«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
Весной 1539 г. князь Иван Васильевич заменил дворецкого И. Ю. Шигону Поджогина (видимо, заболевшего и отошедшего от дел) в качестве судьи по земельным тяжбам [871] . В том же году он неоднократно, как уже говорилось, вел переговоры с крымскими послами, а в феврале 1540 г. приказал выдать упомянутую выше губную грамоту в Слободской городок на Вятке.
Но хотя доминирующее положение при дворе сначала кн. Василия Васильевича Шуйского, а затем его брата Ивана во второй половине 1538 — начале 1540 г. сомнений не вызывает, утвердившаяся в историографии оценка этого периода как времени «правления Шуйских» [872] (некоторые авторы говорят даже о «правительстве Шуйских» [873] ) представляется мне не вполне корректной [874] .
871
Великокняжеской указной грамотой от 31 марта 1539 г. тверским писцам Г. Ф. Заболоцкому и Р. В. Унковскому, действовавшим в качестве судей первой инстанции, предписывалось в соответствии с приговором, вынесенным дворецким И. Ю. Поджогиным, отдать Успенской Изосиминой пустыни починки, бывшие предметом спора с вдовой и сыном сытника Курбата (Третьякова), и выдать монастырским старцам правую грамоту. А судные списки по новым земельным тяжбам того же монастыря с соседними помещиками впредь надлежало
872
Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 256; История СССР с древнейших времен до наших дней: В 12 т. М., 1966. Т. П. С. 154 (автор текста — А. А. Зимин); Каштанов С. М. Социально-политическая история. С. 343.
873
О «правительстве Шуйских 1538–1539 гг.» писал Н. Е. Носов (Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления. С. 297, прим. 19). Г. В. Абрамович отмечал, что после смерти Елены Глинской «во главе образовавшегося боярского правительства встал старейший представитель рода Шуйских — князь Василий Васильевич Немой» (Абрамович Г\ В. Князья Шуйские и Российский трон. С. 82).
874
На неудачность выражения «правление», или «правительство», Шуйских справедливо обратили внимание Ф. Кэмпфер и Г. Штекль: K"ampfer F., St"okl G. Russland an der Schwelle zur Neuzeit. Das Moskauer Zartum unter Ivan IV. Groznyj // Handbuch der Geschichte Russlands. Bd. 1. II. Halbband / Hg. von M. Hellmann. Stuttgart, 1989. S. 873.
Прежде всего нужно учесть, что могущество братьев Василия и Ивана Васильевичей не было никак институционализировано; их власть держалась на большом личном влиянии при дворе и наличии множества сторонников. Они не были членами великокняжеской семьи (с которой князь Василий поспешил породниться в июне 1538 г.) и по статусу не могли сравниться с великой княгиней Еленой, за которой бояре признали титул «государыни». Господство Шуйских не было легитимным: не случайно Иван Грозный впоследствии, возможно несколько сгущая краски, писал, что они «самовольством» у него «в бережении учинилися, и тако воцаришася» [875] . Как показали события октября 1538 г., далеко не все при дворе были готовы смириться с диктатом Шуйских, и им, чтобы настоять на своем, пришлось прибегнуть к насилию. Уже по этой причине нельзя говорить о «правлении» Шуйских в том же смысле, в каком выше шла речь о правлении великой княгини Елены.
875
ПГК. С. 27.
Выражение «правление Шуйских» неудачно еще и потому, что оно создает иллюзию, будто у власти в 1538–1540 гг. находился клан Шуйских. Однако это далеко не так. Ни двоюродные братья кн. И. В. Шуйского Андрей и Иван Михайловичи, ни его племянник Федор Иванович Скопин-Шуйский не были допущены к кормилу власти; как справедливо отметил Г. В. Абрамович, князь Иван Васильевич держал своих родственников «на периферии — на постах наместников и воевод» [876] . Действительно, кн. И. М. Шуйский с октября 1538 г. в течение нескольких лет оставался наместником в Великом Новгороде, а его брат Андрей в 1539–1540 гг. был на псковском наместничестве [877] . Что же касается кн. Ф. И. Шуйского, то он продолжал нести ратную службу и в июле 1540 г., — т. е., как принято считать, в конце «первого периода правления Шуйских», — занимал такую же довольно скромную должность — первого воеводы сторожевого полка, как и в июле 1537 г., при Елене Глинской [878] .
876
Абрамович Г. В. Князья Шуйские и Российский трон. С. 83.
877
Зимин А. А. Наместническое управление. С. 282, 285.
878
РК 1598. С. 91, 97.
