Василий Тёркин
Шрифт:
Она так и выразилась мысленно: "старается".
Неужели это все одни деньги делают? А он поднимается по крутому склону большими шагами, грудь держит вперед, разговаривает свободно... Его молодой голос доносится до нее. У него такой вид, что не нынче завтра он должен стать хозяином всей этой усадьбы... Она теперь уверена, что иначе не может случиться.
Позади, как-то подскакивая, карабкается тот приказчик или землемер, что привез с собой Василий Иваныч, - она так назвала про себя Теркина, - пухленький и смешного лица... Он
Если он землемер, так, значит, Николай Никанорыч - то же, что и он... А этот вроде управителя или приказчика. Тот - "ученый таксатор"; даже и тетка Павла так его называет.
Не все ли это равно?.. Саня не ответила себе на вопрос и так засмотрелась вниз на Теркина, что он увидал ее снизу, снял шляпу и крикнул:
– Как у вас здесь хорошо!.. Позвольте к вам взбежать.
И пустился бегом по спуску, прямо на нее.
XVIII
В беседке пахло цветом каприфолии. Растение вилось по переплету из березовых палок, и розовато-желтые лепестки и усики осыпали нежную зелень. Никогда еще так рано не цвело оно, как в этом году.
Они остались вдвоем. Иван Захарыч ушел показывать планы Хрящеву и увел с собой Первача.
Теркин сидел сняв шляпу, вполоборота к Сане, глядел на ее розовато-бледное лицо, на косу, заплетенную по-крестьянски, и на ее удивительные ручки. Он сам попросил позволения посидеть с ней. Саня застенчиво провела его в беседку.
– Там пахнет чудесно!
– сказала она совсем по-детски.
И сам он начал как будто испытывать приятную неловкость и почему-то жалость к этой барышне-девочке. После осмотра парка и всех строений усадьбы у него было такое чувство, точно он у пристани и его вводят во владение родовым имуществом.
Дом был запущен; в верхнем этаже штучный паркетный пол вынут в нескольких комнатах; мебели - никакой, стены облупились; да и в нижнем этаже, кроме кабинета хозяина, все остальное пахнет дворянской грязцой и скудостью. Но парк наполнил его стародавним чувством, которое заново воскресло и еще ярче, чем на колокольне села Заводного, когда он по приезде туда лазил на нее, о вечернях.
И теперь, около этой миловидной свежей девушки, законной наследницы этого имения, уже обреченного на продажу, ему захотелось поскорее стать собственником усадьбы, не допускать других покупщиков. А вместе с тем как бы и совестно было перед нею...
Глаза его с тихой улыбкой любовались ее головой и станом, и он хотел бы поговорить с ней как можно мягче, поскорее вызвать в ней искренность Ему ее тетки, отец, этот шустрый и плутоватый таксатор весьма и весьма не нравились, и она среди них казалась ему горлинкой в гнезде воронов или нетопырей.
– Чудесный у вас парк...
– Да, - вдыхая в себя, сказала Саня, как делала всегда и в институте, когда бывала чем-нибудь стеснена.
Но тотчас
– Вы у нас все это купить хотите, Василий Иваныч?
"Василий Иваныч" прозвучало для него с ласкою вздрагивающего голоска. Губы своего рта она раскрывала как-то особенно мило.
– А вам жалко будет?
– Разумеется, жалко.
– Не знаю. Папаша все равно хочет продать.
– Да?
– грустно переспросила она.
Ему показалось, что на ресницах ее слезинки.
"Зачем я ей это рассказываю?
– остановил он себя.
– Бедняжка!"
– А вы для себя?
– спросила она повеселее.
– То есть как для себя?
– Будете здесь жить... Вы женаты?
– Нет.
Она совсем обернулась к нему, и ручки ее упали на колени своеобразным движением.
– Вас всякий бы принял скорее за женатого. А я...
Досказать ей сделалось стыдно.
"Какие я... глупости! Разве можно?" - подумала она, зная, что вот-вот покраснеет.
– А вы?..
– Ах нет! Ничего!..
Обе ручки протянулись к нему.
– Василий Иваныч! Право, я не то хотела сказать.
– Да вы еще ничего не сказали. Ежели я для вас женатым не смотрю, значит, еще не так постарел... тем лучше.
Ему хотелось пошутить с ней и утешить ее как можно скорее.
– Видите ли, - он пододвинулся к ней, - я покупаю леса от имени общества.
– Какое это общество? Я ведь ничего не понимаю.
– Компания по лесной части. Я - ее главный директор.
– А говорят, что вы главный миллионщик?
Смех ее, высокий и дробный, задрожал в теплом вечернем воздухе и отдался в груди Теркина.
Он протянул ей руку.
– Хорошая вы барышня! Так у вас все как на ладоньке.
"Нет, не все, - поправила она про себя, - если б он знал!"
– Так вы не миллионщик?
– Какое... Большими делами заведую, это точно, но капиталы не мои.
– Стало быть, компании понадобились наш дом и парк? И она даст цену больше других?
– Саня добавила грустно: - Вот папа и отдаст.
– Сказать вам всю правду, Александра Ивановна? Мне самому очень по душе ваш парк и все положение усадьбы. Давно я их знаю. Еще как деревенским мальчишкой с отцом в село Заводное попал.
Глаза ее широко раскрылись.
"Тетка Павла правду говорила; он - из мужиков".
Теркин подметил ее взгляд.
– Вы хитрить не будете, барышня. Наверняка при вас... был обо мне разговор. Тетенька-то, та... сухоруконькая... чай, разночинцем величала?
– Разночинцем... Это что такое?
– Н/ешто вы не знаете этого слова?
– Нет, что-то не припомню. Я ведь мало книжек читала. Кажется, это значит - недворянин.
– Именно... Из податного состояния. Только нынче все к одному знаменателю подводится.
– К одному знаменателю! Как это хорошо вы сказали! Как в задачах!