Вечный огонь
Шрифт:
Партизаны в деревне не задерживались. Они лишь взяли подводу, положили на нее раненого Бондаря и направились по намеченному маршруту. Противник подбросил из деревни Осов подкрепление, однако было уже поздно. К утру мы были возле деревни Завыход, откуда через два дня переехали в Любанский район.
После длительного пути по тряским дорогам Алексею Георгиевичу Бондарю стало совсем плохо. Тяжелая рана воспалилась, возникла опасность заражения крови. И тут мы оказались свидетелями патриотического поступка простых советских людей. О том, что приключилась беда с Алексеем Бондарем, мы рассказали жительнице поселка Бариково трактористке Анастасии Ермак. Она ответила
— Чем могу, тем помогу. Спасибо за доверие.
Бондаря поместили в ее комнате, а лечение поручили местному фельдшеру.
— А если меня немцы обнаружат? — спросил Бондарь.
— Делать тогда будет нечего. Вместе на тот свет пойдем.
Мы попрощались с Алексеем Георгиевичем, довольные тем, что пристроили человека в хорошем месте и удачно вырвались из вражеской ловушки.
— А ты, Василий Иванович, пожалуй, был прав, когда говорил, что вода из Червоного озера волшебную силу имеет, — напомнил я Козлову рассказанную им легенду.
— Не я — народ говорит. Значит, правильно, — усмехаясь, сказал Василий Иванович.
По знакомым тропинкам
Занятые делами, мы не заметили, как пришел декабрь 1941 года. Ударили первые морозы, загуляли метели. Замело снегом лесные дороги и тропинки, по которым еще совсем недавно скрытно от врага пробирались наши связные во все уголки области. Перед нами встал вопрос: как обеспечить в зимних условиях высокую оперативность партийного центра? Мы не раз толковали об этом и пришли к выводу, что следует создать в районах Минщины запасные базы обкома. Одну из таких баз решено было организовать в моем родном Стародорожском районе, который расположен в юго-восточной части области.
— Пора, пожалуй, мне сходить в Кривоносы, — сказал я однажды членам обкома.
— Давай, Наумыч. Сейчас самое время, — согласились товарищи.
Вместе с Романом Кацнельсоном по знакомым тропинкам направился в родные стародорожские края. Там, в деревне Кривоносы, я родился и жил до 1925 года, пока не ушел служить в Красную Армию. Я рассказывал своему спутнику о стародорожских местах, а сам прикидывал, где бы получше расположить базу, чтобы обеспечить обкому надежные связи со всеми населенными пунктами области. Для начала можно, пожалуй, опереться и на мои Кривоносы. Народ здесь надежный, за Советскую власть горой стоит. Ведь сколько хорошего сделала народная власть для моих земляков! Сильно бедствовали они до революции. Это было «гиблое место» — так называли Кривоносы царские чиновники. И действительно, с юга к деревне подступали труднопроходимые болота, с севера ее прижимала гряда сыпучих песков. С утра до ночи люди гнули спины на своих полосках, работали до седьмого пота, но прокормить себя не могли; хлеба порой хватало лишь до нового года. Крестьяне не раз пытались остановить наступление песков — сажали лозу и сосну, да много ли сделаешь без помощи государства? Одна за другой гибли узкие полоски под сыпучими песками. И только при Советской власти лесопосадки приняли широкий размах и движение песков было приостановлено. А в конце тридцатых годов колхоз начал мелиоративные работы. Часть болот была осушена, превращена в высокоплодородные земли. И мои земляки стали жить зажиточно. Общественные амбары были до краев наполнены зерном.
— Урожай в Кривоносах выдался нынче отменный, — говорил мне рабочий совхоза «Жалы» Сулим, вернувшись из разведки. — Оккупанты чуть ли не каждый день приезжают в деревню, грабят население, увозят зерно, скот. Но колхозного добра еще много осталось.
Мне не раз
— Берите, родные, — обычно говорили крестьяне бойцам. — Для вас добро сберегли.
Я был уверен, что с такой же теплотой и заботой отнесутся к народным мстителям и мои земляки-кривоносовцы. Крепла надежда, что с их помощью мы сумеем выполнить решение областного комитета партии — в короткие сроки создадим на юге Стародорожья запасную базу.
На рассвете мы с Кацнельсоном вышли на опушку леса. Вдали, за заснеженным лугом, показались Кривоносы.
С севера потянуло ветерком. Пошел снег. Вскоре деревня скрылась в белой пелене. Мы смело двинулись вперед, и уже через несколько минут я переступил порог родной хаты. Отец молча открыл дверь, впустил нас. Но на наше приветствие не ответил.
— Ты что же, папаша, недоволен нашим приходом? — спросил я.
Он как-то странно поглядел на нас. Глаза были грустные, чужие, от них веяло холодом.
— Что с тобой? — спросил я и обнял его за плечи.
— Отойди, не береди отцовское сердце!
Мой товарищ удивленно пожал плечами. Я стоял и не знал, что делать. Бросив на меня злой, укоряющий взгляд, отец сказал:
— С тех пор, как побывал в Кривоносах тот рабочий из совхоза, не нахожу себе покоя. Я думал, что мой сын дерется с врагом на фронте. А ты по лесам разгуливаешь, от чужеземцев хоронишься. Ведь ты же коммунист, секретарь райкома! Как же я в глаза людям глядеть буду?..
И тут только понял я, почему отец встретил нас так холодно. Он просто не понимал значения партизанского движения и считал, что по-настоящему бороться с захватчиками можно только на фронте, в рядах Красной Армии.
— Партия приказала нам быть здесь, — как можно спокойнее пояснил я. — Посылая нас сюда, в Центральном Комитете партии сказали: идите к своему народу и вместе с ним делите горе и радость пополам, подымайте народ, оставшийся на временно оккупированной территории, на вооруженную борьбу с оккупантами и сделайте все, чтобы земля горела под ногами у захватчиков. Так что мы пришли сюда не прятаться, а бороться с врагом так, как и наши воины на фронте.
После этого у отца повеселели глаза и по морщинистому лицу пробежала легкая улыбка. Он подошел ко мне, крепко пожал руку и сказал:
— Прости, сынок. Не разобрался я поначалу…
Отец стал возиться возле печки, и через несколько минут на столе появилась немудреная снедь. Мы перекусили и, усталые, завалились спать. Отец ушел и вернулся только к вечеру.
— В деревне были фашисты, — сказал он, — приезжали брать пшеницу и свиней. В Старые Дороги наше добро повезли. Завтра, сказывают, снова заявятся.
Мы проговорили почти до утра. Отец рассказал, в каких деревнях созданы гарнизоны противника, о движении вражеских колонн по Варшавскому шоссе, об отношении населения к оккупантам.
— Присылайте побольше ваших людей. Найдем тут и подходящее место для обкома партии, и в питании вас не обидим.
Наскоро позавтракав, отец направился на колхозный двор. Через час вернулся.
— Немцы приехали… Пять автомашин. Зерно из амбара забирают, кур ловят, — доложил он и сокрушенно покачал головой. — Вот времечко-то пришло! На твоих глазах фашистские изверги грабежом занимаются, а ты стой и помалкивай…