Вечный воин

Чернобровкин Александр Васильевич

Вечером я собрал свой отряд, разделил на лучников и копейщиков. Первые, кочевники, присоединятся к легкой коннице, составлявшей большую часть нашей армии, которой будет командовать в бою Бледа, старший брат Атиллы и номинальный соправитель. Хоть на что-то пригодился, потому что в дела не вмешивается, только пьянствует и охотится. Остальные, оседлые, войдут в состав тяжелой конницы, заняв места позади всадников, облаченных в более надежные доспехи. Командовать ими будет Эдекон. За Атиллой — общее руководство и резерв — личная охрана из трех сотен.

Разъяснив свои подчиненным место и задачу на завтра, я занялся приготовлением ужина. Около полудня подстрелил горбоносого сайгака весом килограмм сорок и с лирообразными рогами длиной сантиметров тридцать. Лучшие куски мяса нарезал

полосами толщиной с дюйм и положил под седло, чтобы отбились до вечера, а остальное раздал своим воинам. Сейчас мясо промыл в мелкой речушке без названия, на берегу которой мы расположились, обвалял в муке и положил жариться на большую чугунную сковороду с двумя «ушками» по бокам, прихваченную из дома Ирины в Наисе. Жарил на оливковом масле, бурдюк которого везу с собой на запасной лошади. Мои подчиненные раньше запекали мясо на углях, как шашлык, но попробовали приготовленное мной и последовали дурному примеру. Где разжились сковородами, довольно редкими у кочевников, не знаю. На нашем пути попадались деревни готов, но вряд ли отняли у них. Я заметил, что «дикари» предпочитают грабить богатых, в отличие от «цивилизованных», которые обирают бедных. Скорее всего, купили сковороды у купцов, которые следуют за нами, не отставая и ведя целые табуны вьючных лошадей, пока нагруженных только съестными припасами, в первую очередь вином.

Когда мясо было готово, сел на седло, положенное на землю, и приступил к трапезе, действуя ножом и трезубой бронзовой вилкой, изготовленной для меня в Аркадиополисе. Мои подчиненные сперва удивлялись, что я умею есть мясо, как кочевник, обрезая его перед губами, а потом — вилке, причем во втором случае я поразил их сильнее. Предварительно хорошо отбитое и немного недожаренное мясо, с кровью, как будут говорить в будущем, было бесподобно. Куда там шашлыкам! Я неторопливо пережевывал каждый кусочек, наслаждаясь его вкусом, а потом запивал из бронзовой чащи красным вином, разбавленным водой из речушки. Эх, так бы просидел за этим процессом всю оставшуюся жизнь!

Рядом мои подчиненные так же набивали животы перед сном. Обычно по вечерам в лагере стоит громкий гомон с частыми добавками смеха, раскатистого и порой напоминающего лошадиное ржание. Сегодня намного тише, потому что утром в бой. Как бы все мы ни храбрились друг перед другом, каждому страшно. Завтра ты можешь погибнуть, причем получив тяжелую рану, от которой будешь умирать долго и мучительно, или стать калекой и сразу опуститься по социальной лестнице в самый низ, на роль иждивенца, побирушки, что для некоторых хуже смерти.

12

День выдался прохладный, с сильным северо-восточным ветром, наполненным сладковатым запахом сухой травы. Он холодил лицо и верхние фаланги пальцев, выглядывавших из обрезанных кожаных перчаток. Жаль, что не может забраться под доспех, освежить вспотевшее тело. На мне все мои шелковые рубахи и штаны, а сверху кожаные и уже на них — панцирь, наручи, поножи. Чем больше слоев, тем меньше шансов, что пробьет копье, стрела или меч. Преет и голова, на которой шерстяная шапка-пидорка, как их будут называть в двадцатом веке, и шлем с войлочной подкладкой. Хотя, может быть, потею от страха.

Я не вижу врагов, несмотря на то, что сижу на коне, потому что в одиннадцатой шеренге, если можно так назвать довольно неупорядоченное построение тупым клином. Слышу только крики и свист стрел. У гуннов железные наконечники стрел с длинным бойком, что увеличивает проникающую способность, тремя широкими лопастями, придающими устойчивость в полете, и раздвоенных насадом, более легким в изготовлении. Такие стрелы хороши против воинов в слабых доспехах, составляющих большую часть любой нынешней армии. Против хороших доспехов используют тяжелые стрелы с гранеными наконечниками. В лопастях иногда делают дырочки, а если наконечник костяной, то насаживают на древко позади него полый костяной шарик с тремя дырочками, чтобы стрела в полете свистела громче. Когда таких стрел летит много, свист стоит довольно мощный и жутковатый, пугающий вражеских лошадей и даже воинов. Свистунки будут и у монголов, и мои подчиненные-путивльцы будут называть издаваемые ими звуки пением ведьм.