Среди лиц, деливших с кн. И. В. Шуйским бремя государственных забот и являвшихся его союзниками, в первую очередь нужно назвать князя Ивана Даниловича Пенкова, возглавлявшего осенью 1539 г. боярскую комиссию, ведавшую сыском разбойников. С его именем связана выдача самых ранних из дошедших до нас губных грамот — Белозерской и Каргопольской [879] . Боярин кн. И. Д. Пенков не был новым человеком в придворных кругах: как мы помним, он был женат на родной сестре Елены Глинской, Марии, и входил в ближайшее окружение правительницы. Княгиня Мария Васильевна Пенкова (урожд. Глинская) скончалась в первой половине 1539 г. (не позднее начала июля) [880] . После смерти супруги кн. И. Д. Пенков женился второй раз: избранницей старого боярина стала дочь кн. Андрея Михайловича Шуйского — княжна Евдокия [881] . Скрепленный этим браком альянс с могущественным кланом Шуйских [882] , надо полагать, помог князю Ивану Даниловичу сохранить влияние при дворе и после драматических событий 1538 г.
879
Обе грамоты датированы 23 октября 1539 г., см.: ААЭ. Т. I. № 187. С. 163–165; ДАИ. СПб., 1846. Т. I. № 31. С. 32–33. Подробный анализ документов, связанных с ранней историей так называемой губной реформы, будет дан в заключительной главе этой книги.
880
Вклад по княгине Марии ее матери, Анны Глинской, в Троицкий монастырь датирован 5 июля 1539 г.: ВКТСМ. С. 76.
881
Упоминание о том, что княжна Евдокия Шуйская была замужем за кн. И. Д. Пенковым, имеется во вкладной книге Иосифо-Волоколамского монастыря: «Поминати во вседневном списке княжю Иванову княгиню Даниловича Пенкову, княгиню Евдокию, княжю Андрееву дочь Михайловича Шуйского» (Титов А. А. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И. А. Вахромееву. Вып. 5: Вкладные и записные книги Иосифова Волоколамского монастыря XVI века и упраздненные монастыри и пустыни в Ярославской епархии. М., 1906. С. 30. № 109).
882
Показательно, что и заупокойный вклад по кн. И. Д. Пенкову в Троице-Сергиев монастырь был сделан 14 октября 1540 г. не кем иным, как кн. Иваном Михайловичем Шуйским: ВКТСМ. С. 76.
К сторонникам И. В. Шуйского в описываемое время принадлежали и братья Михаил и Иван Ивановичи Кубенские. На посольских приемах в 1539 г. они занимали места рядом с могущественным временщиком [883] . Кн. М. И. Кубенский, как и в прежние годы, подвизался главным образом на ратной службе [884] , зато его младший брат Иван, занимавший со времени правления Василия III ключевой пост дворецкого
883
Так, 4 мая 1539 г. был дан обед в честь крымского посла Сулеша-мурзы, «а бояр у великого князя были, — говорится в посольской книге, — князь Иван Васильевич Шуйской и князь Михайло да князь Иван Кубенские» (РГАДА. Ф. 123 (Крымские дела). Кн. 8. Л. 589 об.).
884
РК 1598. С. 94, 96. О карьере кн. М. И. Кубенского см.: Зимин А. А. Формирование боярской аристократии. С. 95.
885
В качестве великокняжеского дворецкого кн. И.И. Кубенский впервые упоминается в 1524 г., а затем непрерывно с 1532 по 1543 г., см.: Зимин А. А. О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV и XVI в. // ИЗ. М., 1958. Т. 63. С. 187, прим. 43.
Следует подчеркнуть, что ни кн. И. Д. Пенков, ни кн. И. И. Кубенский не были обязаны своим возвышением князьям Шуйским, но, как опытные царедворцы, они ориентировались на того, кто в тот момент, на рубеже 1530–1540-х гг., казался сильнее из лидеров соперничавших боярских группировок.
Сказанное относится и к Ивану Ивановичу Третьякову, который к июлю 1538 г. занял должность великокняжеского казначея [886] . Едва ли это назначение следует прямо приписывать влиянию Шуйских (они до октября 1538 г. не обладали, как было показано выше, полным контролем над Думой и двором). Скорее имело значение то обстоятельство, что И. И. Третьяков имел к тому времени немалый опыт административной работы, исполняя, по крайней мере с 1523 г., обязанности печатника, и к тому же приходился родственником прежнему казначею, П. И. Головину [887] . Во время январского переворота 1542 г., о котором речь пойдет ниже, И. И. Третьяков, как и братья Кубенские, выступил на стороне кн. И. В. Шуйского.
886
См. выше прим. 43.
887
Зимин А. А. О составе дворцовых учреждений. С. 187, 191.
