Вечер потрясения

Завадский Андрей Сергеевич

– Я свяжусь с командиром дивизии, – решил Толмачев. – Со штабом. Нужно подтянуть к городу наши танки, тогда хрен американцам, не десант!

Последние слова полковника заглушил стрекочущий гул, и Сергей Буров, задрав кверху голову, увидел, как над улицами растревоженной чеченской столицы проносятся покрытый разводами камуфляжа вертолеты. Десятки геликоптеров, молотя по наполненному пеплом и дымом воздуху лопастями несущих винтов, стаей прошли над жилыми кварталами, на высоте всего несколько десятков метров.

– А, дьявол, – заскрежетал зубами генерал. – Не успели! Ничего не успели!

Волна вертолетов умчалась в направлении аэропорта,

над которым небо уже полностью оказалось затянуто плотной пеленой дыма. И откуда-то из этого пекла, прорезав воздух мерцающими стежками, навстречу механической стае взметнулись вдруг очереди трассирующих снарядов. Буров увидел, как один из вертолетов, буквально врезавшись в стену заградительного огня, неожиданно плотного, вспыхнул, неуклюже пошатнулся, словно воздух перестал держать винтокрылую машину, и, оставляя за собой густой шлейф черного дыма с багровыми проблесками пламени, ушел куда-то в сторону, скрывшись за горизонтом.

– Вот так, уроды! – ощерился Толмачев.

– Давай, зови своих, – приказал генерал, вдруг понявший, что еще может быть шанс. – Пусть пока стягивают все силы сюда, к комендатуре, и ждут приказа. А мы пока прокатимся до аэропорта!

– Что? Это же опасно, товарищ командующий?

– Выполняйте приказ, полковник, – зло гаркнул Буров, заставив начальника штаба мотострелковой дивизии вздрогнуть от неожиданности. – Мы выдвигаемся немедленно! Все, кто может держаться на ногах – на броню!

Сергей Буров понимал, как важно не дать противнику закрепиться на земле сейчас, когда все здесь напуганы и растеряны, когда достаточно слегка надавить, чтобы обратить в людей в панику. Генерал представлял, какие силы могут бросить в наступление американцы прямо сейчас – ни численность, ни состав их группировки, развернутой в Грузии, давно не была ни для кого тайной. Не важно, почему это произошло, главное – не сдаться мгновенно, подчинившись подлым инстинктам. А уж потом, отразив первый удар, удержавшись, можно будет размышлять над стратегическими вопросами. И не может быть, чтобы в штабе округа, в Москве не знали о том, что твориться здесь, на границе. А это значит, нужно выдержать лишь первую атаку, после чего в действие придет вся военная машина страны, и от американцев не останется мокрого места.

– Выступаем, – приказал Буров. – Нужно провести разведку.

Уцелевшие после бомбардировки бойцы, многие из которых были ранены, карабкались на броню, рассаживаясь на плоских крышах боевых машин пехоты. И сам генерал тоже взобрался на бронемашину, не без труда забросив грузное тело на почти двухметровую высоту.

Всего набралось дюжины полторы десантников, хотя желающих оказалось больше – часть людей Буров приказал оставить возле комендатуры, обеспечивая тылы. Бойцы густо облепили обе БМП. Никто не решился отправиться в путь в десантном отделении, предпочтя обманчивому ощущению безопасности, создаваемому тонкой броней, возможность как модно быстрее покинуть подбитую машину, просто соскочив на землю и укрывшись за массивным корпусом. Это было намного безопаснее, чем трястись в тесноте, рискуя просто сгореть заживо при попадании противотанковой гранаты или получить контузию, если вдруг под гусеницы попадется мина.

– Оружие, – потребовал Буров. – Дайте оружие, черт возьми!

Только сейчас командующий понял, что безоружен – даже табельный пистолет остался в сейфе, в переставшем существовать кабинете на втором этаже комендатуры. Но кто-то из бойцов уже протягивал Сергею автомат,

другие совали магазины. Приняв из чьих-то рук потертый, поцарапанный АКМС, Буров торопливо рассовал по карманам отнюдь не приспособленной для таких приключений формы набитые патронами рожки, почувствовал себя чуть более уверенно.

– Трогай, – генерал хлопнул по броне широкой ладонью. – Поехали!

Взревел работавший прежде на холостых оборотах дизель УТД-20, и триста лошадиных сил рывком столкнули с места четырнадцатитонную бронемашину. БМП, под стальными лентами гусениц которой дробился асфальт, и крошились каменные осколки, разлетевшиеся на сотни метров при попадании бомб, подбросило на ухабе, отчего солдаты едва не попадали на землю. Чувствуя, как колотится сердце, и становится сухо во рту, Срегей Буров передернул затвор "Калашникова", загнав в патронник первый патрон. Генерал уже порядком отвык от ощущения тяжести оружия в руках, но тело само помнило все, что нужно делать. И командующий очень надеялся, что эта память поможет ему остаться в живых, увидев хотя бы вечер едва начавшегося дня.

Глава 7

Грозный, Чечня, Россия

19 мая

Дембелей, да еще к тому же и контрактников, никто старался не беспокоить, предоставив полтора десятка крепких парней, в мыслях уже вовсю оттягивавшихся в клубах под грохот музыки, или просто гулявших по улочкам родных городов со своими любимыми, что ждали героев необъявленной войны за тысячи километров от этих гор. А герои, уставшие от вечного чувства опасности, ощущения чужого взгляда, пропущенного через оптический прицел, взгляда хладнокровного, расчетливого и беспощадного, уставшие быть готовыми услышать взрыв, всякий раз, когда случайно ступали на слишком приметный камень, лежащий на незнакомой тропе, нетерпеливо считали недели, а затем и вовсе дни оставшейся службы. Вскоре шасси транспортного самолета со скрежетом коснутся посадочной полосы аэродрома Грозный-Северный, и солдаты, взойдя на борт, умчатся прочь от войны, лишь изредка, в тяжких кошмарах, возвращаясь сюда, в этот дикий и опасный край.

В прочем, пока никто не отменял ни устав, ни распорядок, и дембеля томились в казарме на территории авиационного городка, по-прежнему пытаясь выполнять приказы командиров. Те, правда, почти не вспоминали о бойцах, сполна отдавших свой долг, но и не позволяли тем лишнего. А потому пока приходилось забыть о спиртном – о женщинах парни и не думали, помня, чем может обернуться в краю кровной мести даже безобидный разговор с девушкой на городском рынке, и дело здесь вовсе не в непримиримых ваххабитах – и стараться напоминать себе о субординации и необходимости подчиняться приказам.

Время тянулось, офицеры редко заглядывал к маявшимся от скуки бойцам, и дембеля, как умели, сами развлекали себя. В одном конце казармы, не умолкая, надрывался магнитофон, потертый, покрытый царапинами, видавший виды и прошедший вместе со своим владельцем огонь и воду. Из другого конца, там, не расходясь часами, кучковалось с полдюжины парней в тельняшках и камуфляже, доносились переборы гитары и нескладные, но берущие за душу слова рожденных этой и минувшими войнами песен.

– Пора, Кабул в огне, и вот на рубеже, сойдя с небес, встает седьмая рота… – хрипло выводил крепыш в тельняшке навыпуск, надетой поверх потертых камуфлированных брюк, невольно зажмуриваясь.