Вечер потрясения
Шрифт:
"Орион", несмотря на то, что со времен первого полета минуло уже целых четыре десятилетия, оставался эффективным средством контроля над океаном. На смену ветерану холодной войны, памятному для любого советского моряка, хоть раз покидавшего территориальные воды, уже шел турбореактивный "Посейдон", но и старый добрый "Локхид" еще на многое годился. Способный совершать полет с полной боевой нагрузкой на три тысячи восемьсот километров самолет являлся самым грозным противником для любой субмарины. Недосягаемый для бортового вооружения подлодок, он мог искать цели с помощью радара, способного обнаружить такую мелочь, как поднятый над водой перископ, за несколько миль,
Пилоты, находившиеся сейчас в двух тысячах метров над поверхностью Норвежского моря, чувствовали себя всемогущими. Даже самая мощная субмарина для них, располагавших восемью торпедами Мрак-46" во внутреннем отсеке оружия, была не более, чем мишенью, которую не могла спасти наверняка любая глубина. А для надводного противника были приготовлены ракеты AGM-84 "Гарпун", по команде готовые сорваться с подкрыльных пилонов.
Противолодочный "Локхид" парил над гребнями тяжелых волн. Вперед, будто к самому горизонту, протянулось щупальце луча бортового радара ARS-115, скользившее по водной глади. "Орион" вел поиск даже сейчас, чтобы эскадра, прежде вдоволь хлебнувшая, могла беспрепятственно добраться до безопасных вод.
– Поможем парням, – усмехнулся второй пилот, взглянув на своего командира. – Им хорошо досталось, но русским пришлось еще хуже! Весь их чертов флот ушел на дно. Все, океан теперь наш!
"Орион" продолжал свой полет, приближаясь к эскадре, точно побитый пес, спешащий забиться в уютную конуру, идущей к суровым берегам Норвегии. Здесь, вдали от чужих враждебных вод, им нечего было опасаться. Враг был уничтожен, оставалось лишь протянуть руку и взять то, что он пытался защитить. Так казалось всем, но они ошибались. Поверхность океана, насколько хватало взгляда, даже усиленного мощным обзорным радаром, и впрямь казалась девственно пустой, но глубина по-прежнему надежно хранила свои тайны, даруя защиту тем, кто обручился с нею.
Торпедная атомная подлодка "Тамбов", сташестиметровая остроносая сигара водоизмещением семь с четвертью тысяч тонн, почти достигла поверхности моря, выпростав над собой штырь антенны. Пришла пора получить свежую порцию информации из штаба, и каждый из моряков втайне надеялся, что они, наконец, услышат приказ прекратить наблюдение, вернувшись домой, туда, где их ждали.
Подлодка приблизилась к границе стихий, и сердца моряков тревожно сжались. Каждый понимал, что любое всплытие неизменно связано с риском, и потому на верхушке антенны были установлены приемники системы радиотехнической разведки, способные перехватить импульс чужого радара, стоит тому коснуться субмарины. Антенна – слишком маленькая цель, чтобы сразу заметить ее, а подводники, поняв, что рядом чужаки, успеют уйти вниз, прежде чем ими заинтересуются всерьез. Но пока следовало оставаться здесь, в опасной близости от поверхности моря, рискуя быть обнаруженными в любой миг.
"Тамбов", приводимый в движение соосно установленными четырехлопастными винтами, медленно продолжал перемещаться в избранном направлении, по-прежнему следуя за американской эскадрой. А на глубине четыреста метров его зеркальным отражением скользил "Даниил Московский", как бы страхуя напарника снизу, ведь у поверхности, где шумы моря сильнее, гидроакустика перестает надежно работать, и чужой подлодке ничего не стоит подобраться к беспечной жертве, выпустив той в брюхо свои
– Мостик радиорубке, – капитан Климов вызвал радистов, едва только тонкий штырь антенны вспорол поверхность воды, соприкоснувшись с напоенным солеными брызгами воздухом. – Что слышно?
– Докладывает радиорубка. Молчание на всем диапазоне!
– Черт, – не сдержавшись, капитан ударил кулаком о переборку, скрипнув зубами. – Вот черт!!!
Они остались одни, будто переместившись в иной мир, которому был не ведом человек. Штаб молчал, а запрашивать землю самим было равноценно тому, чтобы в надводном положении войти, к примеру, в гавань Нарвика, став борт о борт с первым попавшимся американским фрегатом.
"Тамбов" продолжал свое преследование, держась на расстоянии залпа от кораблей противника. Акустики по-прежнему следили за каждым маневром чужой эскадры, а торпедисты в напряжении держали пальцы на кнопках пуска, готовые открыть огонь. В спаренных реакторах ВМ-4 билось ядерное пламя, гоняя по трубопроводам раскаленный пар, неустанно толкавший лопатки паровой турбины. А в трубах торпедных аппаратом ждали, точно погружены в сон, торпеды 65-76, шестисотпятидесятиметровые сигары, несущие боеголовки, способные разорвать пополам эсминец водоизмещением восемь тысяч тонн.
Атомарина пребывала в боевой готовности с той минуты, когда отошла от причальной стенки в Североморске. Но приказ – любой приказ, подводники были готовы исполнить его без колебаний – мог отдать только штаб. Или капитан, но тот медлил, несмотря ни на что, предпочитая доверить принятие решение, а равно и ответственность за их последствия, кому-нибудь другому.
– Что будем делать? – Старший помощник, тоже не покидавший свой пост, волновался, едва сдерживая страх. Ясно, там, на поверхности, происходило нечто необычное – никакие сбои не оправдывали молчание штаба, будто забывшего о вышедших в открытый океан субмаринах.
– Радиорубка, приказываю запросить штаб флота!
Антон Климов понимал, на какой риск идет. Американцы наверняка прослушивали все частоты, и даже короткая передача будет перехвачена. А потом начнется облава. Сейчас, когда радиостанции работали только на прием, еще можно было надеяться, что американцы ничего не заподозрят, хотя каждое всплытие, тем более в такой близости от чужой эскадры, в водах, которые янки считали собственными, избороздив их вдоль и поперек, все равно являлось крайне рискованной затеей, но иначе было никак.
"Тамбов", как любая субмарина типа "Щука", обладал внушительным набором средств связи, действовавших, в том числе, и в подводном положении, так что субмарина не находилась в совершенной изоляции от своей базы. Буксируемая антенна "Параван" позволяла принимать и передавать сообщения с глубины более полутораста метров, но только на сверхнизких частотах, и радист регулярно принимал приходивший с берега кодовый сигнал, означавший, что все спокойно. Однако мало кто верил, что это действительно так, ведь на прочих частотах царила тишина, лишь иногда нарушаемая шумом помех, рождавшихся где-то в возмущенной ионосфере.
– Товарищ капитан, мы не должны себя обнаруживать, – попытался урезонить Климова старший помощник. – До Норвегии пара сотен миль, эскадра вероятного противника и вовсе в полутора десятках миль. Нас обложат со всех сторон!
– Отставить обсуждение приказа! Глубина поможет нам, как и всегда помогала. Выходите на связь!
Короткий импульс, сжатая в шифрованный пакет просьба о помощи, пронзила радиоэфир, умчавшись на восток, к родным берегам. С этой секунды "Тамбов" был обречен.