Вечер потрясения
Шрифт:
Многоцелевая атомная подводная лодка "Северодвинск", самая совершенная в российском флоте и одна из лучших в мире, завершала свой поход в надводном положении. Сейчас, находясь на поверхности, став игрушкой для волн, ударявших в обтекаемый корпус со всех сторон, порой полностью захлестывая его, субмарина почти утратила свою боевую мощь. Но уйти на глубину, превращаясь в бесплотную тень, неуязвимого призрака, грозного хищника океанских просторов, "Северодвинск" отныне был не способен. Победа над американской субмариной дорого досталась русским подводникам – восемнадцать жизней стали платой за нее, а разрушения, полученные "Северодвинском"
Последние часы плавания, завершившегося так неожиданно и так страшно, прошли в жесточайшем напряжении – каждый член команды на своем посту делал все, чтобы корабль добрался до родных берегов, вошел в гостеприимную гавань, не став братской могилой для нескольких десятков человек на дне морском. Но стократ труднее всех остальных приходилось одному человеку – командиру субмарины, чувствовавшему на своих плечах колоссальный груз ответственности за судьбу корабля и каждого члена его экипажа.
Капитан первого ранга Владимир Шаров, стоявший на ходовом мостике, широко расставив ноги и чувствуя исходившую из недр подлодки вибрацию, вздрогнул, когда из динамика внутренней связи раздался металлический голос:
– Докладывает пост живучести! Забортная вода поступает во второй и третий отсеки. Вероятно, происходит разрушение прочного корпуса. Мощности трюмных помп не хватает!
Торпеды, выпущенные уже погибавшей американской субмариной, настигли цель, причинив "Северодвинску" чудовищные разрушения. Носовая часть подлодки была сметена мощными взрывами вместе с полусферической антенной гидроакустического комплекса "Аякс", в отсеках плескалась соленая ледяная вода, и за герметичными переборками, за наглухо задраенными люками невесомо плавали в толще ее тела русских моряков, принявших смерть в бою, как подобало мужчинам. Но у тех их товарищей, кто остался жив, времени для скорби не было.
– Продолжать борьбу за живучесть и непотопляемость подлодки, – приказал Шаров, склонившись к микрофону системы внутрикорабельной связи, и, взглянув на штурмана, находившегося вместе с командиром на мостике, открытом порывам злого ветра и мириадам колючих брызг, спросил: – Каково расстояние до суши?
– По данным последнего счисления координат – сорок семь миль по прямой, товарищ капитан первого ранга! Погрешность не может превышать нескольких десятков саженей! Расстояние до базы – шестьдесят миль!
– Если возникнет угроза затопления, мы выбросимся на берег! Лучше брюхом на скалы, чем камнем на дно! БЧ-4, связь с базой установлена?
Очередной вопрос был адресован посту средств связи, и ответ последовал незамедлительно:
– Связь отсутствует. На некоторых частотах сильные помехи, на большинстве – полное молчание, как будто на берегу просто выключили все передатчики!
"Северодвинск" завершал поход, двигаясь в полнейшем молчании. Радиограммы с просьбами о помощи неслись к земле, одна за другой, неизменно оставаясь без ответа. Радисты, злые, нервные, с воспаленными красными глазами, не прекращали попыток докричаться хоть до кого-нибудь, но эфир оставался девственно чистым, земля молчала. Эта тишина наполняла ужасом сердца суровых подводников – каждый уже понял, что происходит нечто ужасное, то, чего невозможно было представить, чему не место было в реальной жизни, но только в ночных кошмарах.
Выслушав безрадостный
Командир подводного атомохода как мог старался верить в своих людей, и так же старался никому не показать свей тревоги, терзавшего его страха. Застегнув по самое горло черный морской бушлат, надвинув на глаза фуражку, моряк не сводил глаз с горизонта. Что бы ни происходило, Владимир Шаров старался вселить в каждого из своих моряков веру в то, что помощь непременно придет, что их поход все же завершится удачно, ведь они уже добрались, преодолев гнев стихии, до своих вод, туда, где не было места опасности. Но в тот миг, когда он смог, наконец, увидеть сушу, с небес пришел звук, заставивший кровь застыть в жилах.
Широко расставив ноги, словно врастая в палубный настил, капитан пытался усилием воли приблизить тот миг, когда поврежденная, едва державшаяся на плаву подлодка сможет достигнуть берега, а, значит, и спасения. Здесь, на тесном мостике, откуда можно было управлять подлодкой в надводном положении, места хватало только для полудюжины человек, и в случае опасности им требовались считанные секунды, чтобы нырнуть в черный провал люка, позволяя подводному ракетоносцу погрузиться. Над их головами мерно вращалась, посылая на все четыре стороны радиоимпульсы, антенна локатора поиска воздушных целей, незаменимого при движении в надводном положении. Но те, кто явился навстречу возвращавшейся из боя подлодке, были осторожны, и радары обнаружили их не раньше, чем смогли увидеть невооруженным взглядом сами моряки.
Рокот турбин обрушился на подлодку, резавшую искореженным носом тяжелые волны, точно раскат грома. Невольно вздрогнув от неожиданности, Владимир Шаров запрокинул голову, успев заметить две крылатые тени, два серых росчерка, на малой высоте промчавшиеся под углом к курсу "Северодвинска". Разом заваливаясь на крыло, самолеты, едва не коснувшиеся пенистых гребней волн плоскостями, задрали носы, набирая высоту и заходя в новый вираж.
– Наши, – с облегчением выдохнул кто-то, поверив, что земля все же протянула "руку помощи" терпящим бедствие морякам. – Это наши! Наконец-то!
Слова застряли в глотке матроса, и радостная улыбка медленно сползла с лица, ставшего вдруг белым, словно мел. Выполняя разворот, самолеты на мгновение будто бы зависли прямо по курсу подлодки, демонстрируя плоскости крыльев и сдвоенные кили, украшенные едва различимыми черными, выведенными по трафарету надписями US Navy.
– Твою мать! Это американцы!!!
– Черт, они здесь, – сквозь зубы процедил Шаров, провожая взглядом истребители, летевшие в каких-то двух десятках метров над волнами, скрываясь там от лучей радаров, пронзавших пространство на много миль окрест, но вдруг оказавшихся абсолютно бесполезными.