Вдовец
Шрифт:
Потому что я не помню, как завертелось колесо. Не было такого момента, когда я вдруг решила послать всё к черту и отпустить тормоза. Нет, я остановилась у бара, вывеску которого зацепила неосторожным взглядом, когда проезжала мимо. Глупая случайность, которая чуть не стоила гадких воспоминаний.
Или стоила?
Итан уж точно заплатил по взвинченному счетчику. Он по-прежнему молчит, а я кутаюсь в его пиджак, который отчаянно хочу забрать с собой. Не стану больше выпускать из рук, в нем так хорошо и тепло, и меня клонит в сладкий сон, словно я слышу колыбельную. Ненавязчивую мелодию, которая сплетает
— Ты меня слышишь? — твердый голос Итана неожиданно прорывается ко мне. — Мал… Ольга?
— Да, — я мотаю головой, пытаясь скинуть остатки сна, но мне мешают его крепкие ладони, которыми он придерживает мою голову. — Где мы?
— У меня, — Итан все же отступает, выпуская меня из рук, — ты уснула в машине.
Теперь вокруг просторная спальня в черно-белых строгих тонах, она вычищена до блеска и знает самый минимальный набор мебели. Тот редкий случай, когда как нарисовал дизайнер, так и осталось без изменений. Никаких сносок на повседневную жизнь, в любой момент можно приглашать фотографа для интерьерной съемки. Господи, только не фотографа… Сил не узнал, куда пропала Альбина, но достал меня звонками.
Я отмечаю, что Итан любит разбрасывать вещи, которые хоть немного разбавляют прямые линии и музейный порядок. Рубашка и майка валяются на ступеньках, которые ведут к кровати. В них встроена теплая подсветка, и она да два торшера в центре подсвечивают всю комнату. Шторы плотно захлопнуты, но часы намекают, что за окном уже сереет, разгоняя ночные потемки.
— Твоя квартира, — произношу я задумчиво и смотрю на ладони, которые мертвой хваткой впились в черный кожаный диван, и пытаюсь понять, как их расцепить; я проснулась, но тело слушается скверно. — Я все-таки оказалась здесь.
— Что у тебя? Судорога?
Итан замечает мои мучения и опускается на колени рядом с диваном.
— Не знаю. Ай…
— Тише, я осторожно.
Его пальцы и правда двигаются почти невесомо, но внутри срабатывает четкий стоп, и я нервно дергаюсь прочь от его прикосновения. Итан делает вид, что не видит мою реакцию, и помогает, он доводит дело до конца и отнимает мои ладони от дивана, после чего мягко разминает их, перебирая в руках. Так мягко и тягуче, черт, это почти пытка, он умеет правильно касаться, так что начинает кружиться голова от нежности и хочется почувствовать его умелые пальцы по всему телу. Он стирает мою скованность, как и произошедшее в той кабинке, ему даже не нужно ничего произносить вслух, я сама подаюсь вперед, наталкиваясь и прижимаясь лицом к его груди.
— Если у тебя судорога, тебе нужна вода, — произносит Итан, неожиданно замирая.
— Лучше поцелуй меня.
— Тебе стоит принять душ.
Я замираю, чувствуя, как знакомые ощущения загораются на щеке. И словесная пощечина намного хуже. Я отстраняюсь от него и молча смотрю, как он поднимается на ноги и бредет к столику у окна. Там стоит бутылка минералки, с которой он свинчивает крышку, и протягивает мне, когда возвращается. Пузырьки газировки лопаются один за другим, очерчивая нижний ободок
— Ты зря меня ударил, — говорю я, отвлекаясь от минералки. — Тебя бы не шатало сейчас, если бы сдержался. А теперь ты зол и хочешь ужалить посильнее в отместку, но и свою вину чувствуешь.
— Тебе обязательно всё проговорить?
— Прости, — я киваю, — ты прав, меня несет.
Итан отворачивается, не понимая, как реагировать на мои слова. Я сама не своя и не знаю, какие слова сорвутся с губ в следующую минуту, но я не хочу держать их или анализировать, пусть будет поток, о котором как раз говорил Итан. Если ему так привычнее, то я могу попробовать.
— Наверное, я нервничаю, и всё из-за этого.
— Ты нервничаешь рядом со мной?
— Почему-то начала, — я глупо усмехаюсь и закрываю лицо руками, и запоздало понимаю, что выпустила из них бутылку с открытой крышкой, — черт…
— Давай я отнесу тебя в постель, так будет лучше.
— Я могу сама, — я рискую, резким толчком поднимаясь с места, но нахожу равновесие и делаю ровный шаг, следом другой, — только я не хочу спать. Ты устал?
Итан не слышит меня, он слишком сконцентрирован на моих движениях, словно ждет, что я вот-вот покачнусь и ему нужно будет реагировать. И он уже близко, я почти добралась, хотя каблуки чертовски мешают мне, и именно они беспокоят Итана больше всего. Он смотрит мне под ноги и рефлекторно кривится на каждый шаг, отмеченный стуком каблука.
— У тебя есть аптечка? — я прочерчиваю вертикальную линию от его подбородка к животу.
— Я уже залепил лейкопластырем.
Когда остается всего шаг, я протягиваю руку к порванной рубашке, на которой живы лишь верхние пуговицы, ведь Итан никогда не застегивает их. На месте же остальных свисают вытянутые нитки.
— Ты совсем не старался, — я улыбаюсь, отодвигая ткань и смотря на кривую повязку, что напоминает детскую поделку. — Разве мальчиков не учат в школе?
Итан перехватывает мою ладонь и мягко, но неумолимо заводит ее мне за спину.
— Мальчиков учат другим вещам, — выдыхает он.
И подхватывает меня, отрывая от пола, я вдруг оказываюсь в сильных руках, которые крепко держат мое тело. Итан делает, что хотел, он относит меня к кровати, поднимается по широким ступеням и опускает на покрывало. Прохладный шелк приносит наэлектризованное ощущение, и я вспышкой понимаю, что пьянящая близость Итана распалила меня, я буквально чувствую ток, что бежит по жилам и разгоняет мои мысли, быстрее, горячее, ближе к нему…
— Я заберу твой пиджак, — признаюсь с беззаботной улыбкой, — не хочу его снимать. Никогда.
— Возникнут вопросы.
— У тебя? На остальных мне плевать.
Я не отпускаю его запястье, и Итан сдается, он ложится на постель рядом, подминая большой ряд подушек и выбрасывая руку над моей головой. Он почти не касается меня, но я чувствую тепло его тела… или вернее его шепот, сбивчивый и жаркий, я знаю его слишком хорошо и различаю даже полустертое эхо.
— Помнишь, как мы говорили о духах? — я перекатываюсь на бок, обнимая Итана и кладя голову ему на грудь. — У меня на кухне?