В тени Канченджанги

Малятынский Марек

Глубокий снег уступил место твердому фирну. Склон становился все круче. Недалек был уже край террасы и почти двухкилометровый обрыв над лагерем II. Под тонким слоем пушистого снега появился лед. А это крайне опасно.

Вместе с Вальдеком мы удерживали всю четверку на ледорубах, а они не могли найти места, где можно было бы примоститься. Наконец нашли точку опоры. Но как теперь выбраться за пределы ледового поля? Войтек сделал попытку, но отступил. Я прошел несколько дальше, но они, видимо, не верили, что я сумею удержать всех пятерых на ледорубе. Вальдек достал молоток и ледовые крючья, вбил несколько штук, спустил коллег ниже, а потом принялся выделывать акробатические номера, чтобы добраться до нас. Уже темнело, стал прихватывать мороз. От скал нас отделяло, возможно, каких-нибудь сто — сто пятьдесят метров. И тогда мы увидели Петра с Анджеем. Они стояли тут же, рядом, ниже гряды.

— Давайте сюда! — кричали они.

— Идиоты! Это вы идите сюда! Здесь сплошной лед! Вы должны были добраться до нас уже давно. Должны были помочь нам. А теперь, когда у нас под ногами ледяной обрыв, они кричат: давайте сюда! Постукайте себя по лбу, — кричал я.

Полчаса спустя, страхуясь при помощи крючьев, которые укрепил Вальдек, мы спустились под скалы. Было уже шесть.

— Почему так поздно? — накинулись мы на них.

Но вопросы были

излишни. Стоило взглянуть на них, чтобы понять, что и они хлебнули горя. Постаревшие от усталости лица, бессмысленные взгляды.

Юзек уже сидел на рюкзаке. Доктор достал кислородный баллон, аппарат, мундштук, потом потянулся к аптечке.

— Где ваша палатка? — поторапливал он нас.

— У нас ее нет… Возьмите Юзека к себе… Наша палатка осталась наверху.

— Что?! У вас нет палатки?! — У него прямо сперло дыхание. — И у нас нет…

Не было сил выяснять теперь, как получилось, что и мы, и они понадеялись на то, что другая группа тащит с собой палатку. Впрочем… сейчас все это уже не имело значения. Сделалось совершенно темно. Нам предстояло ночевать в снегу, но если бы речь шла только о нас, мы, вероятно, не предприняли бы ни малейшего усилия. Но как помочь Юзеку? Ведь он может просто не выжить.

Рубинек принялся долбить ледорубом щели под скалами, образующими основание выступа.

— Идите сюда! Выроем пещеру!

Через минуту он, а потом и Вальдек скрылись в туннеле под снегом. Мы в полной апатии сидели возле Петра, трясясь от усталости и холода. Ломило головы и мышцы.

Явился Доктор.

— Панове, всем буметан против обморожения, — протянул он нам какие-то таблетки.

Безвольные и равнодушные, мы глотали их. Петр извлек из рюкзака термос с питьем. Мы жадно протянули руки.

— Это… только… для Юзека… У меня… тоже весь день… во рту… не было ни капли… — Он говорил хрипло, с большим трудом. — Я совершенно задыхаюсь. Не могу откашляться.

— Может, у тебя найдется что-нибудь перекусить?

— Конфеты, шоколад, сушеные фрукты.

Прошло несколько минут, четверть часа. Я отправился помочь коллегам. В пещере, однако, невозможно было уместиться. Юзек уже лежал в спальном мешке, рядом с ним расширяли яму Збышек, Вальдек и Войтек. Для нас здесь места не оставалось.

— Весек! Надо копать другую пещеру!

Петр, смертельно измотанный, безразличный уже ко всему на свете, завернулся в спасательное полотнище из алюминиевой фольги, разложил на снегу верёвки и рюкзак и молча повалился на них.

