Вдоль белой полосы
Шрифт:
— В уборную ходил, — пожал плечами не стеснительный Саня. Но Агата, заметила, что он прячет руки.
Агата извернулась и схватила Саню за кисть, костяшки того, хотя и не были разбиты, но покраснели и припухли.
— Сань, ну как ты мог?
— Агат, это мужская тема. Ты вообще не должна в это вмешиваться.
— Где он?
— Тебе не всё равно?
— Нет, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы, пойду поговорю с ним…
— Да вон он, — Саня равнодушно махнул головой в сторону гардероба. Там надевал куртку Дима, скула у него была разбита. Агата дёрнулась было в его сторону,
— И незачем к нему ходить. Получил по заслугам. Пусть только попробует кому пожаловаться!
Агата из-за неё посмотрела на Диму. Тот мазнул по ней равнодушным взглядом и вышел на улицу.
— Ну, вот и всё! Туда ему и дорога! — обрадовалась Нюра. — А ты, Сань, молодец. Правильно сделал.
Они молча направились к выходу. На остановке Агата украдкой оглядывалась. Она боялась, что друзья Димы решат вмешаться и пристанут к Сане. Но они спокойно дождались автобуса и увидели только, как враждебная теперь команда осталась на улице. Агата выдохнула.
— Нюр, а как же ты?
— А что я? Мы поговорили, выяснили, что у нас разные взгляды на ситуацию и без ссоры без спору расстались.
— Из-за меня… — убито проговорила Агата.
— Из-за разных взглядов на жизнь, — не согласилась Нюра. — Считай, что вся эта ситуация послужила лакмусовой бумажкой.
— Ага, — встрял неделикатный Фима, — и мы сейчас этой бумажкой подотрёмся, выкинем её и забудем.
— Фимка! — рассердилась Агата. — Перестань!
— Да ладно, перестану, — пожал тот плечами. — Но правда-то от этого не перестанет быть правдой.
— Как глубокомысленно! — шутливо похвалила его Нюра.
— Пожалуй, я про это песню напишу, — пообещал Фима, который с недавних пор сочинял стихи и пробовал их петь под гитару.
— Да, Агатик, ты у нас, конечно, натуральная прекрасная дама, — засмеялась Нюра. — Поединки в твою честь уже устраивают, стихи слагают, скоро баллады начнут петь…
— Вот уж не мечтала я о таком, — вздохнула Агата.
— А о чём ты мечтаешь? — негромко поинтересовался Саня.
— Да так, ни о чём конкретном, — быстро откликнулась она, надеясь, что никто не услышит в дрогнувшем голосе фальшь.
Нюра перехватила её взгляд и покачала головой.
Глава 14. Весна.
— Ты меня не жди, — вспомнила уже на пороге Лика. — Буду поздно.
Никите хотелось спросить, с чего вдруг его жена решила предупредить о своих планах, хотя обычно не утруждала себя, но не стал: это было бы мелочно. Он просто кивнул. Видимо, его спокойствие задело Лику, она вернулась от лифта и пояснила:
— Я хожу к одному специалисту по компьютерам, мне это нужно для универа…
Её институт недавно переименовали в университет, и она страшно этим гордилась, вот и сейчас вспомнила. Никита, который поступал в хороший институт, учился в университете, а закончил и вовсе академию, только улыбнулся и пожал плечами: нужно, значит, нужно. Подъехал лифт и с грохотом распахнул двери. Лика хотела было шагнуть внутрь, но снова обернулась и добавила:
— Заниматься приходится интенсивно, поэтому я так и задерживаюсь.
— Тебя встретить? — из вежливости
— Да нет, не надо, — отозвалась она, внимательно всмотрелась в него и впорхнула, наконец, в кабину лифта.
— Ты ключи взяла?
— Взяла, да если бы и забыла, ты же дома будешь уже.
— Я приеду поздно, — зачем-то сказал он, хотя редко возвращался с завода после десяти.
— А как же Хоббит? — в голосе Лики послышались удивление и раздражение.
— Ему придётся потерпеть. Я погуляю с ним в обед. А потом уж когда вернусь.
Было заметно, что Лику раздирает любопытство. И она не выдержала:
— Ты куда-то идёшь?
— Да, — коротко ответил Никита, не зная, что скажет дальше, если Лика вздумает продолжить расспросы. Но тут в квартире зазвонил телефон, который ему, как ценному сотруднику, по выражению зама генерального, установили в первую же неделю после новоселья. Никита помахал Лике рукой и закрыл дверь. Последнее, что он увидел, было её озадаченное личико.
Звонила мама. С ней Никита говорил привычно весело и легко, словно всё у него было хорошо. Мама, конечно, что-то чувствовала, старалась аккуратно задавать наводящие вопросы. Но он уже давно вышел из возраста, когда попадался на них. Родителей ему было жалко. Да и неловко перед ними тоже было. Всё же не прислушался к деликатным подсказкам, а теперь вот плоды пожинает. Ведь и подумать не мог, что молодая жена станет приходить домой за полночь, а он даже раздражения или волнения не будет испытывать. Но вот дожил до такого. Сам виноват.
Поговорив с мамой, Никита достал из шкафа небольшой чемоданчик и принялся складывать в него вещи. Через два дня ему предстояло ехать в очередную командировку, и он неожиданно понял, что рад этому как никогда. Причин у него для этого несколько. И нежелание видеть Лику только одна из них.
Впервые Катю он увидел, как только устроился на завод. Вообще-то она была не Катя, а Кэти, Кетеван, если уж совсем точно. Наполовину грузинка, она цепляла взгляды яркой, запоминающейся и броской оригинальностью, хотя красивой её мог назвать только уж совсем отъявленный льстец. Сама же Кэти искренне считала себя неотразимой и, возможно, именно поэтому и правда была такой. Во всяком случае, все о её высоком самомнении знали, но никого это не раздражало, и лишь их заводские старики ласково посмеивались, глядя, как Кетеван царственно несёт себя по длинным коридорам, явно любуясь собой. И они тоже любовались ей.
С Никитой Кэти всегда, с первых дней, была приветлива и даже кокетлива. И он, привыкнув к такому поведению, как-то не сразу заметил, что с ним она разговаривает и кокетничает совсем не так, как с остальными мужчинами. Она была старше Никиты то ли на два, то ли на три года, а выглядела и того взрослее: сказывались южные корни. Но Никите она всегда нравилась, хотя поначалу и не так, как хотелось бы ей. Однако он знал, что Кэти замужем и даже имеет сына-дошколёнка, и поэтому относился к ней лишь как к симпатичной обаятельной коллеге, почти подруге, с которой приятно поболтать и попить чай во время перерыва.