Варварин свет
Шрифт:
— Так он в доспехе, — ответила Варвара. — Его только Пелагея без шлема видела. А к ней он теперь ни ногой.
Они сидели втроём на изумрудной траве, и Варваре сейчас как никогда не хватало солнечных лучей. Её знобило, не помогала шерстяная шаль в огромных жёлтых подсолнухах, заботливо связанная старшей сестрой, Ульяной, и принесённая когда-то из дома. Варвара так и осталась в нарядном сарафане, только ненавистные сапожки скинула и спрятала ноги под шаль. Девушка поманила солнце настоящего мира поближе, но стало только ярче, не теплее.
Птиц
Любава, одетая в своё простое холщовое платье, подвязанное поясом с воронами, расстелила скатерть, принесла самовар, а Варвара лёгким движением пальцев закипятила в нём воду, и теперь они пили ароматный чай из Аннушкиных трав с сушёным ананасом и лакомились пирожками. Точнее, девушки лакомились, а Никита пожирал. Превращение отняло много сил.
Сначала Никита рассказал свою часть, а потом Варвара поведала обоим то, чего не застал волк — очень коротко, не упоминая ни Эйо, ни пустых разговоров о любви. Сказала только, что первый человек, который вызвал Синемордого из Нави, лишился души и погиб.
— Получается, — подытожила Любава, — сейчас кто-то освободил Синемордого, тот его поглотил и теперь завоёвывает мир?
«Или они пока вместе это делают», — предположил Никита. — «Ведь Синемордый не знает ничего о мире, он тысячу лет был заперт в пещере. Ему помощь нужна».
— Синемордый совсем близко... — грустно сказала Варвара. — Кощей запретил мне пользоваться камушками. Сказал, что враг уже на подходе к Приморью. Со дня на день будет бой, а почти ничего не готово.
— А Пелагея не нашла другого времени, как свои чары на Кощее испытывать! — возмутилась Любава.
— Меня волнует, что он этого не заметил... — задумчиво проговорила Варвара. — И Марья не заметила... Хотя получается, что они поссорились как раз в тот день. Наверное, Кощей был очень уставший...
— А точно Царь Приморский не знал? — спросила Любава. — Может, подговорил дочь, для этого и сосватал, чтобы она к Кощею подобралась?
— Зачем ему?.. Подобралась. Зачаровала... Он стал видеть в друзьях недругов, стал злым. Какая царю выгода?
«Правильно! — гавкнул Никита. — Если он хочет, чтобы Кощей служил только ему, то Ивану Приморскому и нужно подчинение и злость, чтобы с другими больше не договаривался».
Звучало убедительно, но Варвару не покидало ощущение, что что-то не сходится. Она хотела ещё порассуждать, но Любава вдруг напряглась, повернула голову к избушке.
«Звякнуло!» — сообщил Никита.
— Неужели Марья? — удивилась Варвара.
Звенела и правда тарелка с тёмно-синей каймой, поверхность трепетала чёрными линиями, а звук всё не затихал.
— Спрячься! На всякий случай, — шикнула Любава на Никиту, который скакал вокруг — первый раз увидел тарелочки и любопытствовал.
Когда он отошёл, Любава дважды стукнула ногтём по поверхности, она почернела, а потом показала картинку. Красивое лицо Марьи искажала тревога:
— Девчонки, вот вы где! Я уже тебе,
— Что случилось? — хором сказали обе.
— Кто-то во дворец проник, чувствую!
— Как же это? — удивилась Любава. — Мимо нас и мышь не проскочит, а мы никуда вместе не отлучались!
— Ты уверена? — спросила Варвара. — Ты кого-то видела?
— Не видела! Не знаю! — закричала Марья. — Приходите, обе, надо проверить! Немедленно!
Тарелка почернела, затряслась линиями и успокоилась.
«Что происходит?» — высунулся Никита из-за шторы.
— Не знаю... Во дворец можно зайти, только если Кощей разрешит. И нам, трём сёстрам, можно, — объяснила Любава. — А если кто из Яви реки пересекает — мы это сразу чувствуем.
«Но это значит, что туда никто не мог попасть?» — спросил Никита.
— Всё равно нужно проверить, — ответила Варвара. — Марья ближе всех к нему, и я никогда не видела её такой взволнованной!
— Поспешим же, сестра! — воскликнула Любава. — А ты, Никита, сторожи реку. Если вдруг какой богатырь сунется — превратишься в волка и покажешь ему, где выход.
***
Марьи в доме не оказалось. Трудились мушки, убирая крошки хлеба со стола, остывал недопитый чай, на полу — следы угля от какого-то ритуала, запах жжёного розмарина висел в воздухе.
— Ушла, — раздался голос от двери, и обе девушки, вздрогнув, резко обернулись. Там стоял, нервно дёргая всеми хвостами, серый кот.
— Куда ушла, Кыша? — воскликнула Любава.
— Во дворец.
— Там кто-то есть? — спросила Варвара.
— Плохой вопрос, — вздыбил кот шерсть. — Конечно, есть! Марья!
Он выскочил за дверь, и девушки последовали за ним. Из-за тёмно-синих, трепещущих в сиреневом свете листьев Варвару разобрала тревога, и когда они зашли в третью реку, девушка взяла Любаву за руку. Им было легко ходить сквозь реки, совсем не так, как богатырям, но Варвару в этот раз угнетал звук и слишком яркая белизна после закатного мира Марьи. Белая река гудела, а чёрные линии дрожали, сталкиваясь с кругами от пролетающих птиц — сереньких воробушков, ярких малиновок, чёрных галок, белых голубей...
— Смотри, сколько птиц летит, — прошептала Варвара первой сестре.
— Варенька... Присмотрись. Это не всё простые птицы.
И правда. У некоторых в клювах пульсировал свет, и Варвара вспомнила, что в одной из книг, ещё из тех, что в первые месяцы давал ей на чтение Кощей, было сказано, что когда душа не хочет или не может покинуть место смерти, птица уносит её в клюве в Навь.
— Значит, битва началась, Любава, — выдохнула девушка, и сестра сжала её руку сильнее.
Когда река закончилась, не стало больше видно сияния в клювах у птиц, а оно бы пригодилось. Мир за третьей рекой был тускл, сер и тёмен. По каменистой дороге девушки вслед за котом-кикиморой ступили в безлистный лес, чёрными кривыми ветвями царапающий хмурое стальное небо, и Варвара чуть ли не впервые пожалела, что не надела обувь.