых мы сегодня называем китайцами. Оба императорских двора поддерживали устоявшуюся и грандиозную китайскую высокую культуру. Обе династии считали, что наследуют имперской традиции, которая восходит к Желтому императору и легитимизируется конфуцианскими идеалами. Они также имели множество одинаковых институтов, пришедших из эпохи Хань, и краеугольным камнем в их системе государственного управления был император. Тем не менее во многих отношениях эти империи не походили друг на друга. Самое очевидное различие состоит в том, что империя Сун была меньше, поскольку лишилась всех северных приграничных земель вместе с их некитайским населением. Как всегда, масштаб Китая не позволяет провести простое сравнение. В территориальном отношении империя Сун, возможно, была невелика по танским стандартам, но в ней проживала треть населения Земли¹⁶.

И все же, хотя империя Сун и кажется огромной по европейским меркам, она была примерно в четыре раза меньше современного Китая. Если пользоваться традиционным определением империи, которого придерживается большинство современных западных историков, можно прийти к выводу, что политическое образование под властью династии Сун было не столько империей, сколько зарождающимся китайским национальным государством. В эпоху Сун в новом высшем классе, формируемом гораздо более широкой системой государственных

экзаменов на фундаменте из модернизированных неоконфуцианских ценностей, начала складываться эт-нонациональная китайская идентичность. Одним из элементов зарождающегося национального сознания стала убежденность в том, что 16 этнически китайских северо-восточных префектур, которые в 906–960 годах захватила полукочевая империя Ляо (государство Кидани), “по природе своей” принадлежали китайскому государству и обществу, а потому их нужно было отвоевать. Это стало первоочередной задачей монархов и министров Сун, и порой их стремление к ее исполнению граничило с одержимостью¹⁷.

В режиме Тан, по крайней мере в первые столетия, господствовала наследственная аристократия, происходящая из северного и северо-западного регионов и их столиц Лояна и Чанъаня. Исторически род Тан не принадлежал даже к высшему слою этой аристократической элиты, что, возможно, представляло собой одну из причин, по которым императрице У Цзэтянь не составило труда сместить танскую династию с престола. Но старые аристократические роды были уничтожены в IX веке, когда в обществе царила анархия из-за упадка и краха Тан, и потому в эпоху Сун сформировалась новая элита¹⁸.

Эта новая “бюрократическая” элита, которая появилась в первые 150 лет правления Сун (в так называемый Северный период), была собрана со всех концов империи, и многие ее представители начинали свою карьеру со сдачи государственного экзамена самого высокого уровня. К 1100 году в школах, где осуществлялась подготовка юношей к проходящим раз в три года экзаменам на гражданскую службу, учились около 200 тысяч человек. Каждые три года экзамены сдавали примерно 80 тысяч кандидатов. В эпоху Тан буддизм и даосизм потеснили конфуцианство в качестве ключевой идеологии и системы ценностей государства и элит. При династии Сун конфуцианские интеллектуалы нанесли ответный удар и усовершенствовали свои доктрины, вобрав в них некоторые элементы двух соперничающих религий, но подчеркнув центральную роль конфуцианства как источника рациональных и этических принципов, на которых покоятся общество и государство. Основателями неоконфуцианской школы стали Чэн И (1033–1107) и Чжу Си (1130–1200), в связи с чем некоторые историки называют неоконфуцианство “учением Чэн – Чжу”. Хотя к последнему столетию правления Сун неоконфуцианство уже стало превращаться в незыблемую идеологическую основу политического и общественного порядка, этот процесс завершился лишь в XV веке при следующей коренной китайской династии – Мин. Сдача экзаменов отныне служила главным источником статуса и уважения для представителей китайской элиты и их родственников. Система экзаменов и продвигаемые ею неоконфуцианская идеология и высокая культура стали мощной силой для консолидации китайской элиты, которая постепенно привязывалась к имперскому политическому порядку. В известной мере экзамены в Китае играли примерно такую же роль, как частные школы и Оксбридж в Великобритании XIX и XX веков¹⁹.

Для монархов Северной Сун формирование нового порядка было палкой о двух концах. С одной стороны, гибель танской аристократии поставила династию гораздо выше всех остальных общественных групп. В теории вся власть исходила от монарха и исполнялась гражданскими служащими, карьеру которых он контролировал. Бюрократия обеспечивала исполнение приказов императора во всей огромной империи. Ее институты, идеология и престиж играли принципиальную роль для сохранения государственного единства. В некотором смысле император был не только исполнительным директором, но и первосвященником могущественной корпорации, которая верила, что империя – единственная легитимная форма государственного устройства в Китае, а монархия – ее краеугольный камень. Однако, хотя в теории бюрократическая машина и была идеальным бастионом имперского единства и монархического правления, на практике император нередко сталкивался с грандиозными трудностями, пытаясь ею управлять.

Сунская бюрократия была более продвинута, чем любая другая из мировых бюрократий соответствующего периода. В первые десятилетия династии служили около 13 тысяч профессиональных чиновников, что было сопоставимо с численностью государственного аппарата гораздо более крупной империи Тан на пике ее могущества. К 1112 году число чиновников достигло 43 тысяч. Сунское государство пыталось делать вещи, о которых не могло и помыслить ни одно европейское правительство, не имевшее возможности для реализации подобных проектов. Постоянную профессиональную армию, насчитывавшую миллион человек, нужно было содержать, оснащать и оплачивать. Колоссальные организационные и технологические сложности представляло управление имперскими водными коммуникациями. Когда в 1048 году река Хуанхэ вышла из берегов, около 20 процентов населения гигантской провинции Хэбэй погибло или вынуждено было переселиться на другие территории – и это лишь одна из множества подобных катастроф, случившихся в эпоху Сун. Для планирования и проведения инженерных работ по восстановлению инфраструктуры требовались огромные профессиональные навыки, организация и опыт.