Вечный огонь
Шрифт:
Тучек пробыл у меня до позднего вечера. Мы вспомнили с ним боевых товарищей, говорили о трудной партизанской жизни. Он вслух мечтал о том недалеком времени, когда вместе с советскими братьями войдет в Прагу и Братиславу, водрузит над чехословацкой землей победное знамя свободы.
Выйдя из гостиницы, мы сразу же оказались в бурлящем людском потоке. Все двигались к Красной площади — центру торжеств.
Вскоре раздался мощный артиллерийский залп, за ним второй, третий… Люди кричали «ура!», бросали вверх шапки, целовались и обнимались. Многие плакали от радости.
Штефан тоже
— Поздравляю! Я — словак, советский партизан. Поздравляю! Я — партизан…
Группа рабочих подхватила его и стала подбрасывать вверх. Тучек смеялся, неуклюже бултыхал ногами в воздухе и говорил:
— Спасибо, братья, спасибо!
Радостно возбужденные, мы вернулись в гостиницу. Тучек проводил меня до самой комнаты. Но на прощание он вдруг грустно и робко, словно извиняясь, сказал:
— Не хотел вам сегодня портить настроение, Роман Наумович. Я ведь не поеду с вами в Белоруссию. Мне предложили пойти служить в чехословацкий корпус генерала Свободы, и я дал согласие…
Я долго пожимал руку друга и глядел в его повлажневшие глаза.
— Жаль, конечно, Штефан, расставаться с тобой. Может, еще доведется встретиться. Говорят, гора с горой нз сходится, а человек с человеком…
— До встречи в Праге! — перебил меня Тучек и заключил в объятия. Мы по-братски расцеловались.
Вскоре я получил весточку от боевого друга. Он сообщал, что учится на танкиста, овладевает грозной броневой машиной «Т-34». «Вот человек, — с гордостью думал я о Штефане, — настоящий боец! Он не ищет покоя, а стремится быть там, где труднее и опаснее, где можно принести больше пользы общему делу».
Тучек был рожден для подвига. Как я узнал позднее, он принимал участие во многих боях, не раз отличился в танковых атаках. С особым подъемом Штефан действовал в те дни, когда наши войска, преодолевая упорное сопротивление противника, развернули сражение за столицу Украины. Тучек призывал своих товарищей-танкистов: «Вперед, друзья! Через Киев лежит самая близкая дорога к нашей Праге!»
В одном из боев у Днепра танк Тучека был подбит. Отважный экипаж сражался до последнего вздоха.
Опять в опасный путь
Здоровье мое пошло на поправку. «Жди, скоро приеду», — сообщил я Василию Ивановичу Козлову и начал готовиться к отлету в тыл врага. Целыми днями пропадал то в Штабе партизанского движения, то в Центральном Комитете КП(б)Б. Изучал донесения Минского подпольного обкома и командования соединения.
Утром 19 августа я снова был в ЦШПД. Нашел пустую комнату и занялся склеиванием карты Минской области. Вдруг дверь открылась, и на пороге показался посыльный.
— Вас просят немедленно зайти в ЦК, — сообщил он.
Первый секретарь ЦК КП(б)Б, начальник Центрального штаба партизанского движения генерал-лейтенант Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко принял меня вне очереди. Разговор был коротким.
— Только что получено известие о переходе на сторону партизан бригады Гиль-Родионова. Вы знаете, что эта бригада была сформирована гитлеровцами из военнопленных и действовала до сих пор против нас.
— Пока нет. Но они, безусловно, будут, как только ознакомлюсь с положением дел в зоне.
— Радируйте. Просьбы рассмотрим и по возможности удовлетворим. С вами также полетит в тыл противника для выполнения задания П. А. Абрасимов. — Секретарь ЦК пожелал мне успехов и крепко пожал на прощание руку.
До отлета оставалось два часа. Товарищи из Центрального Комитета предусмотрительно сообщили жене о моем срочном отъезде в тыл противника и попросили ее прибыть прямо на аэродром. Я же, наспех собрав в чемоданчик кой-какие пожитки, поехал во Внуково. Там уже стоял подготовленный к отлету самолет. «Успеет ли моя Ольга Герасимовна? Простимся ли?» — волновался я.
И. П. Ганенко и работник Центрального штаба партизанского движения П. А. Абрасимов беседовали возле самолета с двумя офицерами, а когда я приблизился, представили мне майора Георгия Семеновича Морозкина, мужчину средних лет, и капитана Константина Ильича Доморада, которому на вид можно было дать лет двадцать.
— Товарищей сегодня днем принимал Пантелеймон Кондратьевич и ввел в курс дела, — сообщил Ганенко. — Оба подчинены вам. Капитан назначается вашим заместителем по разведке.
А вот и жена. Торопится, запыхалась. Иду навстречу и знаками показываю: не торопись, мол, время еще есть, в запасе целых двадцать минут.
На проводах товарищи из ЦК партии, БШПД горячо напутствовали нас, желали счастливого полета, успехов в работе.
Первыми по трапу поднялись в самолет радисты, подрывники, офицеры. Ганенко, Абрасимов и я поднимались последними. Захлопнулась дверца самолета, и все устремились к иллюминаторам. Сильнее взревели моторы. Посланы последние приветствия женам. Самолет взмыл в воздух и лег на курс: Москва — Белоруссия — партизанская зона.
Взволнованный проводами, я все еще продолжал смотреть в иллюминатор. Прощай, родная столица! Нелегко с тобой расставаться. Но ожидание боевой, напряженной работы в тылу противника мало-помалу заглушило грусть расставания с родными и знакомыми.
Я погрузился в раздумья. Так неожиданно все получилось! Готовился к поездке на юг Минской области, а лечу в ее северные районы. На юге знаю каждый кустик, каждую тропинку, хорошо изучил людей. А что ждет меня сейчас в новой партизанской зоне?
В пути находились уже более двух часов. В иллюминаторы никто не смотрел — все равно в темени ничего не различишь. Рядом сидели Ганенко и Доморад.
— В тылу бывали? — поинтересовался я у офицера.
— Не приходилось. Впервые лечу.