Вечный воин
Шрифт:
Выпускаю еще с десяток стрел, плюхаюсь в седло и выдергиваю из земли пику, потому что мои соседи начинают продвигаться вперед, увлекая моего коня. Наверное, передние протиснулись на зачищенное мной пространство. Останавливаемся — выпускаю несколько стрел — продвигаемся вперед. После шестого захода движемся без остановки, набирая ход. Всё, враг побежал, сражение можно считать выигранным.
Я прячу лук в сагайдак, перехватываю поудобней пику. Наш клин расползается в ширину, становится аморфным. Я вижу спины удирающих врагов. Это точно бегство, а не тактическое отступление. Несутся слишком быстро, по принципу «нас не догонишь». У удирающего больше адреналина в крови, поэтому догнать, действительно, будет трудно. Да и зачем мне смерть нескольких кочевников?! Пусть гоняются за ними те, кому это нравится. И я потихоньку придерживаю коня.
Когда основная масса моих соратников проносится мимо, разворачиваюсь и еду к тому месту, где кучами и порознь лежат убитые и раненые. Здесь уже орудуют несколько десятков
13
В междуречье Дона и Волги мы провели более месяца. Задержались бы и дольше, но надо было до холодов вернуться домой. За это время Атилла навел порядок на данной территории. Те из бунтовщиков, кто не погиб в бою, или, чтобы их род не пострадал, сдались сами и были казнены, или подались на чужбину искать судьбу. Семьи сбежавших передали в другие племена, где будут на правах младших родственников, то есть прислуги, а лошадей, коров и овец разделили между отрядами нашей армии. Главный вождь акациров Куридак, не принимавший участие в бунте, откочевал на всякий случай на Северный Кавказ, поближе к горам, и на приглашение Атиллы приехать в гости ответил отказом, сославшись на болезнь. Может быть, правильно сделал. Без его молчаливого согласия акациры вряд ли взбунтовались бы, так что запросто мог попасть под горячую руку. Говорили, что за время нашего похода было уничтожено, включая погибших в сражении, сорок тысяч человек. Думаю, что цифра преувеличена раза в три-четыре. Наверное, в счет шли и семьи убитых, поскольку племя теряло их. Те же злые языки утверждали, что Атилла лично отрубал головы главарям бунта. Подтвердить или опровергнуть не могу, потому что не видел. Я отвел свой отряд подальше от ставки, на берег Дона, где мы, поделив лошадей поровну (мне достались две), потихоньку поедали выделенных нам коров и овец и пойманных в реке рыб и раков.
За моими лошадями присматривал Радомир — мальчишка лет двенадцати, который был рабом в семье одного из репрессированных. Я решил, что белобрысый и голубоглазый должен прислуживать такому же, и забрал его. По словам Радомира, года два назад на его деревню напали кочевники, не успел спрятаться в лесу. Говорил на языке, который был похож и на древнегерманский, и на старославянский — какой-то промежуточный вариант. Поскольку я владел и тем, и другим, быстро научились понимать друг друга.
Обратный путь гуннской армии занял больше времени, потому что была отягощена обозом с награбленным, включая с десяток новых жен Атиллы — дочерей или сестер назначенных им вождей. Теперь эти вожди стали родственниками шаньюя, а против родни не бунтуют. По пути воины покидали нас, уезжали к своим стойбищам, чтобы спокойно провести зиму. До пушты, как назовут в будущем степи на территории Венгрии, добралась лишь четверть армии — гунны и живущее западнее. Они проводили Атиллу до его столицы, после чего тоже отправились по домам.
