В водовороте
Шрифт:
По возвращении в Останкино, барон, не совсем еще проспавшийся, пошел досыпать, а князю доложили, что присылала Анна Юрьевна и что вечером сама непременно будет. Между тем княгиня велела ему сказать, что она никак не может выйти из своей комнаты занимать гостью, а поэтому князю самому надобно было оставаться дома; но он дня два уже не видал Елены: перспектива провести целый вечер без нее приводила его просто в ужас. Проклиная в душе всех на свете кузин, князь пошел к Елене и стал ее умолять прийти тоже к ним вечером.
– Но меня жена ваша,
– возразила ему Елена.
– Что за пустяки!
– произнес князь.
– Во-первых, жена моя никогда и ни против кого не сделает ничего подобного, а во-вторых, она и не выйдет, потому что больна.
– Да, если не выйдет, в таком случае приду с удовольствием, - сказала Елена.
Сидеть с гостями князь предложил в саду, где, по его приказанию, был приготовлен на длинном столе чай с огромным количеством фруктов, варенья и даже вина.
Анна Юрьевна приехала в своей полумужской шляпе и вся раскрасневшаяся от жару. Она сейчас же села и начала тяжело дышать. Увы! Анна Юрьевна, благодаря ли московскому климату, или, может быть, и летам своим, начала последнее время сильно полнеть и брюзгнуть. Князь представил ей барона, который окончательно выспался и был вымытый, причесанный, в черном сюртучке и в легоньком цветном галстуке. Вскоре затем пришла и Елена: огромный черный шиньон и черные локоны осеняли ее бледное лицо, черное шелковое платье шикарнейшим образом сидело на ней, так что Анна Юрьевна, увидав ее, не могла удержаться и невольно воскликнула:
– Как вы прелестны сегодня!..
И сама при этом крепко-крепко пожала ей руку.
Барон тоже благосклонным образом наклонил перед Еленой голову, а она, в свою очередь, грациозно и несколько на польский манер, весьма низко поклонилась всем и уселась потом, по приглашению князя, за стол.
– Et madame la princesse? [114]– спросила она, как бы ничего не знавши.
– Она больна, - отвечал князь.
– И довольно серьезно, кажется, - заметила Анна Юрьевна, на минуту заходившая к княгине.
114
А госпожа княгиня? (франц.).
– Серьезно?
– переспросила ее Елена.
– По-видимому, - отвечала Анна Юрьевна.
– Ну, нет! С ней это часто бывает, - возразил князь и, желая показать перед бароном, а отчасти и перед Анной Юрьевной, Елену во всем блеске ее ума и образования, поспешил перевести разговор на одну из любимых ее тем.
– Mademoiselle Helene!
– отнесся он к ней.
– Вы знаете ли, что мой друг, барон Мингер, отвергает теорию невменяемости и преступлений [30] !
– Я?
– переспросил барон, совершенно не помнивший, чтобы он говорил или отвергал что-нибудь подобное.
– Да, вы!..
– А!
– произнес многознаменательно, но с улыбкою барон.
– А вы не согласны с этою теорией?
– спросила его Елена.
– Да, не согласен, - отвечал барон, хотя, в сущности, он решительно не знал, с чем он, собственно, тут не согласен.
– Но почему же?
– спросила его Елена.
– Потому что преступление... самое название показывает, что человек преступил тут известные законы и должен быть наказан за то.
– А что такое самые законы, позвольте вас спросить?
– допрашивала его Елена.
– Законы суть поставленные грани, основы, на которых зиждется и покоится каждое государство, - отвечал барон, немного сконфузясь: он чувствовал, что говорит свое, им самим сочиненное определение законов, но что есть какое-то другое, которое он забыл.
– Законы суть условия, которые люди, составившие известное общество, заключили между собой, чтобы жить вместе, - так?..
– пояснила Елена барону и вместе с тем как бы спросила его.
– Так!
– согласился он с ней.
Князь при этом усмехнулся.
– Вот тебе на!
– сказал он.
– Ты, значит, отказываешься от нашего казенного юридического определения, что законы суть продукт верховной воли, из которой одной они проистекают.
– Нисколько я не отказываюсь от этого определения, и, по-моему, оно вовсе не противоречит определению mademoiselle Helene, так как касается только формы утверждения законов: законы всюду и везде основываются на потребностях народа и для блага народа издаются, - проговорил барон, начинавший видеть, что ему и тут придется биться, и потому он решился, по крайней мере, взять смелостью и изворотливостью ума.
– Нет, оно более чем одной только формы утверждения законов касается, возразила ему Елена, - а потому я все-таки буду держаться моего определения, что законы суть договоры [31] ; и вообразите, я родилась в известном государстве, когда договоры эти уже были написаны и утверждены, но почему же я, вовсе не подписавшаяся к ним, должна исполнять их? Договоры обязательны только для тех, кто лично их признал.
– Если вы не признаете законов, то можете уйти из этого общества.
– Нет, не могу, потому что по русским, например, законам меня накажут за это.
– Да, по русским!
– произнес барон с оттенком некоторой уже усмешки.
– Кроме того-с, - продолжала Елена, вся раскрасневшаяся даже в лице, всех законов знать нельзя, это требование невыполнимое, чтобы неведением законов никто не отзывался: иначе людям некогда было бы ни землю пахать, ни траву косить, ни дорог себе строить. Они все время должны были бы изучать законы; люди, хорошо знающие законы, как, например, адвокаты, судьи, огромные деньги за это получают.