В. Маяковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
– Полюбуйтесь! Видите?
Смотрю: бланк Гиза, Написано от руки:
20 февраля 1925 г.
СПРАВКА
Собр. соч. В. Маяковского и Н. Асеева Лит. худ. отдел к изданию не принимает и не может принять в ближайшее время.
Лит. худ. отд. Н. Накоряков.
P. S. До 1–го января 1926 г. просит авторов не беспокоиться.
Н. Н.
– То есть как это "не беспокоиться"! А кто же будет беспокоиться?
И он долго на разные лады повторяет: "не беспокоиться!"
На
Почти никто из выставочного комитета Маяковскому не помогал. Во всей обстановке работы чувствовалось сопротивление. Сам Маяковский был необыкновенно активен. Он считал свою выставку средством пропаганды новых задач поэзии и был очень требователен к каждому разделу экспозиции.
Маяковский делал выставку от начала до конца сам, вникая во все мелочи работы.
Поэт В. А. Луговской, заведывавший тогда Клубом писателей, уехал, и никто его не заменял. Маяковскому приходилось туго, неожиданных препятствий нужно было преодолевать множество. Вот подходит к Маяковскому комендант здания и просит освободить помещение "на один вечер", так как здесь должно состояться "важное заседание". Маяковский молчит несколько мгновений и потом начинает громить Клуб:
– Вы не любите, когда я ругаюсь. А что же мне делать?.. Луговской уехал "на два дня", и вот уже две недели его нет и ни от кого здесь не добьешься толку!
Его голос гремит по всему зданию:
– Я вам заявляю: ни один человек сюда не войдет, пока все не будет на своих местах. Никаких заседаний! Никаких разговоров больше!
Он говорит и говорит до тех пор, пока не убеждается, что действительно до открытия выставки в три отведенные под нее зала не посмеет войти ни один посторонний человек!
Заметив завхоза, Маяковский переносит огонь на новую цель:
– Что это за вешалка в клубе? Что можно сделать с такой вешалкой? Когда приедет Луговской? Вы здесь завхоз? О чем вы думаете? Почему у вас нет вешалки?!
– Владимир Владимирович, – лепечет завхоз, – у нас же есть вешалка. Вы знаете.
– Нет у вас вешалки!
Вбегает Павел Ильич Лавут.
– Владимир Владимирович, Гиз не дает витрины. Заменим? – начинает он сразу.– Может, обойдемся без витрины?
– Павел Ильич! – тихо произносит Маяковский.
И Павел Ильич уходит.
Каждый раз с появлением Маяковского работа становится энергичнее. Художник веселее "колдует" над текстами, добровольцы, помогающие Маяковскому, быстрее подклеивают плакаты. Оживает завхоз. Владимир Владимирович диктует тексты для надписей, спорит с комендантом, каждому дает работу.
Я третий день сижу за большим столом и готовлю экскурсию.
Владимир Владимирович подходит ко мне, оглушительно ударяет о стол ладонью и говорит:
– Знаете что? Я вам сам покажу все, а вы помогите мне сейчас!
Маяковский легко двигает тяжелую лестницу–стремянку. Придерживает ее внизу ногой. Я лезу под потолок
По ясности и определенности всех указаний Владимира Владимировича было видно, что план выставки у него давно готов. Но он все время расспрашивал меня о музее Горького.
– Что у вас там интересного? Как устроен музей?
Специального музея Горького тогда еще не было. В Литературном музее при Библиотеке им. Ленина была только временная и очень скромная выставка. У меня уже мелькала мысль организовать в Литературном музее постоянную выставку работ Маяковского, но мне не хотелось говорить ему о наших экспозиционных возможностях, в то время очень ограниченных. Нужно было как-то "замять" этот разговор.
– У нас на выставке, Владимир Владимирович, главным образом фотографии,– сказал я.
– Разве Алексей Максимович так уж любил сниматься?– иронически спрашивает Маяковский.
– Ну, не только его фотографии. Его друзей, места Горького... Владимир Владимирович, куда вешать афишу "Левей Лефа"? – перевожу я разговор на другую тему.
Маяковский сам руководил собиранием материалов для выставки, подготовкой экспонатов (вплоть до наклейки афиш на марлю, подклейки к ним петель) и самой развеской.
В простенках между окнами центрального зала выставки он развесил десятки шаржей и карикатур на себя, выбрав наиболее острые, полемичные, сатирические. На самом видном месте, в центральном простенке, висел шарж Кукрыниксов: Маяковский в позе Петра I, на нем лавровый венок, тога. Вместо коня, уздой железной поднятого на дыбы,– маленький, тощий лев в наморднике. Лев – это "Леф". Под лапами льва извивается змея с головой критика Полонского3.
Портретов Маяковского на выставке не было, только на одном из стендов – несколько маленьких фотографий, главным образом групповых: Маяковский, в редакции журнала "Красная нива", среди писателей Свердловска и др.
Страницы из записных книжек с черновиками были прикреплены к стенду кнопками.
– Надо бы выбросить их в корзинку. Что я, академик? Вот Брик все говорит: "Надо показать, надо показать! Интересно!" А чего интересного? Пусть видно будет, что я еще не заакадемичился и не берегу их!
Однако Владимир Владимирович прекрасно понимал, конечно, значение рукописи как документа, который вводит в творческую лабораторию писателя, учит "как делать стихи". Он так и озаглавил этот стенд? "Лаборатория".
Когда Маяковский уже после открытия выставки повел меня, как обещал, по всем ее стендам, он остановился около витрины с рукописями и, с оживлением вглядываясь в них, сказал:
– А ведь всегда можно улучшить! Вот, смотрите!
Он показал на страничку из записной книжки с черновыми записями к стихотворению "Император". Среди них были строки:
И вижу [движется] катится ландо
и в этой вот ланде
сидит военный молодой
в [рос] холеной бороде.
<