В тени богов. Императоры в мировой истории

Ливен Доминик

Хотя наследственная монархия Омейядов и Аббасидов имела важнейшее значение для благополучия ислама в первые века его существования, в конце концов она причинила страдания множеству правоверных мусульман. Мухаммед был одним из важнейших лидеров в истории, но его не назвать наследственным монархом и тем более наследственным императором. Описывая свою концепцию харизматического лидерства, Макс Вебер в первую очередь приводил в пример ветхозаветных пророков. Как и большинство харизматичных лидеров, они в свое время оказали разрушительное влияние на еврейское общество. Мухаммед был пророком и новатором величайших масштабов. Мусульманские богословы подчеркивали, что, в отличие от Иисуса Христа, он никогда не заявлял о своих притязаниях на божественное происхождение. Но в сознании большинства представителей исламского сообщества он занимал примерно такое же место, как Христос в сознании христиан. Ни один халиф не мог сравниться с Мухаммедом по силе личности и силе власти, а легитимность первых четырех халифов проистекала из того, что они были сподвижниками и ближайшими соратниками Мухаммеда. Ключевыми элементами их власти стали также личное благочестие и поддержка со стороны исламского общества, но конфликты из-за престолонаследия ввели в исламскую политику вопросы генеалогии и права наследования.

Пришествие Омейядов ознаменовало триумф наследственной монархии. Халифы были не просто наследственными императорами, но и правителями одной из величайших и влиятельнейших империй в истории. В территориальном отношении их империя была самой крупной из тех, что к тому моменту видывал мир. Она стала стартовой площадкой для расширения исламского сообщества, в которое со временем вошли значительные части Евразии и Африки. Пока не появилась Британская империя, которая помогла распространить по миру либеральную и капиталистическую цивилизацию, ни одна империя не оказывала на человечество такого широкого и глубокого влияния. Иными словами, халифы были образцовыми всемирными императорами⁵.

Правители халифата всегда легитимизировали себя в строго исламских рамках как наследников Мухаммеда и защитников мусульманского сообщества. Тем не менее с течением времени эта монархия позаимствовала множество ритуалов и ценностей из ближневосточной – и особенно персидской – имперской традиции. Правящая династия сосредоточила в своих руках колоссальное богатство и вела роскошную и изысканную жизнь, особенно после того как Аббасиды перенесли столицу империи в Багдад. Их огромные дворцы в основном строились из глинобитного кирпича, поэтому от них почти ничего не осталось. Если египетские пирамиды и руины каменных римских зданий позволяют нам представить, какое впечатление они производили на людей в свое время, то здесь мы лишены такой возможности. Но эта роскошь явно пребывала в контрасте с простым и сравнительно эгалитарным миром Мухаммеда и арабской традиции. Еще сильнее она контрастировала с утопическими мечтами и надеждами множества первых последователей этой великой – и эгалитарной по сути – религии спасения. Многие богословы и праведники сторонились династии и двора, хотя часто и признавали ее существование неизбежным и даже необходимым. Значительная часть мусульманского общества, называемая хариджитами, никогда не признавала легитимности наследственной монархии, и потому на протяжении многих десятков лет после смерти пророка они вели подпольную войну против правящей династии и общественного порядка, который она поддерживала⁶.

Не меньшую опасность для Омейядов и Аббасидов представляли группы населения, которые принимали наследственную монархию, но считали единственными законными халифами прямых потомков Мухаммеда, то есть родственников пророка по линии его дочери Фатимы и ее мужа Али. Эти люди стали основоположниками современного религиозного сообщества шиитов, хотя даже в VIII веке точные границы и верования шиитского ислама еще не были окончательно определены. Многие потомки Фатимы и Али, называемые Алидами, спокойно жили при Омейядах и (даже в большей степени) при Аббасидах. Последние, ведущие свой род от дяди Мухаммеда, тоже принадлежали к клану Бану Хашим, и между Алидами и Аббасидами часто заключались браки. Кроме того, даже те шииты, которые старались держаться от режима Аббасидов как можно дальше, не всегда сходились во мнении относительно того, кого из Алидов считать законным халифом. Спор о том, кто вправе наследовать уважаемому шиитскому лидеру (имаму/халифу) Джафару ас-Садику, умершему в 765 году, привел к перманентному выделению из основного шиитского течения небольшой группы исмаилитов (ими руководит наследственный лидер – Ага-хан)⁷.

