В тени Канченджанги
Шрифт:
Дряблые, ослабевшие мышцы, проклятия, срывавшиеся с обожженных солнцем губ, запавшие глаза, ожесточившиеся лица и одна-единственная мысль: скорее бы все это кончи лось! Такими мы возвращались.
Вскоре после полудня мы добрались до «двойки». Зной и жажда пробудили в нас самые дурные инстинкты. Мы ринулись на поиски чего-нибудь, что способно утолить жажду, вороша и сминая груды скопившихся здесь продуктов и снаряжения. Но нам ничего не удалось обнаружить, в кастрюлях и котелках оказались засохшие, покрывшиеся коркой остатки пищи. Рядом валялись сумки, пакеты, консервные
И вдруг озарение! В изгибе крыши, образовавшем углубление, на брезентовой поверхности снег за эти дни успел превратиться в воду. Растворив в ней фруктовый концентрат, мы получили великолепный напиток.
Потом наступило время отъедаться. Перед этим мы с неделю жили на голодном пайке. Мед, языки, шоколад, вафли. Просто чудо, что все это не завершилось для нас самым плачевным образом!
На небе появились первые тучки. Солнце скрылось где-то за ними, жара спала, но снег сделался еще хуже. Мы медленно двинулись по этой охваченной таянием пустыне. Сначала нам было по колено, потом по пояс, но чем дальше, тем это все больше напоминало голгофу. Мы утопали в пропитанной влагой белизне, проваливаясь по самую грудь и плечи, не зная даже, то ли это опора, то ли, возможно, подточенные солнцем, припорошенные снегом трещины. Раздраженные, проклиная эти сизифовы усилия, мы выкарабкивались из снежных провалов, пытаясь продвинуться дальше на коленях. Небо плотно заволокло тучами, повеяло холо дом, а мы еще никак не могли миновать террасу.
В какой-то момент Весек провалился почти по самую шею, а когда наконец нам удалось его вытянуть, обнаружилось, что свой ледоруб он потерял где-то под снегом. Напрасно мы искали его, перерыв все вокруг метр за метром.
— Панове! Нечего рисковать! Сделаем связку! — Рубинек, как всегда, оказался самым рассудительным.
— Дополнительная работа и трата сил, но ничего не поделаешь, — покорился я, не раздумывая и не протестуя.
— Плевать я хотел! Два шага осталось!.. — взбунтовался Весек.
До конца плато оставалось каких-нибудь сто метров.
Медленно, вяло раскручивали мы верёвку, глядя на этот комический бунт. Весек тащил на себе рюкзак, пытаясь на четвереньках добраться до более твердого грунта. Он проваливался, ругался от ярости, но привязываться к верёвке не пожелал.
Мы миновали плато. Начинал падать снег. Со стен Рамтанга со свистом летели камни. Дорога югославов задним числом угрожала смельчакам… Сегодня для Войтека день испытаний. Он шел неутомимо, без жалоб, хотя видно было, какие муки причиняет ему ходьба.
Сотни метров по шатким камням, молчание, нарушаемое проклятиями или стонами, спуск по осыпающейся трещине — и начался ледник. Серую, лишенную снежной белизны поверхность покрывали новью трещины, свежий щебень и каменные глыбы. По ледовым долинам вниз резво устремлялись ручейки. Шел снег с дождем. Мир сделался мрачным и хмурым. На склонах Рамтанга шумели ручьи, осыпая щебень. Совершенно мокрые, мы медленно приближались
В палатке-кухне нас ожидали с горячим чаем Сонам и Таши.
— Sahb! Sahb! — стремительно бросились они к нам.
Ладони, сложенные для приветствия, склоненные головы и тихое «намасте» — они встречали нас, как встречают только близких и дорогих. Во взглядах шерпов можно было прочитать волнение, заботу, гордость и неподдельную радость. Появились Мацек, Большой и даже офицер связи.
— Браво, ребята! Вы молодцы!
— Mister Marek, congratulations! I enjoy very much… I just sent the message about victory to Katmandu! (Мистер Марек, поздравляю! Я восхищен… Только что отправил в Катманду депешу о вашей победе!)
Радостные голоса, поздравления, похвалы, вопросы — все это как-то не доходило до нашего сознания. Мы молча сели, очень немногое могли мы им сейчас сказать…
— Что с парнями? — прохрипел кто-то из нас, выразив то, что в этот момент больше всего тревожило.
— Они сегодня ночуют в «рондо». Сообщили по радиотелефону, что Юзек идет неплохо, только у него по-прежнему болит нога. Завтра отправляемся им навстречу.
Тревога, которая до этого сидела глубоко в подсознании у каждого из нас, стала затихать.
Утром после долгого, каменного сна я пробудился еще слабый и разбитый, но с легкостью на душе, словно избавившись от тяжести, все эти дни давившей не только на плечи, но и на сердце.
После полудня зычный голос Войтека: «Идут!» — заставил нас выскочить из палатки.
По затуманенной дождем поверхности ледника приближались темные фигуры. Они подходили измученные, исхудалые, засыпанные мокрым снегом, молчаливые, промокшие до последней нитки. Потемневшие от влаги рюкзаки сваливали на кухне.
Наконец мы увидели Юзека. Он шел в сопровождении Вальдека. Шел медленно, обеими руками опираясь на лыжные палки, в желтой куртке, как в пелерине, низко опустив голову. Мы выбежали им навстречу с горячим чаем…
Только теперь, когда все мы собрались в базовом лагере, только теперь Кангбахен стал по-настоящему наш. Одна из высочайших вершин Гималаев, на которую еще не ступала нога человека, была теперь завоевана нашими совместными усилиями.
Я почувствовал себя счастливым, преисполненным свободы и спокойствия, которых никто не в силах меня лишить. Шел снег с дождем. Он становился все сильнее. Над ледопадом маячила расплывающаяся в тумане, грозная и неправдоподобно близкая вершина нашей горы.
Я видел ее в последний раз…
Варшава, 1975 г.
Послесловие
Книга Марека Малятынского «В тени Канченджанги» рассказывает о восхождении альпинистов Горного клуба Польши на одну из вершин массива Канченджанги в Гималаях — Кангбахен.
Кангбахен — почти восьмитысячник (7902 м). Чтобы покорить эту вершину, от альпинистов требуется не только хорошая физическая подготовка, но самое главное — хорошо продуманная тактика штурма.