Валюта для надежды
Шрифт:
– Кто это придумал, просто никогда их не имел, вот что я тебе скажу, детка. Ты сама чего мне сегодня на шею бросалась да школу вспоминала?
– Я не обещала, что буду ждать его. Да и было-то это когда. Почти три года прошло. А он, как только вернулся, начал какое-то идиотское расследование. Грозить мне начал. Я думала, он там повзрослеет. Каким был, таким и остался. Даже смешно. Шузы допотопные, джинсов приличных и то нет, зато гонору - через край. Идет - нос кверху, в упор не видит, не здоровается. Думает, я перед ним виниться должна... Дурак он. Я свободный человек,
– Свободный? Ну и ну. Маркело тоже сегодня говорил, что он свободный. Вот ему я больше верю.
– Он покачал головой.
– Да, свободный, кого хочу - люблю. Как хочу, так и живу.
– Для свободы нужны бабки, крошка... А у Мосла - сплошная невезуха. Одна за другой. В институт не попал, ни работы нет, ни денег... А тут ещё ты.
– Неудачник он, вот и злится. Ты же вот устроился.
– Просто я на год раньше дембельнулся. Раньше ушел, раньше пришел. Сейчас, как говорит Маркело, такое время: год равен десяти. И он прав. А ты удачница?
– И я - нет.
– Как раз два сапога пара.
Он вырулил на Садовое кольцо. Все пространство вокруг было забито транспортом.
– Ты обещал меня поучить, Жорик. Хотя теперь не видать мне машины.
– Вот тебе первый урок: чем отличается гаишник от козла?
– Чем, Жорик?
– Гаишник пасется на дороге, а козел у дороги.
– Он захохотал.
– Зачем тебе машина, тебя ж хахали возят.
– Грубиян ты все такой же.
– А Маркело вежливый?
– Конечно. Хоть и скотина. Он ведь и мне должен. И не отдает. Пятьсот баксов. Если его обещалки можно называть долгом.
– Маркело задаром ничего не обещает. Так хотелось дать ему в рожу. Просто руки чесались. Ушел бы куда, да везде одно и то же.
Георгий свернул во двор и остановился.
– Схожу в иксчейндж, тут рядом.
– Он взял пакет и выбрался из машины, кузов качнулся, освободившись от тяжести.
– А я пока куплю бананов.
– Вика ловко выпорхнула из машины.
Георгий прошел мимо невысокого милиционера и встал в очередь.
– Купил?
– спросила Вика, когда Георгий снова взялся за дверь машины.
– Семьсот баксов, - Он покосился на пакет с бананами: - Перешла на мартышкину пищу?
– А что? Пища наших предков. Хочешь, очищу?
– Давай.
Через пятнадцать минут они снова продирались сквозь потоки машин.
– Не протолкнуться, - ворчал Георгий, - Говорят, бензин дорогой. На чем же они ездят, на воде, что ли? А баб сколько за рулем! Тоже мне, драйверы, еле ползут... Вот что, я тебя высажу у поворота, а сам на заправку. Идет?
Глава 8. ТРЕНИРОВОЧНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ
Георгий, Вика и Костя Горелов жили в одном доме и знали друг друга много лет - выросли вместе. Георгий никогда специально не занимался спортом, он был могуч от природы, а Костя, несмотря на то, что пропадал в спортивных секциях, ходил в тренажерный зал, поглощал килограммы специального белка, остался тонкокостным и щуплым. Он был ершист, задирист, склонен к авантюрам и нередко нарывался на неприятности. Потом их разлучила армия - Георгий был старше на год, да и попал
Их восьмиэтажный кирпичный дом в Новых Черемушках стоял на отшибе и выделялся среди окружающих бетонных коробок необычным силуэтом - высокой теремком - крышей с почерневшим от времени деревянным чердачным окном. Это был самый старый дом в округе, послевоенной постройки - с высокими потолками, просторными лестничными клетками и старорежимным, ползущим внутри сетчатого короба лифтом.
Костя устроился в кустах на пустом ящике, брошенном любителями пива, и закурил. Отсюда просматривалась входная дверь и ведущая к ней асфальтовая дорожка. Наблюдательный пункт идиота, с горечью подумал он.
Он вспомнил, как подкараулил Вику у подъезда в первый же вечер после своего возвращения. Она вышла из серебристой БМВ, небрежно махнула кому-то в кабине рукой и направилась к подъезду. Костя настиг её в дверях, задыхаясь от ревности, любви и отчаяния, загородил ей дорогу и начал бормотать что-то пересохшими губами. Хотел затеять веселый, непринужденный разговор, но, ослепленный её видом, только таращил глаза и топтался у двери. Неужели за два казарменных года ему вколотили столько робости?
– О, Костя, привет... Прибыл?
– Тон её был насмешливо-снисходительным, словно они виделись только вчера и не он почти полгода бомбардировал её письмами.
– Вон ты какая стала... Мужики катают.
– Вышло у него грубо и вызывающе.
– Только без сцен... Еще один воспитатель появился. Тоже мне...
– Да я... Да подожди... Извини, сорвалось... Я просто поговорить хотел...
– потерянно бормотал он, чувствуя, как бешено колотится сердце.
– Сначала научись разговаривать, дружок, - холодно отрезала она и окинула его сверху вниз прищуренным взглядом.
– Заведи машину, может, и с тобой прокатнусь... По старой памяти.
Она, как ему показалось, брезгливо обошла его и скрылась за дверью. Он растерянно оглядел себя и словно впервые увидел и стоптанные туфли, и обвисшие брюки, и рубашку, которую ещё носил его старший брат... Вот и поговорил, выяснил отношения... Ну что, получил? Сейчас он её почти ненавидел. Вспомнились и обида, и отчаяние длинных казарменных ночей.
А каких-то два с половиной года назад они встречались с ней здесь же, недалеко, у этой же рощи. Целовались бешено, взасос, до головокружения и стонов. Он теперь просто не мог поверить, понять не мог, почему это все вдруг кончилось. Фанга говорил, у неё никого нет, а может быть, просто утешал его? Тяжелые мысли, постоянная горечь где-то в глубине души, как болезнь, отравляли жизнь, даже сны приходили какие-то темные и тяжелые. На два месяца отложил он решительный с ней разговор, точнее, на пятьдесят дней. Зачем, зачем он это придумал? Никак не избавится от солдатских привычек. Теперь этот срок прошел, и что изменилось? Она его демонстративно не замечает, только молча усмехается при встрече. Красивая стала: то вся в кожаном блеске, то в джинсовой голубизне, только золотистые колени сверкают да рыжие - до плеч - волосы.