Иногда

кто-нибудь из стоявших впереди сообщает, что происходит на поле боя, или предупреждает о летящей стреле, и тогда все дружно закрываются щитами, хотя пока ни одна не долетела до моей шеренги. Мне и так понятно, что сейчас идет перестрелка с дальней дистанции. Легкая конница обеих армий засыпает врага легкими стрелами, пущенными по навесной траектории, пытаясь спровоцировать его на атаку. Если получится, возможны три варианта или комбинация из них: первый и самый лучший — заманить на заранее вырытые ямы-ловушки; второй — отступить, рассыпавшись, а потом вернуться и продолжить обстрел, изматывая противника; третий — вывести на собственную тяжелую конницу. Поскольку обе армии постоянно используют эти варианты, никто на провокацию не поддается. Нам уж точно спешить некуда, потому что нас больше и нам не надо победить любой ценой. Подождем и заплатим минимальную. Количество стрел не бесконечно. Когда-нибудь врагам придется или пойти в атаку, или позорно удрать. В отличие от нас, у них нет права отступить всей армией, перенести сражение в другое место или на следующий день. Это их территория, это выбранное ими место для сражения, и уход с поля боя по любой причине будет считаться трусливым бегством.

Впереди раздаются радостные возгласы — враг пошел в атаку. Мы тоже начали движение. Сперва медленно, шагом, постепенно увеличивая скорость. Все начинают орать, каждый на своем языке, и крики сливаются в протяжный монотонный гул. Плотный строй постепенно растягивается в ширину. Пехотинцы обычно перед столкновением с врагом стараются сплотиться, а конники — увеличить дистанцию между собой и соседями, особенно теми, что справа. Каждый не хочет, чтобы его конь столкнулся с вражеским грудь в грудь, и оба всадника, скорее всего, шмякнулись на землю, где будут затоптаны. Пусть лучше враг вклинится справа, под ударную руку.

Я придерживаю своего коня, соблюдая дистанцию метра в два до всадника передо мной. Вижу его ссутулившуюся спину и, как кажется из-за короткой шеи, вжатую в плечи голову, железный шлем на которой склепан из четырех треугольников, а на макушке сделано держало для пучка конских волос, выкрашенных в красный цвет. Пучок мотыляется туда-сюда сзади по шлему, напоминая работу автомобильного «дворника». Ловлю себя на мысли, что еще помню, что такое автомобиль.

Сквозь гул прорывается всплеск криков, лошадиного ржания, звона оружия. Скакавший впереди резко останавливается. Я тоже успеваю задержать коня, но сзади напирают. Мой конь, ни разу не участвовавший в таких стычках, начинает испуганно вертеть головой и ржать. Его прижимают грудью к крупу переднего. Тот дергается и норовит лягнуть, но из-за давки не может. Так и стоим. Передние две-три шеренги сражаются, а остальные ждут свою очередь.

Чтобы не скучать, нахожу просвет между телом моего коня и соседнего справа, просовываю туда пику и втыкаю наконечником в землю, чтобы освободить правую руку. Левой закидываю на спину овальный щит, передняя сторона которого выкрашена в синий цвет, а в центре нарисована белая «роза ветров». Никто из моих подчиненных не имеет понятия, что она обозначает, поэтому христиане считают стилизацией креста, а язычники — родовой тамгой, которой метят скот. Я достаю из сагайдака лук с заранее надетой тетивой и из колчана тяжелую стрелу с граненым наконечником. Стремена для боя сделал короткими, чтобы легче было ногами управлять конем, поэтому, когда поднимаюсь из седла и выпрямляю ноги, оказываюсь примерно на голову выше соседей. Положение это неустойчивое, но в такой давке вряд ли конь мой дернется резко. Впереди метрах в двадцати пяти линия соприкосновения, где идет жаркое рубилово. И соратники, и враги похожи, поэтому стреляю в тех, кто лицом ко мне. Первая стрела входит в смуглую щеку правее приплюснутого носа. Кочевник резко откидывается, а потом медленно заваливается на соседа слева, мешая тому орудовать клевцом с длинной деревянной рукояткой. За это время я успеваю поразить его соседа справа и того, что позади, а потом и соседу слева всаживаю стрелу в подбородок с жиденькой бороденкой. Он роняет клевец и наклоняется к шее лошади, будто собрался прикорнуть в таком положении.