Вечер потрясения

Завадский Андрей Сергеевич

– Есть захват, – сообщил наводчик комплекса "Тоу". – Головной у меня на прицеле! Он в зоне поражения! Готов стрелять!

Силуэт танка, подскакивавшего на ухабах, оказался точно в перекрестье нитей прицела, и стрелок в нетерпении поглаживал кнопку пуска, ожидая приказа командира. Русские уже приблизились на расстояние полета ракеты, но сами едва ли могли достать из своих орудий до вершины холма, если только стреляя наугад, по площадям, то есть зря расходуя не бесконечный боекомплект.

– Огонь! – рявкнул командир отделения, и наводчик вдавил клавишу, услышав, как ракета с шипением выскользнула из раструба

пусковой установки.

Управляемый снаряд BGM-71D, на лету расправляя короткие плоскости стабилизатора, как бы скатился с холма. За ним разматывался тонкий провод, соединявший ракету с пусковой установкой. Все, что требовалось от наводчика – удерживать в прицеле русский танк каких-то двадцать секунд, столько, сколько длился полет ракеты на полную дальность, а полуавтоматическая система наведения сама безошибочно выводила снаряд на верный курс, не оставляя врагу ни малейшего шанса.

Разогнавшись до трехсот метров в секунду, ракета "Тоу-2", несущая усиленный заряд, хотя и не тандемный, чтобы поражать такни с "реактивной броне" а обычный, моноблочный, мчалась к цели, словно скользя по натянувшемуся, точно струна, взгляду наводчика. Тот видел только вражеский танк в центре прицела, да еще часто мерцавший фонарь-трассер в кормовой части ракеты, стремительно преодолевавшей сотни футов, отделявшие ее от цели.

– Огонь из всех стволов, – приказал командир батальона. – Уничтожьте сукиных детей!

Пусковые установки "Тоу" разом выплюнули четыре ракеты навстречу врагу с предельной дальности, почти с четырех километров, когда противник еще не мог дотянуться до позиций легкой пехоты. Четыре танка разом окутались клубами дыма и пламени, и над окопами раздались ликующие крики – противник получил свое, едва ли поняв, что вообще оказался под кинжальным огнем.

– Так их, – злобно оскалился командир батальона, во всех подробностях наблюдавший за разгромом врага. Мощный бинокль – отличная оптика, противобликовое покрытие, чтоб не стать добычей вражеского снайпера, встроенный лазерный дальномер – позволял видеть все детали, словно офицер перенесся вдруг из окопа туда, к подножию холма, ставшего последним оплотом для его батальона. – Не прекращать огонь!

Расчеты противотанковых комплексов действовали, как заведенные – не успели ракеты покинуть пусковые трубы, как заряжающие уже заталкивали в разверстые жерла новые. Словно подталкиваемые огненными факелами, управляемые ракеты мчались к целям, врезаясь в броню, обдавая ее своим раскаленным дыханием, так, что сталь пузырилась, уступая огню. Обстреливаемые в упор танки окутало пламя, в котором не могло уцелеть ничто, но именно оттуда, словно из раскаленной адской бездны, вырывались, продолжая свое упорное движение к вершине, боевые машины, под лязг гусениц и рев моторов, оказывавшиеся все ближе к позициям американской пехоты.

– Их не взять ни чем! Мы их не остановим!

– Проклятье! – командир расчета, выпучив глаза, смотрел, не смея моргнуть, как огромный, заслонявший собою весь мир русский танк неумолимо полз наверх, а на башне его еще трепетало пламя, бессильное перед прочной сталью. – Сожгите его! Заряжай! Живее, вашу мать!

Ракеты летели одна за другой, жалящей стаей обрушившись на русские танки. Установки "Тоу" выплевывали снаряд за снарядом, буквально захлебываясь огнем, а спустя минуту

в небо взвились управляемые ракеты "Джейвелин". Стрелки, взвалившие на плечи себе пусковые установки, вели огонь из укрытий, им хватало мгновения, чтобы увидеть цель, а потом уже инфракрасные системы самонаведения ракет не выпускали ее из виду ни на миг.

– Огонь, огонь, – надрывался командир батальона, которому вторили ротные и взводные командиры, сержанты и капралы, все как один с перекошенными от ярости и ужаса лицами. – Уничтожьте их, отправьте ублюдков к дьяволу!

"Джейвелины" взвились над полем боя, делая горку и пикируя на строй русских танков. Тепловые головки наведения отчетливо "видели" выдыхаемой работавшими на максимальных оборотах дизелями тепло, шлейф, прекрасно различимый даже с низкой орбиты, где парили разведывательные спутники. Но видеть и быть способными уничтожить цель – вещи разные.

Ракеты обрушились на строй боевых машин, вонзая в крыши башен и моторных отделений иглы кумулятивных струй, и сразу три танка вспыхнули, но остальные продолжили движение. Укрепленные на башнях контейнеры динамической защиты "Контакт-5", едва их касалось пламя, взрывались, сбивая с курса отвесно падавшие сверху ракеты, не позволяя тем причинить вред машинам и экипажам. Танки, содрогаясь от взрывов, шли вперед, и с вершины холма видели, как зашевелились длинные стволы орудий.

Издали, с расстояния почти в милю, все это выглядело даже забавно. Русские танки были похожи на крохотных букашек, вдруг бросившихся врассыпную, в движении перестраиваясь, растягиваясь редкой цепью, но не меняя направления. Звук выстрелов почти не был слышен, только можно было увидеть, как окутались дымком хоботки орудийных стволов. Не было и свиста снарядов над головами – они летели в полном безмолвии, многократно опережая звук, и это было страшнее всего.

– О, черт! – командир батальона первым скатился с гребня холма, ныряя в окоп. – Опасность! Все в укрытие!!!

Ответный залп русских был не стройным, но цели своей он достиг. Холм сотрясся, град осколков прошел по вершине, словно гигантская коса, сметая всех, кто не успел добраться до ближайшей траншеи. Две установки ракет "Тоу" разнесло на куски, когда снаряды упали в нескольких шагах от врытых в землю едва ли не по самую крышу "Хаммеров". Не успевших отбежать на безопасное расстояние солдат ударная волна сбивала с ног, ломая их тела, перемалывая кости. На холме воцарился хаос, в грохоте разрывов тонули крики раненых, не слышны были приказы командиров, и лишь немногие бойцы нашли в себе мужество остаться на позициях, продолжая обстреливать приближавшегося врага.

– Оставаться на позициях, – надрывался командир батальона, пытаясь перекричать обрушившийся на высотку грохот и рев. Схватив за рукав спрыгнувшего в окоп бойца, майор рывком вытолкнул его наверх: – Не прекращать огонь, твою мать! В бой! – Солдат затравленно уставился на своего командира, едва ли слыша, что тот кричит взахлеб, и майор, не сдержавшись, ударил мальчишку по лицу: – Приди в себя, сопляк! Ты же солдат! В бой!!!

Что было сил майор толкнул побледневшего, трясущегося солдата наверх, буквально вышвыривая прочь из окопа, и сам последовал за ним, спеша вступить в бой, кажется, уже проигранный. Но выбраться из траншеи офицеру так и не удалось.