В унисон
Шрифт:
Как же было жалко видеть ее такой расстроенной, еле сдерживающейся, стоявшей в слезах вот так, посреди глухой улицы. Генджи еще недавно насмехался над ее эмоциональной нестабильностью, а Хидео предпочитал ничего не замечать – любовь ведь слепа. Но была ли это любовь?..
– Мои родители решили развестись, – сказала она упавшим голосом, не поворачиваясь к Хидео лицом.
Просто так, когда она не видит его, ей легче признаться в своей слабости.
– Мама хочет улететь в Индию с моим младшим братом, а папа – переехать со мной в Испанию, – продолжала она все так же тихо. –
Лили горько усмехнулась, не в силах побороть цветущее в сердце раздражение. Она так и не обернулась, не взглянула на Хидео, предпочитая высказываться истукану, столбу, воздуху, но только не ему! Он чувствовал, что испортит момент, если попытается подойти к ней и успокоить. Даже сказать что-либо он был не в состоянии – боялся, что это разрушит иллюзию, которую Лили сама вокруг себя выстроила.
– Мы же, черт возьми, спокойная японская семья. Почему же им нельзя жить вместе, как живут все нормальные люди? Быть может, я настоящая эгоистка, раз ценю свое счастье выше счастья родителей, но то, как они поступают, глубоко меня ранит. Это ведь значит, что они тоже эгоисты, которые хотят непременно уехать как можно дальше друг от друга, не заботясь о нашем с братом благополучии. Я не хочу расставаться с Сага, не хочу терять брата или маму – мне все дороги, даже бабушка, которую я раньше предпочитала не видеть и не слышать лишний раз. Здесь мой дом. Я не хочу его покидать.
Она прижала ладонь ко рту, и в следующую секунду Хидео с ужасом понял, что Лили вновь плачет. Ее тело содрогалось в рыданиях, плечи дрожали от нахлынувших на нее эмоций. Хидео подошел ближе, чтобы утешить ее, но вдруг его внимание привлек странный силуэт, напоминавший человеческую фигуру. Свет фонарей не долетал до того места, где Хидео приметил человека, однако сомнений никаких не было: там, в кустах, рядом с входом в парк кто-то стоит и смотрит прямо на них.
– Рокэ-сан, – пробормотал Хидео нерешительно. – Может, вернемся внутрь? Ты простынешь на таком ветру.
Лили, казалось, впервые осознала, что все это время разговаривала с живым человеком. Всхлипнув, она поспешно вытерла слезы и обернулась к Хидео.
– Прости за эту вспышку, – сказала она, небрежно водя пальцами по щекам. – Я еще не привыкла к этой новости.
– Я понимаю твои чувства, хотя и не могу полностью их осознать, ведь у меня такой ситуации никогда не было.
– Я знаю, поэтому не требую какой-то поддержки или чего-то подобного… Спасибо, что просто выслушал.
Хорошо, что Генджи тут нет, подумал Хидео с ужасом, – иначе бы он до конца дней своих припоминал бы ему случай, когда Лили все же впала в истерику на вечеринке, как он и предполагал.
Они вернулись в кафе расстроенные, каждый – от своих впечатлений. Холодный ночной воздух чуть ослабил красноту кожи и появившуюся на лице Лили припухлость, но все равно можно было легко отгадать, что девушка недавно плакала.
Они сели за столик, где их уже поджидала Мичи.
– Ах вы проказники! – нарочито весело воскликнула она. – Слиняли на улицу без меня? Вы что там делали? Дрались?
– Почти, – ответил Хидео. – Просто ругались.
–
Оставаться в кафе больше не было смысла, Мичи пообещала вызвать для Лили такси, лишь бы только та еще немного задержалась с ней наедине. Лили не возражала, она готова просидеть в кафе хоть всю ночь, лишь бы не возвращаться домой. Мичи попрощалась с Хидео, показывая знаками, что ему пора уходить. Это было странно – еще сегодня утром Лили и Мичи смотрели друг на друга как гиены, готовые подраться за кусок добычи, а теперь выглядели как самые близкие и закадычные подруги. Наверное, все дело в том, что Мичи очень хорошо чувствовала состояние Лили и искренне хотела ей помочь.
Хидео вышел на свежий воздух, с тяжестью на сердце переваривая непростые события прошедшего дня. Столько всего произошло – и это только один день. Если так дальше продолжится, Хидео придется начать вести личный дневник, чтобы зафиксировать события этих насыщенных дней. Как и дневник сновидений, это была полезная практика, позволявшая разложить по полочкам свои чувства.
Он медленно шел по холодным и неприветливым улицам, пристально всматриваясь в различные фигуры женщин. На постерах, табло, плакатах, уличной рекламе – везде были сплошные женщины.
– Боже, наконец-то этот день подошел к концу, – произнес он вслух с облегчением, опасаясь быть услышанным.
– Да я сама от этого в шоке, – сказала женщина неподалеку.
Хидео резко повернул голову и увидел стоявшую в подворотне женщину. Она выглядела вызывающе даже в полутьме плохо освещенной улицы – расстегнутая на несколько пуговиц красная рубашка легкомысленно открывала грудь, бордовая мини-юбка обтягивала бедра, крупные волны темных волос соблазнительно рассыпались по плечам. Женщина улыбалась, вгоняя Хидео в состояние кроличьего оцепенения.
– О, ты хочешь остаться? – с хищным оскалом выдала она.
– Кто вы? – спросил Хидео раздраженно.
Она его пугала, и от этого ему становилось невыносимо стыдно, мерзко. Он бы прошел мимо, но страх сковал все его движения.
– Тамака, – она резко протянула руку. – Приятно познакомиться.
– Тамака – это имя или фамилия?
Жать ее руку он не стал, хотя чувствовал, что она не простит ему этой брезгливости.
– Имя, прелесть моя, – сказала Тамака, все еще удерживая руку на весу для рукопожатия.
– О, ну, может быть стоит начать с…
Она резко и больно схватила Хидео за запястье.
– Да кому это нужно.
И утянула его куда-то вглубь подворотни.
День IV. Странный
Хидео: новое неприятное открытие
Разлепив веки, Хидео сквозь мутную пелену затуманенного зрения увидел разбросанные повсюду вещи.
Везде. Вещи.
Как будто прачечная решила ненадолго переехать в его скромную обитель, раскидав повсюду тряпье, нагло вывернутое из шкафа. Хидео оглядел комнату, мысленно прикидывая, кто и когда мог перевернуть здесь все вверх дном, не оставив свободного пространства ни на йоту.