Вдыхая тень зверя
Шрифт:
– Проходи, – приказал он.
Дмитрий Николаевич оказался в просторной, вычурной прихожей, где находились трое штатских молодых людей, выглядевших исключительно интеллигентно. Если бы не маузеры в руках, их можно было бы принять за земских учителей. Двое из них мёртвой хваткой схватили Дмитрия Николаевича и препроводили в приёмную, третий скрылся где-то в недрах квартиры, а Балыба и хрипатый остались в прихожей.
Приёмная адвоката Косторецкого выглядела пафосно и претенциозно: дубовая мебель, два застеклённых шкафа под потолок, забитые дорогими изданиями сборников законов и юридических справочников, совсем неплохая репродукция
26
Габриель Метсю – голландский художник XVII, мастер жанровой, портретной и исторической живописи.
В этой обстановке деловой роскоши Дмитрий Николаевич сразу вспомнил, что одет как огородное пугало. «Ей Богу, эти клетчатые брюки так ужасны, что, останься я в одних кальсонах, и то чувствовал бы себя менее нелепо!» – подумалось ему, и лишь только эта мысль пронеслась в его мозгу, он сам удивился тому, что в своём положении способен переживать из-за изъянов своего внешнего вида. Впрочем, долго рассуждать о странностях человеческого мышления ему не пришлось.
В приёмную пружинистой походкой вошел сухопарый человек лет пятидесяти с бритой налысо головой, хмурыми густыми бровями и внушительными кавалеристскими усами. Одет он был в простой армейский защитного цвета френч без погон и других знаков отличия, добротные форменные брюки и начищенные до блеска офицерские сапоги.
Не взглянув на Руднева, он жестом приказал одному из двух интеллигентных молодых людей с маузерами придвинуть пленнику стул. Приказ был тут же исполнен, и Дмитрия Николаевича грубо пихнули на обтянутый дорогой кожей ампирный шедевр мебельного искусства. Вошедший тем временем занял место за необъятным адвокатским столом.
– Вы знаете бывшего коллежского советника Анатолия Витальевича Терентьева? – подняв на Руднева тяжелый взгляд, без предисловий спросил человек во френче.
Сердце Дмитрия Николаевича захолонуло. Неужели бывший коллежский советник вместо Киева или Парижа угадил в чекистские застенки?!
Руднев решил, что станет молчать и от всего отпираться. Если Терентьев схвачен, и их обоих подозревают в контрреволюционной деятельности, им всё равно не избежать расстрела, как бы он не пытался оправдываться и доказывать свою невиновность. Но если всё не так однозначно – а в пользу этой зыбкой возможности говорил выбор странного места для допроса – и шанс на жизнь, путь даже и у кого-то одного, всё-таки есть, не стоит произносить лишних слов, любое из которых может быть истолковано против них.
– Знаю. Но, простите, с кем я говорю?
– Не имеет значения, – отрезал его собеседник. – Что вас связывает с Терентьевым?
Руднев молчал. Интеллигентный молодой человек
– Отвечайте! – приказал он.
– Я не стану отвечать неизвестно кому! – упёрся Дмитрий Николаевич. – Если вы из ЧК, то почему привезли меня сюда, а не на Лубянку? Если нет, представитесь и мандат предъявите.
Мохнатые брови человека во френче слегка приподнялись.
– А вам, гражданин Руднев, не всё равно, кто вас расстреляет? – спросил он.
– Если это единственная моя перспектива, то разговор окончен. Можете стрелять, – равнодушно ответил Дмитрий Николаевич и демонстративно принялся разглядывать копию Метсю.
Интеллигентный молодой человек с размаху ударил его в солнечное сплетение, а когда Руднев переломился от боли, приложил его по шее так, что Дмитрий Николаевич оказался на полу в полубессознательном состоянии.
– Поднимите! – услышал он сквозь шум в ушах.
Его подхватили под руки, швырнули на стул и плеснули в лицо водой.
– Смерть ещё надо заслужить, – процедил вышедший из-за стола и склонившийся над арестованным усатый начальник.
Его лицо оказалось так близко, что Дмитрий Николаевич смог различить паутину морщин вокруг глаз, бьющуюся на виске жилку и запах крепкого табака.
Человек во френче схватил Руднева за волосы и запрокинул ему голову.
– Что это? – рявкнул он, потрясая у лица Дмитрия Николаевича той самой тетрадью с досье на наемного убийцу, которую Руднев хотел отдать Савушкину, и которую сыскные изъяли у него при задержании. – Откуда это у вас?
– Я не стану с вами говорить, – упрямо повторил Руднев.
Он снова оказался на полу, и теперь похожие на земских учителей молодые люди пинали его ногами.
«В голову и в живот не бьют, и по почкам тоже, значит, убивать и калечить пока не хотят, – отметил он сквозь марево боли. – Им что-то от меня нужно… Знать бы, что… И что с Терентьевым… Нужно чтобы они проговорились… Нужно потянуть время…»
По приказу усатого избиение прекратилось. Руднева подняли и вновь усадили на стул. Человек во френче стоял перед ним, перекатываясь с пятки на носок, и выжидал, когда арестованный в достаточной степени придёт в себя.
– Вас будут бить до тех пор, пока вы не заговорите, – объявил он, убедившись, что Дмитрий Николаевич способен воспринимать его слова. – Если этого окажется недостаточно, я прикажу пытать вас более жестоко.
Руднев решил, что пора дать слабину.
– Что вы от меня хотите? – еле слышно проговорил он.
– Я хочу знать, кто заказал вам и Терентьеву нанять этого человека и для какой цели? – усатый снова помахал перед носом Руднева пресловутой тетрадью.
Поворот оказался для Дмитрия Николаевича неожиданным. Менее всего он предполагал, что ему предъявят обвинение в посредничестве между неким заказчиком преступления и преступником.
– Мы никого не нанимали, – помотал головой Руднев. – Это просто досье из архива Анатолия Витальевича.
– Почему оно было при вас?
А вот на это вопрос Дмитрий Николаевич не знал, как ответить, чтобы не подставить ещё и Савушкина.
– Кому вы должны были его передать? – не дождавшись ответа, снова стал задавать вопросы человек во френче. – Тому человеку в Балихинском доме? Кто он? Почему вы его убили?
– Я никого не убивал. И никому ничего не должен был передавать. Я случайно оказался в том доме, – простонал Руднев, понимая, что сейчас его снова начнут бить.