Тем не менее в IX веке сформировалась отдельная школа шиитской доктрины халифата. Истинным халифом признавался тот, кто принадлежал к роду Али и на кого пал выбор его предшественника. Его власть была абсолютной, а статус – полубожественным. Хотя вносить изменения в мусульманскую доктрину он, по сути, не мог, он был единственным, кто имел право ее трактовать, опираясь на свою сверхчеловеческую и эзотерическую мудрость, а также на знания, непосредственно дарованные ему Богом. Эсхатологические и милленаристские надежды шиитов на своего халифа не рушились только потому, что он жил в воображении своих приверженцев и никогда не нес на себе бремя власти. Когда в X веке династия Фатимидов основала в Египте шиитский халифат, монархи столкнулись с колоссальными трудностями, пытаясь соответствовать ожиданиям своих подданных. Впрочем, поскольку Фатимиды принадлежали к немногочисленному шиитскому учению исмаилитов, большинство шиитов считало их власть незаконной.

В 873 году, когда умер одиннадцатый шиитский халиф, происходивший из рода Али, последователи основного шиитского течения (впоследствии получившего название двунадесятничества) посчитали, что его преемник скрылся, чтобы не погибнуть от руки Аббасидов, и вернется только в конце времен как “ожидаемый” (Махди), чтобы установить на земле царство справедливости (то есть привести ислам к победе) к моменту воскресения и Судному дню. Во многих обществах в истории монархи, которых настигала внезапная или насильственная смерть (особенно от рук аристократов), продолжали жить в народных легендах. Они становились героями мифов о претендентах на престол, в которых они чудесным образом избегали смерти и возвращались, чтобы снова занять трон и защитить свой народ от несправедливости. В некотором смысле шиитская легенда о скрытом имаме была мифом о претенденте в апокалиптических масштабах. В последующие столетия политическая стабильность исламского мира периодически нарушалась из-за заявлений о возвращении Махди. Важнейший из таких моментов настал в конце XV века, когда на политическую сцену ворвалась династия и империя Сефевидов, которая за короткий срок посеяла хаос в международных отношениях на Ближнем Востоке, что впоследствии привело к возникновению Ирана как шиитского государства⁸.

Первая исламская императорская монархия была создана в 661 году основателем династии Омейядов Муавией, который одержал победу в гражданской войне, разразившейся после убийства его двоюродного брата халифа Усмана в 656 году. Прежде чем стать халифом Муавия почти двадцать лет был наместником Сирии и правил ею твердой рукой, в том числе контролируя военные силы, которые противостояли враждебной Византии на северных сирийских границах. В сравнении с большинством императорских монархий Омейядский халифат изначально был довольно скромным. Муавия на протяжении

своего 19-летнего правления постоянно пребывал в движении, обеспечивая себе поддержку сирийской племенной знати, на которую отчасти опирался его режим. Придворный церемониал был сведен к минимуму, и подступиться к монарху было несложно. Лишь после войны за престолонаследие между представителями династии Омейядов, в результате которой на трон в 685 году взошел халиф Абд аль-Малик, далекий родственник Муавии, Омейяды пустили глубокие институциональные корни. Большое значение имел тот факт, что правление компетентного Абд аль-Малика продолжалось целых 20 лет. Арабский язык пришел на смену греческому, сирийскому и персидскому и стал lingua franca имперской администрации. Началась чеканка ходивших на всей территории империи стабильных серебряных монет. Зависимость от племенной знати существенно снизилась благодаря созданию армии, сформированной в Сирии и оплачиваемой халифом главным образом из иракских доходов. С начала до конца основой власти Омейядов была поддержка сирийских военных сил, с помощью которых халифы контролировали иракские ресурсы. Режим пал в 740-х годах, когда борьба за престолонаследие между принцами из династии Омейядов переплелась с фракционными и племенными трениями в сирийской армии. Привычка омейядских принцев жениться на девушках из благородных семейств привела к тому, что в халифате, как в танском Китае, проблемы престолонаследия быстро переросли в противоборство стремящихся к захвату власти благородных семейств⁹.

