Васка да Ковь

Эйта

И не боялась ничего.

Зато Шеложкитероха боялась Сестренка. Она называла его Шелли, не желая признавать, что он давно вырос из своего имени. И это нежелание выдавало ее с головой.

Сестренка говорила много красивых слов, но Фылек видел за ними совсем другое. Не желание помочь, которое она так тщательно играла, а желание отомстить. Уничтожить причину страха, что не давал ей спать ночью, что поселил глубокие тени на ее красивом - слишком красивом - лице.

Фыль не считал себя в праве помогать ей, не считал себя в праве бороться с Шеложкитерохом.

У него не было права считать Васку своей собственной семьей, не было права вмешиваться. Он уже тогда, на первой встрече с Сестренкой, знал, что откажет, что поедет в закрытое учебное заведение для мальчиков, если повезет - станет кавалеристом, и если Шеложкитерох сделает что-то страшное, узнает об этом последним.

Если Сестренка справится, он и об этом узнает последним.

И он убедил себя, что ему все равно, и ничего никому о встрече не рассказал: Васка ведь однажды не вмешался...

Пожалуй, именно из-за той, давней, обиды Фыль позволил Сестренке после долгих уговоров и посулов встретиться с Кирой, которая и сама была не против. Правда, та встреча ничем не закончилась... он так думал.

Но в результате - Васка, лежащий на мостовой, головой в кровавой луже, глаза закрыты, лицо бледное и неподвижное, будто мертвое... Фылю достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть это снова.

Это его вина.

Поэтому, когда Шеложкитерох схватил его за ворот и прижал к стене, Фыль даже не сопротивлялся. А может, не поэтому, может, просто не хватило сил: он больно стукнулся затылком и в глазах у него двоилось. Напротив маячило серое, мертвое лицо и очень, очень темные глаза, почти провалы на бледной коже, и рот у лица кривился в нехорошей усмешке - еще один провал. Пальцы, которыми Шеложкитерох держал Фыля, не дрожали. Рука не дрожала. Фыль как-то сразу понял, так он может провисеть очень, очень долго.

Зато Кирочка успела сбежать. Раз - и как не было ее.

В этот раз она спасать не будет. Это больше не ее долг. И хорошо. Правильно.

Потому что это Фыль виноват.

Виноват в том, что на мостовой расплывается красная лужа, по которой потом будут топтаться ноги стражников в подкованных сапогах, виноват в том, что Ковь увозят... Виноват. И уже не успеет исправить.

Другой рукой Шеложкителох достал бумажку, попытался достать грифель, но выронил его. Вдруг зашипел зло, вслух, четко проговаривая согласные:

– Убых бы х... хама!

Перехватил Фыля поудобнее, подошел к двери, волоча его за собой, как нашкодившего щенка. Правой рукой достал из кармана ключ. Повернул. Замок отозвался щелчком: запер.

Шеложкитерох поставил Фыля на пол. Разгладил ему воротник, смахнул с плеча несуществующую пылинку, посмотрел, вздернув брови в притворном изумлении. Поцокал языком, укоризненно покачав головой.

За его спиной было замечательное окно, которое так и манило Фылека приоткрытой створкой. Но что-то подсказывало: лучше даже не пытаться.

"Твоя подружка сказала мне слушать тебя", - наконец сказал Шеложкитерох, - "Я слушаю. Как убили? Кто убил? Как так вышло,

что ты оказался рядом? Ждать ли мне Ковь к ужину?"

– Яааа...
– Просипел Фыль и вдруг понял, что слышит свой голос, - Яаааа...

"Водички?" - Шеложкитерох достал из стенного шкафа бокал и графин и плеснул, не глядя, воды до четверти, как дорогое вино.

Он повернулся спиной, окно... Фыль рванулся - и был схвачен за ухо и водворен на прежнее место. Фыль не успел даже подумать о том, чтобы увернуться: слишком быстрое и точное движение. Ложка пододвинул в его сторону бокал, по ножке которого змеилась еле заметная трещина.

"Ну так что? Может, ты просто хочешь рассказать мне по порядку? Твоя подружка наверняка знает больше, но она уже сбежала, к тому же мне придется потратить время, чтобы ее разговорить. А вот ты... ты у нас чуть ли не запел?"

И Фыль заговорил дальше. Ему было слишком страшно, он просто не мог замолчать, и слова лились потоком, а он все никак не мог закрыть рот.

– Я шел. Я шел и спрашивал, куда идти. Мне показали, что дом в той стороне. Яааа... пошел. Через переулок. А там Васка... Упал. Его ударили в голову, он упал. Кулаком. Ка-ка-ка... Ка-а-астет. Был. У грабителя.

Ему показалось, или Шелокитерох чуть расслабился? По крайней мере лицо у него уже не было таким мертвенно-бледным, чуть ожило. На нем явственно читался скепсис.

"Какое удивительное, потрясающее совпадение! Ты шел, он шел - он упал, ты побежал!" - Всплеснул он руками и недобро прищурился, - "А теперь кончай разыгрывать комедию, зрители устали: тебе должны были передать, где я могу встретиться с... убивцами, от которых ты побежал. Так где?"

Фыль затрясся. Похоже, его тоже видели насквозь. Чем же он себя выдал, почему он так легко все понял? Как..?

"У тебя на лице написано", - руки у него не дрогнули, его брата убили, а у него даже руки не дрожат!
– "Успокойся. Скорее всего, он просто ранен. Это называется - оглушить. Все к лучшему, а? Не ошибись ты так, ты б не запел... и, может, позже прибежал бы. Уверен, когда он вернется, будет рад твоим успехам... Человека бьют по голове, из головы течет кровь, это страшно... но так не убивают. Так глушат. Вряд ли это смертельно... для него."

– Откуда вы можете знать?

Это больше походило на самоуспокоение, чем на уверенность, и Фыль никак не мог поверить... Хотя ему очень, очень хотелось - ведь тогда он не так виноват?

"Он под дланью Ха, а значит - живуч как Ха", - Шеложкитерох позволил себе сжать кулаки.

Выдвинул кресло, сел за стол.

"Я хочу в это верить. Потому что мертвому помочь не смогу. Переставай трястись, я не такое уж чудовище и не собираюсь сворачивать тебе шею. Потому что если я сверну тебе шею, то брат меня не простит", - он немного подумал, - "А еще я не люблю сворачивать шеи глупым мальчишкам, которые ввязались по чужой указке во что-то, во что им не стоило ввязываться".

Он вздохнул. Они еще немного помолчали. Фылю впервые за долгое время хотелось заплакать.