Вечный огонь
Шрифт:
Ряды партизан множились. Удивительно, как иногда раскрывались наши люди. Посмотришь на иного — ничем не выделяется, скромный, тихий, работящий, как все, а в бою — настоящий герой. Таким героем был и Николай Шатный из Старобинского отряда Ивана Мурашко. Раньше Николай служил на пограничной заставе, знал все тонкости разведки, отличался смелостью и находчивостью. Однажды Шатный подошел к Василию Тимофеевичу Меркулю и сказал, что неплохо бы пробраться в местечко Погост, где фашисты создали гарнизон, и установить силы противника.
— Трудное это дело и опасное, — ответил
— Это по мне, — улыбнулся Шатный и попросил: — Разрешите, будет полный порядок.
Меркуль согласился.
Николай подобрал двух смельчаков: бывшего участкового агронома МТС И. Бородича и секретаря райкома комсомола С. Малкина. 26 июля ребята вышли к дороге неподалеку от деревни Копацевичи. У них был смелый план действий: захватить легковую машину, переодеться в гитлеровское обмундирование и проскочить во вражеский гарнизон. Партизаны подошли к мостику через речушку, вытащили из него доску и отползли в сторону, замаскировавшись в кустах. Расчет был простой: грузовые машины через щель проедут, а легковая наверняка остановится.
Партизаны долго сидели в засаде. Наконец им повезло: вдали показалась сверкающая на солнце комфортабельная машина «мерседес». Она въехала на мост и остановилась. Шофер выскочил, чтобы проверить, можно ли проехать, и тут же упал, сраженный меткой партизанской пулей. Малкин, Шатный и Бородич быстро справились с остальными гитлеровцами, среди которых оказался офицер. Смельчаки втащили трупы в машину и отъехали в лес. Николай натянул на себя комбинезон шофера, Иван Бородич переоделся в форму обер-лейтенанта, а Степан Малкин превратился в гитлеровского солдата-«переводчика».
Храбрецы побывали в нескольких деревнях, внимательно присматриваясь ко всему, что попадалось на пути. Затем на большой скорости въехали в Погост. Около первого же вытянувшегося в струнку полицейского машина остановилась. «Пан офицер» подозвал пальцем полицая и через «переводчика» попросил показать дом бургомистра. Угодливый полицейский тотчас же выполнил приказание.
Бургомистр Федос Протасеня встретил «немецких господ» приветливо, согнувшись перед ними чуть ли не до земли. «Офицер» бурчал себе под нос что-то невнятное, а «переводчик», схватывая распоряжения начальника с полуслова, переводил:
— Немедленно собирайся, возьми все документы. Поедешь с нами на доклад к господину коменданту в Старобин.
Вскоре бургомистр уже сидел с папками в машине рядом с «переводчиком» Малкиным. Лимузин выехал из поселка. В удобном месте Шатный свернул в лес, остановил машину и, обернувшись к ничего не подозревавшему бургомистру, приказал на чистом русском языке:
— А ну, давай сюда бумаги!
Бургомистр побелел, пялил глаза то на «пана офицера», то на «шофера», то на «переводчика» и беззвучно шлепал губами, не в силах произнести ни слова. Полуобморочное состояние у него наконец прошло. Предатель понял, в чьи руки попал, и, чуть не плача, дрожа всем телом, залепетал:
— Подневольный я… Заставили… Не губите душу…
Николай развернул бумаги и ужаснулся: перед ним был список старобинских партизан. Злость закипела у бойцов,
— А вот и ты, — показал Николай Ивану Бородичу его фамилию и фамилию его брата Федора, председателя колхоза имени Чкалова.
В конце списка Шатный нашел и себя. Против каждой фамилии стоял крест.
— Что это значит? — спросил Шатный у бургомистра.
— Не знаю, ничего не знаю… Не губите… — дрожал предатель, стуча зубами.
Николай не выдержал и в упор выстрелил в предателя. Группа вернулась в лагерь. Шатный подробно рассказал Меркулю о случившемся. Секретарь райкома сказал:
— Молодцы, что захватили машину и ворвались во вражеский гарнизон. Но тебя, товарищ Шатный, я бы без колебания предал суду военного трибунала. Жаль только, что его пока у нас нет. Ты допустил своевольство, грубо нарушил партизанскую дисциплину и тем нанес большой вред нашему делу.
— Не мог сдержаться, — оправдывался Николай. — Я, может быть, и привез бы подлеца в отряд, да узнал, что он недавно из тюрьмы вышел. И видите: сразу к фашистам подался. Вот и не утерпел…
— По себе знаю: тяжело удержаться, — сказал Меркуль. — Когда видишь предателя, рука сама тянется к пистолету. Но никто не имеет права нарушать распоряжение обкома партии: участь пленных решает командование отряда. В бою уничтожай врага беспощадно. Но если враг взят в плен, твоя власть над ним сразу же кончается. Его судьбой распоряжается командир.
— Понял, Василий Тимофеевич, — признал свою вину Николай.
— Поздно понял, — сурово прервал его секретарь райкома. — Может быть, бургомистр сообщил бы нам важные сведения. Эх ты!..
После этого, как ни кипела в груди Николая злоба к врагу, он всех пленных приводил в отряд.
Друзья Шатного — Федор Ширин, инструктор райкома партии, и Алтар Кустанович, торговый работник, 12 августа подкараулили между деревнями Березовка и Обидемля немецкую грузовую автомашину. Они обстреляли ее и забросали гранатами. Было убито шесть солдат и один офицер. Партизаны забрали автомат, несколько винтовок, два ящика гранат и два ящика патронов, подожгли машину и скрылись в лесу. В том же месяце партизаны Петр Кононович и Владимир Петрович на дороге Слуцк — Старобин заложили две мины. Вскоре на них подорвались две автомашины противника, при этом было убито 22 гитлеровца.
Вблизи деревни Листопадовичи старобинские партизаны из засад напали на кавалерийский эскадрон захватчиков и нанесли ему большие потери.
Отряд под командованием секретаря Борисовского райкома партии Ивана Афанасьевича Яроша, насчитывающий 75 человек, в августе 1941 года на дороге Борисов — Лепель между деревнями Житьково — Старое Янчино, Пруды — Бараны и возле Кострицы сжег 12 грузовых автомашин и одну легковую. В этих боях враг потерял несколько десятков солдат и офицеров.
Особенно удачной была засада 12 августа. Тогда народные мстители разгромили фашистскую автоколонну и захватили 6 пулеметов, 12 автоматов, 25 винтовок и 13 тысяч патронов.