Ванька 10
Шрифт:
В Уржум мне всё равно надо было, а тут — на кораблике, под охраной. Что, мог где-то и пулю словить? Так это — сейчас в любом месте легче-лёгкого. Не сам куда-то пойдёшь-поедешь, так беда к тебе под окно быстренько подскачет.
Работа мне нужна была? Нужна. Так вот Сабанцев и поспособствовал. Зря я его в душе клял и ругал, он мне доброе дело сделал. Можно сказать, по специальности трудоустроил.
Зачем мне в Уржум? Если хочу я гражданскую в селе Федора пересидеть, а потом и в новую жизнь после неё вписаться, надо кое-какие документы в уездном архиве
Ночное нападение на штаб дружины, где мой лазарет был размещен, тоже мне на пользу оказалось. Сейчас я со своими пациентами в уездную больницу перемещен, лишние глазоньки за мной не наблюдают.
Где уездный архив расположен, я уже узнал, так что ближайшей ночью в нём полыхнёт…
Кстати, полыхнуло и было на деяния белобандитов и их приспешников списано.
Ну, и ещё есть один элемент в моей многоходовочке. Имя и фамилию официально сменить. Для этого и письмо к куму от Федора мне было нужно.
Имена и фамилии сейчас тут многие меняют. Старый мир таким образом до основания разрушают и внедряют в повседневную жизнь символы новой эпохи.
Особенно в отношении имен для девочек-женщин чудят. Хоть стой, хоть падай…
Даздраперма — от «Да здравствует Первое мая!».
Даздрасмыгда — от «Да здравствует смычка города и деревни!».
Дотнара — «дочь трудового народа».
Правдина, Ноябрина, Социала… Последнее женское имя, от «социализм».
Мне мужское имя в духе времени требуется, если женское возьму — не поймут. В ходу тут сейчас традиционные ценности.
Здесь тоже есть из чего выбрать.
Даздрасен — от «Да здравствует седьмое ноября!».
Ревволь — «революционная воля».
Ревдар — «революционный дар».
Аврорий — по названию крейсера «Аврора».
Круто? Позднее ещё круче будет. У нас в институте дома один из преподавателей с именем Кукуцаполь имелся. Расшифровывалось имя проще простого — «кукуруза — царица полей». Пока тут такого имени нет, при Никите Сергеевиче оно появится. Тогда же девочек Нисерха начнут называть. От сокращенного имени, отчества и фамилии Хрущева.
Мы с кумом Федора на Нинеле остановились. Нинель — это обратное прочтение слова «Ленин».
Отчество тут не меняют, от родного отца не открещиваются, а вот с фамилией надо подумать. Поменять Воробьева на что-то более звучное. Тем более, эта фамилия мне чужая, она мне с найденными документами около железной дороги досталась.
На третьем стакане мы с кумом Федора Терентьевича решили, что самая лучшая фамилия — Красный.
Красный Нинель Иванович.
А, что? Весьма и весьма…
Теперь на переименование мне разрешение военного комиссара Уржума Сормаха надо получить. Я у него как доктор военного лазарета в подчинении. Кстати, Сормахом он тоже не так давно и стал. При рождении фамилию Сорокин получил. Подпольную революционную кличку имел — Махалов. Вот, Николай Гурьянович, когда красногвардейскую
Военный комиссар возражать не стал. Похвалил даже. Вот де, не после полной победы пролетарской революции я новые имя и фамилию беру, всем сердцем к ней примыкаю, а в самые что ни на есть трудные времена — Колчак в двадцати верстах от города…
— Поздравляю, Нинель! — Сормах потряс мне руку.
— Поздравляю! — к военному комиссару его телохранитель Сабанцев присоединился. — Хорошо звучит — Нинель Красный!
Кум Федора без промедления мне бумагу оформил с новыми фамилией, именем и отчеством. Исчез с просторов России Иван Иванович Воробьев, а возник в Уржумском уезде новый житель — Красный Нинель Иванович.
Всё честь по чести, законно и официально.
Когда в село Федора я вернусь, Нинелем Красным в поселенные списки и впишусь. Тут с этим делом при советской власти в сельской местности со времен императора пока ничего не изменилось. Как моя бабушка-антисоветчица — по словам деда, говорила, такая система вплоть до конца пятидесятых годов существовала. Колхозники только тогда потихоньку начали паспорта получать. Только в семидесятые все граждане СССР стали иметь паспорта. У меня такой в общежитской тумбочке и остался.
Глава 31
Глава 31 Наступление на Турек
— Нинель! Собираемся!
Со сна я сразу и не понял, что это мне собираться велено. Не привык я пока к новому имени. Сколько тут Иваном был, а Нинель я только третий день.
— Собираемся, собираемся!
Куда? Чего? Я только-только спать лёг…
— Утром выступаем, — ввел меня в курс дела Сабанцев.
Выступаем, это — понятно. Однако, тут некоторое уточнение требуется. Наступаем? Отступаем? Хотя, сейчас хрен поймёшь — отступление, это или наступление. По своей земле туда-сюда перемещаемся.
Так-то дружина больше в самом Уржуме находится, но временами и случаются выходы за его пределы. Вернее — выезды. По приказу представителей штаба третьей армии мы провели мобилизацию средств передвижения и транспорта. Считай, со всего уезда мало-мальски годные телеги на железном ходу собрали. Запрягай лошадок и передвигайся. Что дружиной и делается.
— Собираться с ранеными? — уточнил я у Сабанцева.
— Не, не. Они на месте.
На месте. Значит — не отступаем. Хотя, в городе поговаривают, что Колчак здорово на красные отряды жмёт.
Я разместил на приписанной к лазарету телеге всё нужное. Перевязочного материала взял побольше. Останется — обратно привезу.
К восьми часам утра наша дружина была в сборе. Не хватало только некоторых отрядов, что были отправлены в волости для борьбы с дезертирством. Дезертиров у нас хватает, не все как я сознательные. Только-только мобилизуют в Красную армию мужиков из сел и деревень, а они и разбегаются на все четыре стороны, а ещё и оружие с собой прихватывают.
— Идём на Турек, — объявил Сормах.