Если учесть также, что должность тверского дворецкого по крайней мере до марта 1539 г. продолжал исполнять один из душеприказчиков великого князя Василия III, Иван Юрьевич Шигона Поджогин [888] , то становится ясно, что дворцовые перевороты апреля и октября 1538 г. не оказали заметного влияния на распределение ключевых административных постов. Более того, нет никаких признаков того, что братья Василий и Иван Шуйские раздачей думских чинов или иными пожалованиями как-то отблагодарили тех своих союзников, кто помог им расправиться с кн. И. Ф. Бельским и его сторонниками. Стоит напомнить, в частности, о важной услуге, оказанной в октябре 1538 г. кн. В. В. Шуйскому его свояком, князем Федором Михайловичем Мстиславским: арестованный кн. И. Ф. Бельский был посажен «за сторожи» (по крайней мере, первоначально) именно на его дворе [889] . Однако до своей смерти (30 июня 1540 г. [890] ) кн. Ф. М. Мстиславский так и не был пожалован боярством. Его место в придворной иерархии, похоже, никак не изменилось со времени правления Елены Глинской: в разряде несостоявшегося Казанского похода в сентябре 1537 г. князь Федор Михайлович был помечен в качестве первого воеводы полка правой руки, и точно в такой же воеводской должности он упомянут в июньском коломенском разряде 1539 г. [891]
888
Там же. С. 192.
889
ПСРЛ. Т. 29. С. 34.
890
Там же. С. 37.
891
РК 1598. С. 93, 96.
Как видно на этом примере, имплицитно присутствующая в работах исследователей аналогия с дворцовыми переворотами XVIII столетия в данном случае «не работает»: придворные «бури» 30–40-х гг. XVI в. приводили только к устранению противников той или иной боярской группировки, но они не сопровождались массовой раздачей чинов или перераспределением административных постов. Поэтому даты дворцовых переворотов эпохи «боярского правления» обозначают только время взлетов и падений очередных временщиков, но они никак не могут служить надежной хронологической основой для периодизации того, что историки (не вполне корректно, на мой взгляд) называют сменой боярских «правительств». В дальнейшем нам еще не раз предстоит в этом убедиться при изучении событий начала 1540-х гг.
К началу 1539 г. кн. И. В. Шуйский и его сторонники, как могло показаться, взяли государеву Думу под свой полный контроль. Из 13 бояр, известных нам к тому времени, двое находились в опале (кн. И. Ф. Бельский под арестом, М. В. Тучков — в деревенской ссылке). Три места в великокняжеском совете принадлежали представителям клана Шуйских: князю Ивану Васильевичу и его двоюродным братьям Андрею и Ивану Михайловичам, еще два — их явным союзникам: князьям И. Д. Пенкову и М. И. Кубенскому. Неясна позиция боярина кн. Андрея Дмитриевича Ростовского: похоже, он предпочитал не вмешиваться в придворную борьбу. Кн. Дмитрий Федорович Бельский, старший брат арестованного Шуйскими князя Ивана, по логике вещей должен был бы держать его сторону, однако и в октябре 1538 г., и во время последующих дворцовых переворотов соблюдал «нейтралитет»: благодаря своему неучастию в борьбе за власть он смог спокойно дожить до января 1551 г. [892]
892
Сводку биографических данных о кн. Д. Ф. Бельском см.: Зимин А. А. Формирование боярской аристократии. С. 125–126; R"uss H. Dmitrij F. Belskij // FOG. Berlin, 1986. Bd. 38. S. 168–184.
Безусловно, не принадлежали к лагерю Шуйских бояре кн. Никита Васильевич Хромой Оболенский, Михаил Юрьевич Захарьин, а также Иван и Василий Григорьевичи Морозовы. Князь Никита Хромой, как мы помним, был обязан своим возвышением троюродному брату, кн. Ивану Овчине Телепневу-Оболенскому, с которым в апреле 1538 г. расправились Шуйские. М. Ю. Захарьин и братья Морозовы находились в свойстве с князем Д. Ф. Бельским [893] . Но, не поддерживая Шуйских, они не пытались и бросить им вызов. Впрочем, в случае Захарьина дело объяснялось, видимо, не только складом характера, но и состоянием здоровья: не позднее октября 1539 г. старый боярин умер [894] .
893
Одна дочь Д. Ф. Бельского, Евдокия, была замужем за племянником Ивана и Василия Григорьевичей, Михаилом Яковлевичем Морозовым, а вторая, Анастасия, — за сыном М. Ю. Захарьина Василием Михайловичем Юрьевым (Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 129).
894
16 октября 1539 г. сыновья М. Ю. Захарьина Иван и Василий Михайловичи дали вклад в Троицкий монастырь «по отце своем иноке Мисаиле» (ВКТСМ. С. 98).