Гражданская война между Омейядами создала предпосылки для успешного мятежа, который зародился в огромной восточной провинции Хорасан, простиравшейся от центрального Ирана до северного Афганистана и границы Китая с Центральной Азией. В силу размеров и удаленности Хорасана управлять им было сложно любому режиму с центром в Ираке или Сирии. Кроме того, там в большей степени, чем в других провинциях империи, халифат мирился с существованием местных князей, которые сохраняли власть в своих регионах и были способны мобилизовать мощные военные ресурсы для поддержки возможного восстания. Если халиф или поставленные им наместники слишком вторгались в их дела с целью получения прибыли, вероятность мятежа повышалась. Хотя при Омейядах иранская элита Хорасана начала переходить в ислам, доисламские иранские традиции и особенности никуда не исчезли. Княжеские дворы поддерживали аристократическую культуру. Странствующие поэты пели песни и читали стихи, основанные на древних иранских преданиях, и эта литературная традиция легла в основу “Шахнаме” – персидского национального эпоса, сочиненного около юоо года. Живучесть иранской высокой культуры и имперских традиций оказывала весьма ощутимое влияние на весь Ближний Восток вплоть до наступления Нового времени¹⁰.

Тем не менее, хотя в хорасанском восстании и были некоторые “туземные” иранские элементы, его главной опорой послужил арабский военный гарнизон, расквартированный в провинции. Настроить войска против режима Омейядов помогли в первую очередь призывы вернуться к более чистому, строгому и милленаристскому исламу пророка Мухаммеда. Ключевую роль в этом сыграло убеждение, что поистине исламский порядок может восстановить только режим, возглавляемый выходцем из семьи пророка, из рода хашимитов. Фундаментальные расхождения наследственной монархии Омейядов с примером и посылом пророка легко объяснялись тем, что Омейяды захватили лидерство в исламском мире, сместив законных халифов. Аббасиды, ведущие свой род от дяди Мухаммеда (а не потомки зятя пророка Алиды), усидели на троне благодаря политической ловкости и оппортунизму. Новая династия была многим обязана своему главному представителю в Хорасане – харизматичному Абу Муслиму, который воплощал в себе и объединял исламско-милленарист-ское и хорасанско-нативисткое крылья восстания. Придя к власти, основатель новой династии халиф аль-Мансур первым делом приказал убить Абу Муслима, поскольку его огромное личное влияние и общественная поддержка, которой он пользовался в Хорасане и Иране, представляли угрозу для власти халифа¹¹.

Аль-Мансур был не первым халифом из династии Аббасидов, но его старший брат Абу аль-Аббас умер в 754 году, проведя на троне всего четыре года, и не оставил взрослого сына, который мог бы его сменить. К счастью для Аббасидов, аль-Мансур был “гениальным политиком” и правил 21 год. Он родился в относительной безвестности и поднаторел в политической игре во время восстания против Омейядов. В эти годы он научился разбираться в людях и заключил союзы с целым рядом надежных военачальников и чиновников, которые отличились в ходе возвышения Аббасидов. Эта группа старых товарищей стала его ближним кругом советников. Как показал приказ об убийстве Абу Муслима, при необходимости аль-Мансур мог становиться безжалостным и беспощадным, но при этом не был ни жесток, ни деспотичен по природе своей. Его гнев внушал ужас, но был умышленным, даже театральным. Он славился своей прижимистостью и был исключительно компетентным и добросовестным администратором. Но затем случился излюбленный арабскими рассказчиками и знакомый нам по истории других династий поворот: на смену прозорливому, суровому и расчетливому основателю пришел обаятельный, мягкий, благочестивый и простодушный наследник: в этом случае – халиф аль-Махди, который, в отличие от отца, был также щедрым покровителем искусств. Правление Харуна ар-Рашида (786–809), сына аль-Махди, обычно считается апогеем развития империи Аббасидов¹².

Династия Аббасидов создала гораздо более величественную императорскую монархию, чем Омейяды. Один из специалистов по новому режиму отмечает, что “Аббасиды имели притязания на звание правителей универсальной монархии, построенной во многих отношениях по образу и подобию империи Сасанидов, но легитимизировали [свою власть] утверждениями, что наследуют власть пророка”. Полумесяц со звездой внутри, который по сей день остается символом ислама, украшал все дворцы в последние годы правления Сасанидов, и вскоре арабские завоеватели присвоили его себе. Со временем новые правители ввели “иранскую политическую традицию, привычную для многих военных сторонников Аббасидов, с ее пышным дворцовым церемониалом, использованием золота, шелка, духов и вина как роскошных символов аристократического статуса, а также с традицией наследственной передачи власти”. При возведении гигантских дворцов в Багдаде и его окрестностях Аббасиды вдохновлялись сохранившимися сасанидскими постройками. Например, в Ктесифоне, всего в нескольких километрах от Багдада, стоял грандиозный шахский дворец с огромной кирпичной аркой, которая до наступления Нового времени была самой крупной кирпичной аркой в мире. Для халифов она была источником вдохновения, но вместе с тем и подстегивала их чувство соперничества.