Было уже около одиннадцати, когда нам удалось вырыть небольшую нору под скалами. Мы расшнуровали ботинки и улеглись на рюкзаки. Хорошо, что Юзек уже под опекой Доктора…

Будет чертовски холодная ночь. Но мне наплевать на это…

Вальдек:

«Я проснулся около двух часов ночи. Рубинек, кажется, тоже… В четыре, может быть в пять, он стал разогревать манную кашу и молоко. Когда пора было завтракать, выясни лось, что с Юзеком плохо. Он немного поел, но, кажется, чисто подсознательно, ложка вываливалась у него из рук… Он все время хотел спать. Я покрикивал на него, чтобы разбудить, но безуспешно. Когда я энергично принялся за дело, то обнаружил, что это полная детериорация. Мы дали вам в это время котелок с кашей, Рубинек отнес его, а я начал быстро собираться. Юзек стал пороть чушь, теряя сознание.

Потом мы с Рубинеком принялись одевать Юзека, натягивать на него штаны, пуховую куртку. Все это продолжалось долго, сказывалась нарастающая усталость и последствия вчерашних волнений. Я знал уже, что сегодня нам не поспеть на перевал, что наше дело плохо и хотел заставить Весека и тебя взять «высотный» или «турню», но безуспешно, у вас не было сил. В семь утра мы сообщили на базу и в оба лагеря о случившемся, прося о помощи. Связали Юзека и выволокли его из палатки.

Мы медленно двинулись вниз, надежно страхуясь. Вскоре я заметил спешащих нам на подмогу четырех человек… Позже появился туман, начался зной, снег стал вязким.

В пять мы встретили Петра и Доктора. Следовало приниматься за подготовку ночлега. Уже зашло солнце, когда Рубинек нашел подходящее место в щели, ниже скального выступа»

Юзек:

«Я помню, как лежал в палатке и кто-то меня одевал, натягивал две пары штанов. Позже, когда я был в сидячем положении, меня связали верёвкой и укутали в какую-то пуховую одежду… По выходе из палатки меня ослепило солнце. Обессилев, я рухнул в снег, но мне казалось, что погода установилась и вообще все нормально…

Спуск прошел быстро, запомнилось немногое. Ниже я, наверное, почувствовал себя лучше, так как припоминаю гораздо больше. Снег оказался рыхлым и глубоким, а кроме того, туман и солнце. Я пытался идти, но у меня страшно разболелась нога.

«Когда это кончится? — думал я. — Когда наконец мы доберёмся до палаток?»

Я испытывал неловкость оттого, что не только не взошел на вершину, но теперь еще столько людей вынуждено возиться со мной…

Я снова пытался идти. Но эта нога!.. Каждую минуту я падал…

Но вот и конец. Я сидел на рюкзаке, и никто уже не понуждал меня идти, не заставлял передвигать ноги. Доктор напоил меня чаем из термоса, потом дал кислород. Мне показалось, результата никакого.

Потом я очутился в пещере. В спальном мешке было тепло и хорошо, я принял множество таблеток, выпил горячего чая… Мне и в голову не пришло, что положение серьезное и со мной могло что-то случиться».

Доктор:

«Когда вечером Войтек по радиотелефону сообщил, что в качестве поддержки мы уже не нужны, что же касается Юзека, то нет причин для опасений, мы почувствовали себя лишними; наше участие в штурме завершилось…

Часто случается, что у кого-то неважное самочувствие в день выхода к вершине, поэтому он остается на биваке. И вчерашнее недомогание Юзека у меня не вызвало серьезных опасений, особенно когда мне все это по радиотелефону так излагали.

«Когда мы вернулись с вершины, Юзек чувствовал себя лучше. Завтра сам собирается на верхушку. Вы можете ликвидировать «четверку», — сообщила вечером штурмовая группа.

В семь утра Войтек вышел с нами на связь. Юзек болен! Он в полубессознательном состоянии, сонный, слабо реагирует на внешние раздражители. «Валится с ног», — слышно было по радиотелефону из палатки Петра и Рогаля.

По описанию Войтека я понял, что это горная болезнь. Я тотчас же помчался в другую палатку, схватил аппарат.

