Вавилон. Пламя
Шрифт:
– Как ты с таким языком жив до сих пор?
– А это ненадолго, – убежденно сказал Варац. – Но заезд и правда был длинноват. И ему причитается соответствующий финал. Так что я не намерен проводить свои последние часы на земле в тоске и унынии.
– Клоун.
– Ты, возможно, самая большая зануда, которую я встречал. А моим ректором был Тит Иро Ветуранге, носящий неофициальный титул самого скрипучего и сварливого мухомора всех Островов и прилегающих морей. Дорогого стоит его переплюнуть, мои поздравления.
При
– Учился на Островах, а? – спросила она, насильно расслабляя позу.
– На Севере, в Сульяне, на Островах, – он посмотрел на нее с прищуром. – Пиргос?
Дарири покачала головой.
– Преемница.
– А-а, ренегатка! Мое почтение, кирья, – в его тоне прорезалось едва заметное признание. – Всегда уважал вашего брата. Преступники? Надевать на чародеев ошейник, лишать их свободы и заставлять подчиняться церкви – вот настоящее преступление. Сам чуть не попал в эту ловушку в юности.
– В юности? Да тебе двадцать восемь от силы, – скептично изгибая бровь, заметила чародейка.
– Оставлю за тобой право так считать, – усмехнулся Варац. – А она кем была? Телепортатор, телекинетик?
– Не была, а есть, – упрямо сказала Дарири и добавила совсем тихо, чтобы ее не услышал возница: – Ментальщик.
– Неплохое подспорье в работе было, держу пари, – он вскинул брови со сдержанным удивлением. – Что ж, да укроет ее пепел. Всегда печально провожать в последний путь собрата-чародея.
– Если ты, скот, не прекратишь хоронить ее заживо, пепел укроет тебя, – холодно сказала Дарири, ерзая в цепях.
– И да найдут страждущие покой в отрицании, – кивнул Варац с иронией. – Погоди-погоди, дай угадаю: да пошел я?
Дарири сжала зубы.
– Веселая будет поездочка! – чародей прикрыл глаза, запрокидывая голову с довольной полуулыбкой.
Стремительно смеркалось. Под белым тентом царила почти полная темнота, нарушаемая лишь светом факелов, пробивающимся снаружи оранжевыми силуэтами.
Охотники вели себя странно. Они полностью игнорировали конвоируемых чародеев, словно их не существовало. Между собой же они переговаривались редко, и исключительно полушепотом, тихим и неразборчивым.
Холодало. Руки невыносимо болели из-за тугой вязки. Голод и жажда начинали давать о себе знать; из-за неудобного положения уснуть надолго было невозможно. Уставшие и порядком раздраженные чародеи вяло перепалывались, но Лилит этого не слышала. Она была не здесь.
Когда-то давно, она помнила, ей снились вьющиеся спиралями деревья с бело-фиолетовыми стволами, воздух был напитан экстатическим счастьем, а ветер шептал ей милости с теплотой и нежностью.
Здесь, в черноте, разбавленной цветными акварельными пятнами, она чувствовала
Как она ни старалась, она не могла вспомнить, как попала сюда и что здесь делает. Воспоминания были размытыми и стремительно ускользали, едва она пыталась за них ухватиться. Лишь одно она помнила наверняка: ее зовут Лилит. Даже боль в каждой клетке тела, от которой невозможно было скрыться и убежать, не могла заставить ее забыть об этом.
Лилит охватила глубокая, вселенская тоска. Она лежала, глядя на расплывающиеся цветные пятна, и привязанный к сердцу якорь тянул ее все дальше вниз, к безразличной безысходности, к молчаливому смирению, к покорности перед своей участью.
– Какая потрясающая галантность! – умилился Варац, глядя на то, как один из охотников подхватывает обмякшее тело Лилит на руки. – Ты ее до самой виселицы так потащишь?
Юноша ничего не ответил. Лицо его сохраняло безразличие и безучастность.
Тент сняли, клеть открыли. Чародеев отстегнули от кованых прутьев. Они покинули повозку, едва ступая ватными, затекшими ногами.
Их окружала небольшая поляна, к которой от тракта вела искусственно вытоптанная дорожка. Пространство вокруг поляны освещал костер и несколько воткнутых в землю факелов, расставленных по периметру стоянки.
Охотников было восемь; двое вели чародеев, двое готовили еду, один растирал и кормил лошадей, и еще трое сидели у костра, точа оружие и подтягивая тетиву на луках. Каждый был занят своим делом. Не слышалось разговоров, баек и обсуждений, жалоб или смеха; они были молчаливы, сосредоточены и даже будто утомлены.
Чародеям по очереди развязали руки, но лишь для того, чтобы связать их спереди. Дарири разминала затекшие плечи, постанывая и охая.
– А ноги скуете? – спросил Варац насмешливо, когда на нем защелкнули замок. – Нельзя недооценивать скорость, с которой желающий того чародей может драпать по темному лесу.
Не получив ответа, он вздохнул.
– Какая омерзительная скучища. Стыдитесь, кирьи! Пытать людей цепями и клетьми это одно, но пытать унынием это совершенно бесчеловечно.
– Ты когда-нибудь затыкаешься? – спросила Дарири устало.
– По праздникам, – кивнул Варац. – И когда мне доступны другие развлечения, кроме звука собственного голоса.
– Вздернуться бы от такого развлечения, – буркнула чародейка в ответ.
Их отвели к костру и усадили чуть поодаль от основной группы охотников. Лилит лежала рядом со связанными за спиной руками. Кто-то заботливо положил ей под голову мешок, набитый чем-то мягким, и Варац умилился вслух с долей ехидства в голосе.