Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни
Шрифт:
Я вошел с ним в полутемное помещение церкви, и там он показал мою давно потерянную кольчугу, которую я так часто вспоминал и мечтал вернуть, висящую на стене перед распятием. Он снял ее и отдал мне со словами:
— Вот, у тебя снова есть то, что принадлежит тебе. А теперь послушай меня, Халид, так называемый «Меч божий» и воин ислама. Ты был бичом на земле для тех, кто называет себя именем того, чье смирение они высмеивали пышностью и тщеславием. В грядущие дни ты снова наденешь кольчугу, а поверх нее на груди ты будешь носить тот священный символ, который теперь ты высмеиваешь и богохульствуешь, хотя и в силу честного
Взяв у него кольчугу, я взглянул в его спокойные старые глаза и, хотя для моих мусульманских ушей его слова были сущим богохульством, я вспомнил о религиях, что я видел, о том, как они восходили и угасали, и те яростные слова, которые я высказал бы другому, исчезли прежде, чем достигли моих уст. Я медленно усваивал свой долгий урок. Я видел вечную истину во многих обличьях, откуда мне было знать, что я не увижу ее во многих других, прежде чем мое путешествие закончится? Поэтому, резко дернув головой в порыве слишком быстром, чтобы его проконтролировать, я произнес тихо и почти смиренно:
— Воля невидимого непостижима, но то, что написано, исполнится, и да сбудутся слова твои. Не бойся, я запомню!
Я повернулся и молча вышел из церкви, а на следующий день, снова прикрыв грудь любимой кольчугой, отправился во главе сирийской армии на север в Антиохию. И по милости аллаха мы покорили не только Антиохию, Кесарию и Алеппо, но и Триполи, и сам древний Тир были отданы в наши руки, а затем покорились все прибрежные города, и не было ни одного города во всей Сирии и Палестине, который не был бы в нашей власти.
Но быстро сменявшие друг друга триумфы приносили мне мало радости, потому что самый яркий драгоценный камень в диадеме победы был уже недосягаем. В четвертый раз жестокая рука горькой судьбы выбила полную чашу любви из моих рук и разлила ее сладкое вино на иссохшуюся землю под моими ногами.
Для такой печали, как моя, было только одно болеутоляющее средство — яростное опьянение беспрерывной войной, поэтому, когда была покорена Сирия, я присоединился к армии Персии и после разграбления Ктесифона пировал с Дераром, Саидом и Али в Белом дворце Хосрова.
Позже я сражался полуголым и искал смерти от тысяч долгожданных опасностей в великой битве при Нехавенде, этой «победе побед», которая дала нам все земли Персии от Тигра до Оксуса, а затем с незаживающей раной в сердце и неутоленной жаждой души, я последовал за Амру в Египет и там, как тень на стене, я, который был Халидом-мечом божьим, победителем Дамаска, Айзнадина и Ярмука, завоевателем Сирии и самой блестящей фигурой в ярком великолепии той славной войны, я, герой ислама, исчез так бесследно из поля зрения моих товарищей, что, не зная, где я умер, они построили мою гробницу в Эмесе рядом с могилой Зорайды.
После семимесячной осады мы взяли штурмом крепкий город Вавилон и римский лагерь, защищавший восточную оконечность лодочного моста через Нил в Мемфис; захватили остров Рода в центре реки за один день яростных боев и сбросили греков с египтянами в воду.
В ту ночь, движимый, как мне казалось, лишь любопытством, желанием еще раз увидеть тот древний город, который я лицезрел во времена Соломона и который был моим домом, когда Клеопатра была царицей Египта, я перешел на западный берег и
Я вошел, и там в серой, похожей на утес стене передо мной стояла низкая квадратная дверь, закрытая гранитной плитой, такая же красивая, как семьсот лет назад. Я вспомнил, что делал Амемфис, чтобы открыть ее, и мне захотелось попробовать сделать то же самое. Я поставил ногу туда, где была его нога, а правой рукой нащупал цветок лотоса, тайна которого уже была, быть может, навсегда утрачена.
Я нажал, и могучий камень опустился, скрытый механизм сработал так же идеально и бесшумно, как и в далекие века, когда он был впервые установлен. Я шагнул в прохладное темное пространство. Нога моя коснулась камня, он двинулся подо мной, и прежде чем я успел обернуться, дверь сзади поднялась.
В одно мгновение я был совершенно потерян для внешнего мира, как если бы я был похоронен глубоко под вечными скалами Эльбурса, но меня не заботила судьба, приближавшаяся к концу, который мог бы показаться ужасным для другого. Я искал смерти слишком часто и слишком нетерпеливо, чтобы беспокоиться о форме, в которой она пришла, поэтому ровными, уверенными шагами я пошел туда, где, как мне помнилось, находился внутренний зал.
Может быть, это было лишь плодом моего воображения, а может быть, одним из тех явлений, которые человеку не дано объяснить, — я увидел тусклый, белый, туманный свет, парящий передо мной посреди темноты. Я шел к нему, и по мере того как я приближался, он разрастался, пока я не увидел алтарь Исиды и трон, на котором Клеопатра сидела почти семьсот лет назад, перед тем как дать клятву, нарушение которой покрыло ее позором и принесло гибель Египту.
— Почему бы мусульманину Халиду не сесть на трон фараонов?
Слова сами собой слетели с моих уст, и их эхо странным образом разнеслось во мраке и тишине. Я повиновался произнесенному порыву и сел, поставив ноги на сфинкса. Я устал от тяжелой борьбы, а трон был удобным, как кушетка, так что моя голова откинулась на пыльные выцветшие подушки, веки опустились, и я заснул.
И пока я спал, мне виделся сон о тех прекрасных женщинах, которые коснулись моей руки во время моего земного пути и ушли в тень раньше меня. Сначала давно умершая Илма, нежная и величественная, одетая в кольчугу, увенчанная сталью и золотом. Потом Цилла, испуганными глазами смотревшая на меня с подножия трона Тиглата. Затем Балкис, свирепая и раскрасневшаяся от нечестивой страсти. Далее Клеопатра с кровью на губах и аспидом на груди. Потом бледная, плачущая женщина с растрепанными волосами, которую я видел в тот краткий миг у креста. И, наконец, Зорайда с наконечником римского копья в груди.
И вот в четвертый раз занавес забвения опустился на врата моих чувств, и во сне я поплыл вниз по реке времени, которая течет из вечернего зарева прошлого в предрассветную зарю будущего.
Глава 22. Гость морских волков
Яркий и теплый поток света, медленно ползущий по лицу, разбудил меня. Я открыл отвыкшие глаза и смутно разглядел длинный тонкий луч солнечного света, который веером падал из щели высоко в крыше храма на трон, где я расположился полусидя-полулежа.