«Немедленно спускайтесь ниже! — распорядился я. — Это самое важное».

«Анджей, это не действие высоты, отсутствуют типичные симптомы! Это какая-то другая болезнь, нечто вроде спячки! Он настолько сонный, что валится у нас из рук. Выходите нам навстречу, прихвати какие-нибудь пилюли!» — твердил Войтек.

Я взволновался не на шутку. Все, что он говорил, свидетельствовало о беспечности и безответственности. Я попросил

его еще раз описать симптомы начала заболевания и подробно описать нынешнее состояние больного. Вопрос был ясен…

Условились, что вы сразу же спускаетесь, а мы выходим с кислородом, прокладывая траверс горизонтально, а потом вместе вернемся в лагерь IV. Связь через каждые два часа.

Мы захватили с собой аптечку и весь хирургический инструмент, кислородный баллон, пуховые куртки и немного питья. Дорогу прокладывал Петр.

Снег был страшно глубокий, вязкий. Сперва мы вас видели, но потом наполз туман. Петр шел первым, пользуясь ледорубом, как циркулем: описывал им полукруг по снегу, определяя, каков угол падения склона, где лучше идти. Мы беспокоились, так как не могли с вами связаться. Наконец в двенадцать отозвался Войтек: «С Юзеком плохо…»

Я злился, что вы не связывались с нами в условленное время.

«Это немыслимо. Мы в страшно тяжелых условиях и не можем останавливаться, доставать из рюкзака радиотелефон…»

Погода портилась. Видимости никакой, вокруг сплошной туман. Дорогу стал прокладывать Вангчу, но он плохо чувствовал, где следует идти, каков угол падения. Он либо забирался слишком высоко, либо спускался ниже, чем требовалось. Его отправили в хвост колонны.

Мы стали прокладывать траверс дальше, и я пошел ведущим. Вы вновь не отзывались на наши вызовы по радио телефону.

«Что там происходит? Почему это тянется так долго?»

Мы беспокоились и чувствовали страшную усталость.

Было, пожалуй, часа четыре, когда мы подходили к скальному выступу и когда с базы отозвался по радио Сташишин.

«Вы уже приближаетесь к ним. Вас разделяет скальное ребро. В тучах сейчас образуется окно, немедля проверю, где они. Иду за биноклем, через десять минут выйду на связь. Будьте готовы к приему!»

Четверть часа спустя он подтвердил, что видит вас прямо за выступом и что через полчаса мы должны встретиться. Уже надвигались сумерки, и мы засомневались, успеем ли сегодня вернуться в лагерь. Прождали полтора часа, но вас все не было. Так как у нас не было палатки, мы решили, что Рогаль и Вангчу возвратятся в «четверку». Они нужны были там и для того, чтобы проследить за шерпами, которые доставят кислород. Марек отдал Петру свою пуховую куртку, я выдал всем глюкардиамид, и двойка отбыла.

Надвигалась темнота, мороз крепчал. Мы попытались, так и не дождавшись вас, пробиться через заметенные сугроба ми острые камни и глубокий снег к подножию скального выступа. И там мы заметили вашу группу. Прошло еще полчаса, прежде чем вы до нас добрались.

Я сразу же ввел Юзеку кислород, дал антибиотики, учитывая возможность инфекции. Потом фуросемид, мочегонное средство, применяемое в случае отека легких. Констатировал у него тромбофлебит на левой ноге. Следовало срочно уложить его в спальный мешок. Я выдал всем буметан и глюкардиамид. А сам принялся копать пещеры».

Шимек в лагере на перевале:

«Проснулся я рано утром, включил радиотелефон и услышал голос Войтека. Узнал, что Юзек вчера не взошел на вершину, а теперь ему плохо: он теряет сознание, неконтактен. Потом отозвался Рогаль. Взволнованный, он выяснял, в каком лагере находятся оставшиеся кислородные баллоны. Я по радиотелефону мог только слушать, батареи почти полностью сели, но мне ясно было, что необходимо срочно отправляться вверх: кислород у меня, в «двойке».

