В. Маяковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
Была зачитана, одобрена и пополнена новыми предложениями резолюция, принятая 15 февраля на собрании читателей Маяковского в Клубе писателей.
Для нас и нашей работы большое значение имели сказанные тогда Маяковским слова о Бригаде: "Эта выставка вся нуждается в очень больших и серьезных комментариях. Товарищи наши из Бригады стараются эту выставку продвинуть, за что я им бесконечно благодарен, так как я считаю, что это совершенно правильно".
Последняя встреча
Последний раз я беседовал
Маяковский приготовил для своей выставки новые материалы, но никак не удавалось получить их. Между тем Бригада уже заканчивала пробную развеску материалов его выставки в помещении Литературного музея при Библиотеке имени В. И. Ленина.
Звоню Маяковскому:
– Владимир Владимирович! Мы заканчиваем пробную развеску. Очень нужны материалы, которые вы обещали передать нам. Кроме того, очень хотелось бы показать вам, как у нас тут все получается...
Маяковский перебивает:
– Вы откуда говорите?
– Из музея.
– Можно приехать к вам сейчас?
– Конечно.
– Адрес?
– Улица Маркса и Энгельса, дом восемнадцать. Это в здании, где раньше висела картина Иванова "Явление Христа народу".
– Знаю. Буду у вас через пятнадцать минут.
Я не поверил в "15 минут" поэта, но он оказался абсолютно точен. Товарищи по работе попросили меня показать Маяковскому весь наш музей. В нем было четыре отдела: выставка Короленко, выставка Чехова, выставка Горького и вводный отдел. Я начал с нижнего этажа и повел его по выставке "Творческий путь В. Г. Короленко". Среди очень большого количества газетных и журнальных статей Короленко, между рукописями и книгами находилось довольно много рисунков Владимира Галактионовича.
– Художник? – удивился Маяковский.– Да и не плохой!
Статьи Короленко особенно задержали его внимание.
– О погромах. Очень хорошо написано. Настоящий публицист!
Я торопил его, мне хотелось, чтобы он получше осмотрел свою выставку. Но Маяковский не поддавался и стал рассматривать рукописи.
– А много поправок делал Короленко? Вы уверены, что это всем интересно?
Он остановился перед витриной с биографическими документами; между ними лежал школьный аттестат Короленко.
– У меня тоже где-то есть. Могу его притащить, да не стоит.
– А Короленко много снимался? Не знаете? А рисовать он учился? Хорошо рисовал!
Он хотел посмотреть выставку Горького, но я опять заторопил его наверх "к Маяковскому".
На второй этаж вела широкая, витая лестница, с площадками и с балконом наверху. Под лестницей стояли большие шкафы. Я завесил их антигерманскими лубками Маяковского 1914 года, а рядом дал для контраста грубые, шовинистические лубки о подвиге Кузьмы Крючкова.
– Откуда это у вас? – удивился Владимир Владимирович.
– Из Библиотеки,– ответил я, довольный произведенным эффектом.
– Что там еще есть?
– Да многое, Владимир Владимирович, то афишу найду, то листовку,
Маяковский не дослушал меня.
– Военный плакат не надо вешать,– вернул он разговор к лубкам.– Я тоже был сначала за войну, а потом против.
Мы поднялись наверх.
Наш план развески был рассчитан на массового посетителя, в то время еще плохо знавшего работу Маяковского.
Все материалы выставки были распределены по периодам творчества поэта, В центре каждого периода должны были быть даны цитаты из произведений Маяковского, Над каждым разделом запроектированы были крупные экспонаты, характеризующие данный исторический период. Так, например, над стихами последних лет мы предполагали поместить большую "карту пятилетки" – план размещения новостроек.
– Хорошо. Только надо, чтобы карта пятилетки не заслонила все остальное,– сказал Маяковский и добавил:– Это постоянное помещение?
– Нет.
– Когда выяснится с постоянным помещением?
– Дирекция Библиотеки на днях ответит вам на ваше заявление специальным письмом.
Владимир Владимирович пробыл на выставке около двух часов. Никаких поправок в план ее, кроме возражения против лубков 1914 года, он не внес. Был он очень серьезен, говорил с большими паузами.
Уходя, он задержался на верхней площадке лестницы и долго смотрел оттуда вниз, в вестибюль, туда, где позже висел его увеличенный во всю стену портрет на фоне "Окон РОСТА".
– Я очень рад, – сказал он, отходя от перил,– что материал мой находится теперь здесь, у вас.
Взволнованный его словами, я что-то спросил его, он молча поглядел на меня и стал медленно спускаться вниз.
Когда я вел потом экскурсии по его посмертной выставке, мне часто казалось, что в большом зеркале на стене вестибюля я вижу отражение поэта, вижу его таким, как он стоял тогда: спокойный, неподвижный, ушедший в себя, чуть нахмуренный.
Москва, 1948
ПРИЛОЖЕНИЕ
И. Б. Карахан . Стенограмма воспоминаний о Маяковском
Я познакомился с семьей Маяковских в 1906 году, когда они переехали в Москву. Я в то время был уже членом партии большевиков, принимал участие в качестве дружинника в декабрьском вооруженном восстании в Москве в 1905 году, был ответственным пропагандистом московских организаций.
Володе было тринадцать – четырнадцать лет. По своему возрасту и облику он меня очень заинтересовал, тем более что жена очень была дружна с Людмилой Владимировной. Я перед собою видел подростка, но по своему духовному развитию он был, несомненно, выше своего возраста. Ему было тринадцать лет, а казалось, что ему шестнадцать и по росту, и по складу, и по развитию.