Васка да Ковь

Эйта

Дура. Сама виновата. На что она вообще рассчитывала, принимая такое заманчивое предложение?

Она больше не смотрела, что пытается сказать Ложка. Она рассматривала его спокойное, бесстрастное лицо, его безразличные глаза. Так хотелось обвинить его в том, в чем не виноват: в своей собственной слабости.

И Ковь замахнулась. Долгие, мучительные уроки этикета не прошли даром: она попыталась дать пощечину, хотя по привычке целила в глаз, а не в щеку, но Ложка перехватил ее руку... хорошо, что левой рукой.

Хорошо, что он правша.

Она попыталась ее отдернуть. Правда, попыталась. Но он держал крепко и смотрел ей в глаза,

и Ковь хотела зажмуриться, чтобы не смотреть, как расширяются от боли его зрачки. Но вместо этого смотрела, как загипнотизированная.

Это подействовало, как ледяной душ.

Он отпустил ее запястье только тогда, когда она остыла. Небрежно тряхнул рукой, как будто воду стряхивал с кончиков пальцев.

"Я настоятельно советую контролировать эмоции. Мастер Цепек мне говорил, что ты витаешь в облаках на его занятиях. Но, Ковь, однажды могут пострадать люди."

– Ты меня довел.
– Заявила Ковь скорее из упрямства, стараясь не сильно коситься на обожженную руку.

К сожалению, Ложка с помощью нее говорил, и Ковь отлично видела, как потихоньку вздувается волдырь.

Большой.

Она виновата.

Ложка покачал головой.

"Твоя сила - твоя ответственность. Чтобы взять ее под контроль, тебе нужно учиться. Чтобы учиться, тебе нужно вести себя как..."

Да что он знал? "Просто выучить даты"? А она что, виновата, что в решающий момент они вылетают из головы, как будто их там никогда и не было, путаются между собой, виновата, что этих полководцев было как грязи, а воевали они все равно за какую-то ерунду, и так не довоевались? Которая сейчас война? Пятнадцатая? И все тот же Кьяксон мурыжат!

Разве она виновата в том, что чувствует? Почему она должна стыдиться собственных эмоций, почему она должна постоянно их давить? Разве нет у нее права выпустить их хоть где-то из той жесткой клетки, куда их пытается загнать уже третий ее преподаватель по самоконтролю?!

– Вали.
– Тихо сказала Ковь, понимая, что сейчас окончательно загорится, и потом будет смотреть на Ложкины ожоги, которые будут уж посерьезнее, чем та мелочь на руке, и винить себя всю оставшуюся жизнь еще и за это.
– Я ненавижу тебя, я ненавижу твою логику, чтоб на ней Ха сплясал, я и сама все знаю! Почему бы тебе просто мне не посочувствовать хоть раз для разнообразия? Я что, часто этого прошу?! Я устала, устала: ты отчитываешь меня, как маленькую девочку, отчитывай Кирочку!

"А что поделать, если Кира - взрослее тебя?" - Скривился Ложка, - "Она еще ничего не подожгла и никого не обожгла; она делает все, что ей скажут, и она..."

– Знает свое место?!

"Успокойся!" - Вскинул руки в примирительном жесте Ложка, - "Я этого не говорил".

– Я не знаю, чего ты хочешь добиться, позволяя мне рассмотреть дело рук моих со всех ракурсов, но Ха свидетель, это ты сейчас делаешь себе хуже. Иди, под холодную воду сунь, пусть Кира перевяжет, такая послушная. Может, подует, так пройдет!
– Ковь скрестила руки на груди.
– Я - устала, и я не способна учиться сегодня. И я не хочу тебя видеть. Ты этого не говорил, потому что ты никогда не скажешь мне этого в лицо, а? Это же невежливо, не по этикету. Если плюнешь, так за спиной, зато смачно.
– Какая-то часть Кови с ужасом слушала ее собственные слова, не в силах остановить истерику, - Все вы такие, как в морду плюнуть, так стыд-то и просыпается...

Она даже сбилась на бабкины слова и бабкин говор. И с ужасом слушала, что именно

бабка говорит ее губами.

Она впервые смогла отвести взгляд от его рук и посмотреть в его лицо. Он побледнел, губы вытянулись в тонкую ниточку...

Ложка был в ярости.

"Это - твоя благодарность?"

– Ты сам мне предложил.
– Непреклонно сказала Ковь.
– Думаешь, я поверю хоть на секундочку, что это ради моего блага?

Отступать было просто некуда.

"Надеялся, что из тебя хоть что-то получится", - Ложка, выпрямившись, смотрел на нее с какой-то недосягаемой высоты, - "Но ты безнадежна".
– Он развел руками, - "Ты и вправду так думаешь? Я, по-твоему, настолько..."

– Бездушный сухарь.
– Отчеканила Ковь.
– и я устала, устала, устала от этого. Кто я тебе - игрушка? Инструмент навроде метательного ножа? Ты вообще хоть раз разговаривал со мной не об учебе, а? Потому что я для тебя пункт в списке, крестьянка А в задаче. Когда-нибудь ты поставишь напротив "обучить крестьянку" вожделенную галочку; сейчас - уходи.

"Уже".

Ложка не стал спорить, хотя Ковь искренне на это надеялась. Она наговорила столько гадкого и несправедливого, и она знала, что наговорила гадостей, но почему-то никак не могла остановиться.

Она так устала чувствовать себя виноватой.

Она так устала не справляться.

Так устала от прогулок в тишине, когда она боялась заговорить, чтобы не ляпнуть глупость, а Ложка смотрел на реку и на диковинки, иногда вежливо спрашивая про день в Школе или погоду, но совершенно не интересуясь ответами!

Ковь показала его спине неприличный жест.

Ушел?

Ну и пошел он... к Ха!

"Пришла весна: тронулись лед, Ковь и Ложка".

Васка улыбнулся. Перечитывать Кирочкино письмо было забавно. Совсем не то, что Ложкино лаконичное: "Денег нет, мельницу не строй". Ни привета, ни прощанья, ни, хотя бы обоснования, куда вдруг делись те деньги, которые были.

Явно не были потрачены на учителей для Кирочки.

Вчера его поймала по пути из дальней деревни русалка и вручила оба письма. Васка подозревал, что у русалок какой-то свой способ обмена сообщениями... да и не только сообщениями. Не даром Кира оказалась у дома Фылека, стоило тому случайно активировать амулет.

И недаром на письме Ложки стояла вчерашняя дата, хотя обычные письма из столицы шли около двух недель.

А ехать и того дольше, хоть Васка и выехал налегке, взяв с собой только дорожную сумку, меч, немного денег и письма, а так же расчеты, которыми планировал доказать брату, что если денег на мельницу не найдется, то они очень быстро перестанут находиться вообще. Загонять Шалого, как загоняли почтовых лошадей, Васка точно не собирался.

Потеряет он не больше трех недель, которые и так были бы потеряны: в замке ждет отмашки толковый парнишка, то ли внук, то ли правнук Выхая. Он знает о русалках, и стоит Васке упросить Кирочку отправить нужное письмо - и строительство начнется, если, конечно, паводок к тому времени спадет и земля чуть подсохнет. Как и планировалось.

Васка поморщился. Не совсем как планировалось: вообще-то изначально отмашки должен был ждать племянник Выхая, Герек, староста Осокинки. Осокинка как раз стояла на хорошем месте около реки, и поставить рядом мельницу, а кого-нибудь из многочисленной Герековой родни - мельником, казалось Васке замечательной идеей... до тех пор, пока Герек не проворовался.