В тихом омуте черти водятся
Шрифт:
Голос Поттера настиг его на самом пороге:
— Помни, у тебя осталось четыре дня.
Нотт не удостоил его ответом и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Он тут же отправился к Голдстейну, нашёл его спящим и, по словам Сони, идущим на поправку. Естественно, она не позволила Теодору даже приблизиться к постели мужа. И конечно, была права: Энтони честно заработал право на спокойное выздоровление. В конце концов, после довольно напряжённой беседы шёпотом, Тео решил быстренько перекурить на чёрной лестнице. Он наслаждался сигаретой и вообще-то должен был думать о деле, о
Он уже дотронулся до ручки двери, когда услышал голос Поттера. То ли инстинкт детектива, то ли слизеринский характер, а может быть, всё вместе заставили его придвинуться ближе и прислушаться.
— И что конкретно ты теперь собираешься делать? Расскажешь Нотту всю правду? — спросил Поттер.
— Не знаю. Думаю, он возненавидит меня, и я это заслужила, — тихо ответила Гермиона.
Теодор замер, почувствовав, как идиотское сердце сжимается всё быстрей, с каждым толчком посылая в грудь волны боли.
«Какого хрена?» — мелькнуло в голове, ноги почему-то ослабли, и он прислонился к двери, надеясь услышать что-нибудь ещё.
— Ты его всё ещё любишь?
— Не думаю, что я когда-либо переставала его любить.
— Тогда ты просто обязана всё ему рассказать, Гермиона. Ты знаешь, что это единственный верный путь.
Далее раздалось какое-то шуршание, звук шагов и тяжёлый вздох Грейнджер.
Сбитый с толку Нотт просто стоял у дверей и безрезультатно пытался найти хоть какой-то смысл в том, что услышал. Он ненавидел сюрпризы, и почему-то точно знал, что этот ему наверняка не понравится.
— Да какого ж хрена? — пробормотал он тихо, машинально опуская руку в карман за очередной сигаретой. Зажечь её он, увы, не успел.
— Ну, вот я и закончил, — в конце коридора, держа в руке бутылочку с ярко-синей жидкостью, появился целитель Дикинсон. — Это должно помочь, — пообещал он и открыл дверь.
Когда они вместе вошли в палату, Поттер быстро встал, поцеловал Грейнджер в щёку, пожал Дикинсону руку и, глядя куда угодно, только не на Теодора, ринулся к выходу.
— Четыре дня, Нотт, — напомнил он вместо прощанья уже из коридора.
Поднявшись на ноги, Гермиона поблагодарила целителя и спустя минуту уже готова была идти. Нотт, не отрывая взгляда, ждал её у двери. Стоило им только выйти на улицу, он, схватив Гермиону за плечо, развернул её к себе.
— Мне кажется, ты что-то должна рассказать мне? — спросил он, резко задрав её подбородок и вглядываясь в карие глаза.
Тео впечатлило, что она не стала ёрзать под его пристальным взглядом.
— Как много ты слышал? — спросила Гермиона, бесстрашно встречая его горящий взгляд и выдавая волнение только тем, что начала покусывать нижнюю губу.
— Достаточно, — процедил Теодор сквозь зубы.
— Достаточно для чего?
— Для этого.
Он вновь прижал её к себе и аппарировал
— Сейчас я не располагаю свободным временем. Но тебе лучше быть здесь, когда я вернусь, и желательно с готовой историей, — договорив, он резко развернулся и вышел, не оборачиваясь.
Атмосфера в Мэноре была далека от безоблачной. В гостиной тихими голосами беседовали отец и сын Малфои, оба бледные от волнения. Тео прибыл точно в середине речи Скорпиуса. Подобно истинному представителю своей семьи, мальчик пытался казаться спокойным и сдержанным, но срывающийся, дрожащий голос выдавал его возбуждение.
— Я пытался сказать тебе, но ты не слушал меня. Никогда не слушал. Ни ты. Ни мама… Никто, кроме Перкинса.
— Прости, Скорпиус. Я не знал, что тебе было так тяжело, — устало проронил Драко, склонив голову на руки.
— Это потому что ты никогда не разговариваешь со мной. Ты слишком занят, чтобы просто поговорить. Ты всегда занят! Когда последний раз ты водил меня на квиддич? Ты сам-то помнишь? — спросил Скорпиус.
Драко лишь пробормотал что-то неразборчиво, ещё глубже оседая в подушки кресла, словно стараясь спрятаться за ними от укоров сына.
Тео, наблюдавший за происходящим из коридора, решил, что настала пора вмешаться.
— Привет, Скорп! Рад видеть тебя снова, парень, — сказал он, добродушно улыбаясь и сияя, словно новенький галлеон, в надежде хотя бы чуть-чуть снизить уровень напряжения в комнате. — Ну, давай, рассказывай, что происходит.
Чуть ли не подпрыгнув на месте при звуках голоса Теодора, Скорпиус метнулся к отцу. Малфой немедленно встал, заслонив собой сына, очевидно желая защитить его.
Теодор поднял руки в успокаивающем жесте.
— Спокойно… Спокойно, вы, оба. Это всего лишь я, видите? Ни Поттера, ни авроров, никого. Только я. Давайте просто сядем и поговорим.
— Извини, приятель, — пробормотал Драко, снова опускаясь в кресло, и обратился к сыну: — Садись, мой мальчик. Ты должен рассказать всё Тео.
Шумно выдохнув, Скорпиус перевёл дыхание и тоже сел в ближайшее свободное кресло.
Спустя два часа, после долгой и содержательной беседы со Скорпиусом, Драко и Ринкли, Нотт сложил в стройную картину почти все недостающие кусочки мозаики. Конечно, какие-то второстепенные мелочи ещё оставались неясными, но он уже был уверен, что раскрыть их — дело времени.
Ситуация складывалась следующая: Перкинс действительно родился в Мэноре, как и подозревала Гермиона. Насторожённость вызывал тот факт, что родился он в тот год, когда усадьбой заправлял Воландеморт. Мать эльфа умерла родами, сам же малыш еле выжил, и собратья решили, что мать и ребёнок пострадали от тёмной магии и чёрных дел, вершимых в поместье.
Естественно, вся община домовиков по мере сил пыталась помочь отцу Перкинса поставить сына на ноги. Увы, отец вскоре ушёл следом за матерью, и малыш остался круглым сиротой. Хотя Перкинс воспитывался среди эльфов, оставшихся в поместье после реформы, вырос он диковатым одиночкой. Выглядел он жалко, сородичи считали его странным и не принимали всерьёз.