Вечный огонь
Шрифт:
8 марта наши отряды разгромили гарнизон противника в деревне Копацевичи. А утром следующего дня мы уже были в деревне Малое Рожино. Я зашел в первую попавшуюся хату, чтобы согреться и отдохнуть. Хозяйка, женщина средних лет, захлопотала возле печки, решив угостить меня жареным картофелем.
— Одинокая, что ли? — спросил я ее.
— Пока одинокая, — грустно ответила она, не прекращая чистить картошку. — Муж на фронте, не знаю, жив ли. А сынишку к бабушке на хутор отправила.
— Разве с матерью ему хуже? — полюбопытствовал
— В школу не пускаю, вот и отправила. Учат там черт знает чему, даже слушать противно. — И женщина рассказала, что фашисты открыли в селе школу, нашли где-то учителя, который учит детей кричать «хайль Гитлер!». — Да вот сами посмотрите, — хозяйка подошла к столу, покопалась в стопке бумаги и вытащила тетрадку: — Полюбуйтесь, чем головы детям во втором классе забивают.
Я развернул тетрадку. На первой страничке неуверенным детским почерком было написано: «Великая Германий освободит Россию от большевиков. Гитлер любит детей и заботится о них…»
— Терпела, терпела, — снова заговорила женщина, — да и отправила сына на хутор. Пусть пока лучше неграмотным будет. Вернутся наши — догонит. — Она помолчала немного и добавила: — В деревне все мучаются, да ведь не каждый может ребенка к родственникам отправить. Жаль мне ребятишек. Вы бы хоть с учителем поговорили, пусть не забивает всякой дрянью детские головы…
Я вызвал дежурного, приказал ему разыскать и привести учителя. А сам пригласил Ивана Денисовича Варвашеню, чтобы и он принял участие в разговоре с «сеятелем знаний». Через полчаса партизан Н. Шуляковский привел учителя. Это был молодой человек с мутными немигающими глазами. Парень снял шапку, поклонился и поздоровался.
— Здравствуйте, го… — Он запнулся, покраснел и неуверенно закончил: — Граждане-начальники!
— Здорово ты перестроился, если слово «товарищ» забыл, — метнул на него суровый взгляд Иван Денисович.
— Извините, — залебезил он. — Время сейчас такое, не знаешь, как кого и величать…
— Почему пошел в услужение к фашистам? — перебил я его.
Он долго шмыгал носом, глядел то на меня, то на Ивана Денисовича, то на хозяйку. Наконец собрался с мыслями:
— Семья на плечах, кормить надо…
— Дорого твой заработок нашему народу обходится. — Иван Денисович показал «учителю» тетрадку и со злостью швырнул ее в печку.
— Я думал, как лучше, — еле слышно, сорвавшимся от страха голосом, говорил парень. — Хотел грамоте детей учить. А мне немецкие начальники сказали: «Грамота нам не нужна. Воспитывай детей в любви к фюреру. Если не будешь этого делать, в концлагерь отправим». Вот и живи, как хочешь!
— Как ты будешь дальше жить — это твое дело, — сказал я. — Но мы требуем: прекрати учить детей по фашистским программам. Не сделаешь этого — предстанешь перед судом народа. Тогда пощады не будет.
— Брошу, брошу школу! — оживился парень. — Уеду, на земле работать буду, плевать буду на фашистские книжки. И другим скажу, чтобы не прикасались к этому страшному
Мы отпустили «учителя».
— Испугался, — улыбнулась хозяйка. — Теперь удерет из деревни.
Сколько таких, порой самых неожиданных случаев было во время рейда.
Однажды разведчики донесли, что в некоторых деревнях Старобинского района расположились фашистские пограничники. Что они там делают? С какой целью прибыли в Белоруссию?
— Надо бы захватить «языка», — предложил я Василию Ивановичу.
— Не возражаю, — согласился он.
Козлов разрешил мне возглавить группу по захвату пленного. Я вызвал партизана Лазаря Черняка, который знал Старобинщину как свои пять пальцев, и повел с ним разговор о предстоящем захвате пограничника.
— Мы вчера с хлопцами под Чижевичами были, — сказал он. — Я там на дороге знакомого мужика встретил. Он сообщил, что немцы по домам расселились, у его брата один живет. В ночное время по деревне патрульные ходят, а другой охраны нет. Вот бы туда нам махнуть. Наверняка возьмем!
Предложение мне понравилось. Вечером 15 марта на двух подводах выехали на задание. В первые сани сели я, Лазарь Черняк и Николай Шуляковский, во вторые — Петр Петрушеня, Арон Хинич и Иван Жевнов. Хлопцы как на подбор! Мне не раз приходилось бывать с ними в разведке; все понимают с полуслова, смелые, себя и товарищей в обиду не дадут.
Лошади трусили по заснеженной дороге. Мы молчали, всматриваясь в темноту. Не доезжая до деревни, свернули с дороги и бесшумно приблизились к крайнему сараю. Оставили лошадей и одного бойца для присмотра за ними, а впятером направились к домам.
Из центра села доносилась музыка. Фашисты веселились. Это было нам на руку!
Около одной из хат Черняк, шедший впереди, остановился и махнул мне рукой.
— Давайте сюда зайдем, — шепнул он. — Здесь, на этой половине дома, брат того мужика живет. Попросим, чтобы он его разбудил и открыл нам дверь.
Мы вошли во двор и прижались к стенке дома. Черняк легонько постучал в окно. Долго никто не отзывался. Лазарь постучал сильнее. Вскоре послышались шаги. Щелкнул запор, и дверь открылась. Мы предложили крестьянину разбудить своего брата и вызвать его на улицу. Крестьянин молча оделся и вышел. Мы попросили его рассказать нам, где стоит кровать, на которой спит немец.
— Как только войдете в хату — в углу направо.
— Хорошо. Можете будить брата.
Снова стук в дверь.
— Братуха, открой.
В заиндевелом окне показалось лицо женщины. Она узнала своего родственника и открыла дверь. Мы с Черняком бросились в хату, стараясь схватить немца на кровати, но его там не оказалось.
— С мужем ушел, — боязливо сказала хозяйка. — На вечеринку, кажись. Немец-то боится по ночам ходить, вот и таскает за собой моего.
Петрушеня, Хинич и Шуляковский остались в хате, а я и Черняк вышли во двор и стали думать, как действовать дальше.