В тишине забвения
Шрифт:
Задумавшись, Настя не заметила, как перекосилось от гнева и безысходности лицо Алексея. Эти воспоминания до сих пор оставались для него болезненными. Он помнил то чувство бессилия, когда ни чем не мог помочь любимой женщине, злость за решение ее отца. И облегчение, когда девушка сделала самостоятельный вдох.
— Но ты шептал мне, что нужно бороться за жизнь, и я боролась, — продолжила девушка, с улыбкой глядя на любимого мужчину. — Только вспомнив все до последнего момента, я поняла, что хочу жить.
— До последнего момента, — медленно повторил
— Я же сказала: до последнего, — прошептала Настя, легко улыбнувшись. Все же эти признания давались ей слишком тяжело. — Последнее, что ты мне сказал…
— Я тебя люблю, — шепотом закончил мужчина, проводя пальцами по впалой щеке девушки.
— Да, именно это, — улыбнулась Настя, устало закрывая глаза и наслаждаясь лаской. — Я тоже тебя люблю. И мне нечего прощать вам, потому что я никого не виню в произошедшем. Что случилось, то случилось, а… А где Маша?
Настя заозиралась по сторонам в поисках подруги, но ее в палате не было. Алексей тихонько рассмеялся, сжав в ладонях лицо девушки, и приблизился к губам Насти.
— Вышла, когда мы признавались друг другу в любви, — он резко посерьезнел, а затем спросил. — Это правда? То, что ты сказала про свои ощущения, ты все помнишь и все чувствовала?
Настя покивала головой, а потом прижалась лбом к плечу Алексея. Ей было больно вспоминать все, что происходило тогда, в палате, вспомнила, как его держали два санитара, чтобы он не смог помешать действиям врачей. Словно, понимая ее состояние, руки мужчины сжались, привлекая девушку к себе. Что он мог бы сейчас отдать, только бы избавить ее от тяжелых воспоминаний?
— Девочка моя, как же я виноват перед тобой, — зашептал он, зарываясь лицом в волосы девушки.
— Хочешь искупить свою вину? — провокационно прошептала она ему на ухо.
Алексей удивленно смотрел в озорные карие глаза, лучившиеся мягким светом. Любовью…Настя прикусила нижнюю губку, а мужчину как током шибануло.
— У тебя должок, милый, — ласково пропела девушка, заметив его реакцию.
— М-м-м, да? И какой же? — хрипло пробормотал он, не отрываясь, смотря на губы любимой.
— Так, давай посчитаем, — она задумалась, что-то прикидывая в уме, — шесть месяцев это примерно сто восемьдесят дней, умножаем на двадцать четыре часа, по…ну скажем, по одному поцелую в час…
— Почему только по одному? — поняв ее вычисления, рассмеялся он. — Например, почему не по поцелую каждые десять минут?
— Ты должен мне много-много поцелуев, любимый, — рассмеялась она в ответ, — Лёшка, если ты не поцелуешь меня прямо сейчас, то еще и пеню назначу.
Последние слова потонули в умопомрачительном поцелуе.
—…как же я скучала…
—…мне тебя не хватало…
Шепот сливался в одно дыхание. Поцелуи плавно перетекли в нечто большее, если бы…
— Так-так, ошень хорошо, ошень, — раздался веселый
Алексей нехотя оторвался от губ девушки и посмотрел затуманенным взором в глаза любимой.
— Нам помешали, — прошептал он.
— Не считается, долг не прощен, — хихикнула она в ответ, а потом также прошептала — а кто это?
Алексей ласково поцеловал девушку в уголок губ, а потом повернулся к улыбающимся врачам. Они терпеливо ждали, понимая чувства молодых людей. От группы отделился светловолосый мужчина в белом халате. Он был высок, широкоплеч, своим видом смахивая на викинга. Настя во все глаза рассматривала приближающегося мужчину.
— Настя, это твой лечащий врач, доктор Ян Фельзинг, — сухо представил Алексей, а сам готов был заскрипеть зубами от ревности и злости. Девушка удивленно посмотрела на его угрюмое лицо, а затем пожала ему руку, пытаясь взглядом показать всю свою любовь. Нашел время для ревности, -хмыкнула про себя девушка, — а ведь знает, что люблю только его…
Скрепя сердце, Алексей отпустил руку девушки, уступая место для группы врачей, и подошел к своему отцу. Северцев — старший с улыбкой наблюдал за сменой эмоций на лице сына, а потому хлопнул его по плечу.
— Все будет хорошо, она в надежных руках, — улыбнувшись, сказал он сыну, который неотрывно следил за осмотром врачей.
— В надежных руках она окажется только, когда я увижу ее в ЗАГСе в белом платье, — проворчал Алексей, глядя на робкую улыбку Насти, — и этими «надежными руками» станут мои руки.
— Ревность — опасная вещь, сынок, — он потянул сына за собой, оставляя пациентку и врачей наедине, — и очень плохой советчик. Порой она чаще разрушает любовь, чем помогает ее обрести. Доверяй своей любимой, Алексей, она заслужила это. Пойдем, там еще одна парочка истомилась в ожидании. А Марии скоро рожать…
— Доктор, а я смогу иметь детей? — робко задала мучивший эти недели вопрос Настя.
— Ана, я в этом быть уверен, — с чудовищным акцентом произнес Ян Фельзинг, — вы иметь много-много киндер, но, — поднял он указательный палец вверх, — со временем. Вы совсем здоров. После зарядка каждый день, ваши мышцы прийти в норма. Вы скоро бегать и прыгать, даже…петь!
Светловолосый «викинг» смешно говорил и жестикулировал, описывая будущую реабилитацию, но девушка грустно размышляла над его последними словами. Вспомнив вердикт врача, после срыва голоса, что она сможет лишь говорить, Настя качала головой.
— Нет, герр доктор, петь я не смогу, — горько улыбнулась она в ответ на вопросительный взгляд Фельзинга, заметившего ее печаль.
Ян удивленно смотрел на свою загрустившую пациентку. Сам он считал, что положительное настроение пациента — первый шаг на пути к выздоровлению. Поэтому он раздраженно махнул рукой в сторону.
— О, вы заблуждаться, — проговорил он с сильным акцентом, — вас уже осмотреть врач и сказать диагноз не правильно. Вы будете петь! Я обещать, — снова показал он пальцем вверх, словно, давал клятву.