Вечер потрясения
Шрифт:
– Отвечать, – теряя терпение, рявкнул полковник Белявский, и едва ли этот приказ нуждался в переводе. – Немедленно отвечать!
Вздрогнув, американец сбивчиво принялся что-то говорить, и командир полка с трудом разобрал несколько знакомых слов – язык он учил давно, а возможности попрактиковаться как-то не представилось. На самом деле пленных было двое, и этому еще повезло – его товарища, сильно обгоревшего, сразу отправили в санбат, хотя кое-кто из штабных офицеров сразу и без особого сожаления предложил прикончить янки, хотя бы для того, чтобы тот не мучился зря. Щуплый губастый негр – для танкиста его телосложение было самым подходящим – пользы представлял немного,
– Штаб-сержант Эндрюс, – сообщил переводчик. – Разведка Третьего бронекавалерийского полка Армии США. Их взвод придали батальону Десятой легкой пехотной дивизии, наступающему в направлении Буденновска. О действиях других подразделений своего полка ничего не знает. Еще что-то о Женевской конвенции и военнопленных, – с явным презрением добавил капитан, покосившись на американца.
– Тогда скажи, что мы соблюдаем все международные соглашения, и будем обращаться с ним и его товарищем с должной гуманностью, – усмехнулся Белявский. Странно, ни ненависти, ни гнева, ни злобы к этому конкретному врагу он не испытывал. Полковник знал, что в бою лицом к лицу он будет разить беспощадно, но лишившийся своей силы враг вызывал безразличие, в лучшем случае жалость. – Мы соблюдаем Женевскую конвенцию в отличие от командиров штаб-сержанта и правителей его страны, напавших на нашу родину внезапно, подло, не предъявляя никаких претензий и не объявляя войну. Но мы можем и передумать!
Американец внимал каждому слову русского полковника, едва ли нуждаясь сейчас в переводе – нужно быть глухим и слепым идиотом, чтобы не услышать этих гневных интонаций, не ощутить ту едва сдерживаемую ярость, которой буквально сочилось каждое брошенное русским офицером слово.
– Я требую, чтобы он отвечал на все мои вопросы, если не хочет, чтобы отношение к господину штаб-сержанту изменилось на противоположное, с нажимом, чеканя каждое слово, произнес командир полка, отрывисто приказав замешкавшемуся подчиненному: – Переводи!
Услышав переведенный на английский ответ русского офицера, американец, даром, что был бледен, как смерть, побелел еще больше, наверняка поняв без лишних слов, что его ждет в случае упрямства.
– Покажите, где были исходные позиции вашего взвода, в каком направлении ведется наступление. – Белявский сунул под нос пленному подробную карту, уже испещренную множеством малопонятных человеку непосвященному отметок.
Эндрюс молча ткнул пальцем, прочертив линию почти от самой границы до Буденновска, находившегося у самого верхнего края бумажного плотна. Командира полка словно пронзил электрический разряд.
– Мать вашу, – выдохнул Белявский. – Мы же вышли американцам во фланг. Они перед нами, как на ладони. В походных порядках, ничего не подозревающие.
– Легкая пехота? – задумчиво произнес подполковник Смолин. – Значит, поддержки тяжелой техники они лишены. Только стрелковое оружие, гранатометы, противотанковые ракеты. Мы их раздавим, раскатаем в блин!
Офицеры без лишних слов понимали друг друга. Враг был рядом, на расстоянии стремительного броска через всхолмленную степь, более того, сам он еще не подозревал, что так близок к своему противнику, тем более не представляя сложившегося соотношения сил. Упустить такой шанс было просто преступно.
– Атакуем немедленно, – решил Белявский. – Даже если экипажи бронемашин не успели выйти в эфир и сообщить о засаде…
– Не успели, – уверенно отрезал Смолин. – Наши парни им не дали ни малейшего шанса. Разделали в пух и прах первым же залпом!
–
Все надежды на защиту полка от угрозы с воздуха были воплощены в эти минуты в полудюжине самоходных установок "Тунгуска" да нескольких десятках зенитных ракет "Игла", и никто не верил всерьез, что этих средств хватит для отражения массированной атаки.
– Нужно сойтись с янки вплотную, – кивнул Смолин. – Тогда их летчики не смогут взять точный прицел, и все решится на земле. А уж там нашим пацанам равных не будет никогда! Разделаемся с американцами накоротке и двинемся дальше, пока они не опомнятся. Будем давить всех на своем пути!
– Нанесем удар сейчас, немедленно, – согласился Белявский, понимая, что счет пошел на минуты. Кто успеет первым, тот и победит. – У нас хватит сил, чтобы разбить в пух и прах пять таких пехотных батальонов. Вперед, в атаку!
– По машинам, – разнеслись над замершей посреди степной равнины колонной зычные команды ротных и взводных, подхваченные свирепыми и уставшими, а оттого еще более злыми, сержантами. – Выступаем! Вперед!
Взвыли сотнями голосов мощные дизели, выдохнув в чистое небо, накрывшее степь от края до края, клубы выхлопных газов. Почувствовавшие на губах вкус чужой крови, ощутившие сладость победы, своими глазами увидевшие пленных врагов, совсем не таких грозных, какими те казались еще полчаса назад, бойцы, все без исключения, спешили скорее вступить в схватку, чтобы явить всем – и самим себе – силу русского оружия, свою силу, для которой не могло быть непреодолимых преград. Извиваясь меж холмов, полк распадался на части, растекаясь во все стороны ручейками батальонных колонн, как бы охватывая стальными клещами возможно большее пространство, чтобы враг наверняка не смог ускользнуть.
– Выслать вперед разведку, – приказывал Белявский, руководивший своим воинством из чрева командно-штабной машины БМП-1КШ, следовавшей в отдалении от главных сил, танковых и мотострелковых батальонов, которым и предстояло крушить оборону врага… или давить его походные колонны, если противник окажется недостаточно расторопен. – Наступаем с предельной скоростью! Проверить готовность оружия! И, черт возьми, всем смотреть вверх!
Стальная лавина разворачивалась, направляясь навстречу неизвестности, по другую сторону которой ждал враг, возможно, еще не подозревавший о том, что час сражения близится с каждой минутой. Ревущий, лязгающий металлом поток, направляемый волей одного человека, должен был смести противника в могучем порыве, наконец, совершив справедливую месть. Никто не думал о том, чтобы отступить, никто не чувствовал страха, хотя каждый понимал, что, возможно, истекают последние часы его жизни. Чувства отступили на какое-то время, сменившись холодной решимостью, собранностью и закипавшим в сердцах гневом.
Командно-штабная машина, сгусток металла, в недрах которого полыхало пламя сгоравшего в цилиндрах мотора топлива, превратилась в нервный центр огромного, сложного, и чудовищно сильного организма, каким был танковый полк, спаянный сейчас единым желанием скорее вступить в бой и одержать победу, заставив врага обратиться в бегство.
– Первый батальон – в авангард, – приказал полковник Белявский, и радиоэфир, подхватив его слова, домчал их на своих волнах до командирского танка. – Выслать разведку! Будьте начеку – противник близко, и он может видеть нас с неба!