Я разбудил шерпов. Налегке, только с одними баллонами и небольшим запасом провианта, мы отправились к «рондо» у перевала. Шерпы быстро опорожнили рюкзаки. Они хотели тотчас же спуститься на базу. Они не могли понять, что положение создалось драматическое, что там, наверху, необходим кислород и надо его туда забросить. Я подключил все найденные в палатке батарейки, и, к счастью, радиотелефон заработал. Мне удалось связаться с базой. Я сообщил Большому, что шерпы не хотят идти выше, и он подозвал к аппарату сардара. Этот разговор продолжался долго. Я ничего из него не понял, но можно было почувствовать, что сардар велит им отправляться.

Они нехотя снова укладывали рюкзаки, забрали кислород, снаряжение и оставшиеся здесь пуховые куртки. Мы договорились, что я буду прокладывать путь до перевала, следуя налегке, а они потом отправятся дальше, к японскому лагерю. И мы двинулись. Я остался на перевале».

Большой в базовом лагере:

«В семь утра из разговора Войтека по радио с лагерем IV я узнал о болезни Юзека. Это меня встревожило: ваши группы были далеко друг от друга, кроме того, в лагерях отсутствовало необходимое снаряжение.

Настоящая нервотрепка началась еще перед полуднем. Я видел ваше возвращение: несколько темных точек среди бескрайних снегов. В довершение ко всему туман, а группа Петра не могла наладить с вами связь. Мы с Мацеком ждали дальнейшего развития событий, полные тревоги, с ужасным ощущением абсолютного своего бессилия и невозможности чем-либо вам помочь.

Около двенадцати я подключил радиотелефон к большой выносной антенне, чтобы лучше вас слышать, а потом с биноклем поднялся выше на ледник: скальный выступ Белой Волны не позволял увидеть террасу с базы. Вы к этому времени уже успели спуститься ниже, а группа Петра направлялась слишком высоко. Я связался с ними и рекомендовал спуститься. Позже вышел на связь Шимек, который вместе с шерпами добрался до «рондо» у перевала. Шерпы собирались. Тотчас последовать вниз, а Шимек, не зная английского, не мог растолковать им, что подъем необходимо продолжать. Снизу как раз прибыл сардар, я немедленно подозвал его к аппарату, попросив по-непальски распорядиться, чтобы шерпы доставили кислород наверх. И с облегчением вздохнул, когда их удалось склонить к этому.

Петр скоро начал сомневаться, смогут ли они сегодня добраться до вас. Из-за отсутствия палатки они колебались, не вернуться ли: ведь к ночи можно не поспеть в «четвёрку». Я знал, что с Юзеком дело плохо и стал их подбадривать, несколько искажая истинное положение вещей, уве ряя, будто встреча вот-вот произойдет.

Снова прошел час или два. На террасе шесть точек несколько сместились влево. В сопоставлении с громадой снежных полей это выглядело на самом деле безнадежно… Эти масштабы… эта скала… и вы, затерянные, ползающие там, как жуки… В бинокль было видно, что вы волочите Юзека словно какой-то тюк, от которого на снегу остается широкая борозда.

После полудня распространился туман, но в нем возникали окна. В какой-то момент я заметил, что группа Петра остановилась. Время связи еще не подошло, и сообщений от них не поступало. Я страшно волновался: уж не собираются ли они вернуться? Но они снова двинулись… По радиотелефону все время спрашивали: далеко ли еще? Я отвечал, что уже близко, побуждая их следовать дальше. В минуты сомнений они раздумывали: не вернуться ли? Я хорошо понимал их: туман, никакой видимости, день на исходе, а у них нет палатки.

Я метался от бинокля к радиотелефону и обратно… но тягостнее всего было бессилие… Счастье, что, хотя туман распространился, возникали просветы. Помогло само провидение: если бы не эти окна, вы, вероятно, никогда не нашли бы друг друга».