Руководил шаньюй своей империей из населенного пункта без названия, который трудно назвать городом. Это была деревня примерно из сотни деревянных домов разного размера и архитектуры, огражденная рвом шириной метров десять и глубиной три-три с половиной, валом высотой метров пять, по верху которого был частокол из заостренных дубовых бревен, а за пределами защитных сооружений и порой на значительном удалении от них находилось несколько сотен юрт и кибиток. В центре на невысоком холме стоял большой деревянный дом шаньюя — сруб, облицованный досками, тщательно подогнанными и украшенными резьбой. Потолок большого зала, который можно считать тронным, поддерживают деревянные колонны, так же украшенные резьбой, а пол выстелен коврами. В дальнем конце высокий постамент, на котором восседает на пятках Атилла, когда принимает послов. Рядом дом для пиршеств — типичный длинный германский, построенный, наверное, готами. Дальше были жилища трех старших жен: гуннки Керки, которая вместе с женой Онегеза в отсутствие мужей ведала дипломатическими делами, аланки Эски и Аклеберты, сестры короля гепидов Ардариха. За ними — дома, в которых жило по несколько младших жен, которых у Атиллы под сотню, сколько точно, не знает, наверное, и он сам, потому что женился на них для укрепления государственной власти. Но дети от всех жен растут вместе, и все мальчики имеют равные права, хотя, как говорят, лучше всего относится отец к старшему Эллаку, которого родила
Я провел в этом населенном пункте пять дней. Первые три дня пьянствовал в доме для пиршеств вместе с другими старшими командирами. На этот раз сидел в самом низу стола, хотя при желании, начиная со второго дня попойки, мог бы перебраться и выше, потому что к тому времени все ужрались так, что забыли про статусный выпендреж. На четвертый день все, кто мог передвигаться самостоятельно, расползлись по своим домам, юртам или кибиткам, а остальных отнесли рабы. На пятый день я перехватил Эдекона по пути к Атилле и попросил похлопотать, чтобы меня отпустили к жене, пообещав приехать сразу же, как только пойдут в поход на кого бы то ни было. Получив добро, на следующее утро присоединился к купеческому каравану, который повез скупленную у гуннов добычу в столицу Восточной Римской империи.
14
Константинополь сильно разросся с тех пор, как я уплыл из него, называвшегося в то время Византием. Раньше город был хорошо защищен с запада, от нападения по суше, а теперь со всех сторон, но пока еще не так надежно, как будет по время моих визитов сюда в шестом веке, не говоря уже про более поздние времена. Нет пока маяка, который в средние века переименуют в Христову башню, а потом турки — в Галату. Нет и Святой Софии. Рядом с дворцом императора пока что находится скромная базилика, названная в честь Феодосия Второго, восстановившего сгоревшую лет тридцать назад церквушку Святой Софии, а главным храмом считается стоявшая неподалеку базилика Святой Ирины. Обе базилики, многократно перестроенные, доживут до двадцать первого века, поменявшись ролями. В будущем Святая София, превращенная в музей, будет тягаться с Голубой мечетью, построенной на той же площади и большей по размеру, чтобы наглядно показать преимущество ислама над христианством. При этом вход в музей будет стоить семьдесят две лиры (примерно тринадцать долларов), а в мечеть — свободный. Снаружи, конечно, красивее мечеть, которую постоянно реставрируют в отличие от храма. Зато внутри все наоборот. К тому же, в мечеть надо заходить, разувшись, и вонь носков отшибает желание находиться в ней долго. Кстати, по преданию город опять станет христианским Константинополем, когда Святую Софию из музея превратят в мечеть, что обещал сделать президент Турции во время моего последнего визита в Стамбул в двадцать первом веке.
Тогда это будет город надоедливых зазывал, истеричных чаек, вытеснивших ворон, и разожравшихся котов. Насколько я знаю, кошки, в отличие от собак, всегда едят в меру, за исключением кастрированных. Может, они все прооперированы, не проверял. Что мне понравилось в Стамбуле — продажа свежевыжатых соков почти на каждом углу. Это может быть стационарный киоск с выложенными в несколько ярусов, надрезанными фруктами, чтобы было видно, что свежайшие, или передвижная точка с небогатым набором. Самые распространенные ингредиенты — гранаты, апельсины, яблоки и морковь. Можно заказать микс. Прессы старые, ручные. Конкуренцию продавцам соков составляют чайные, которых не меньше. Пьют чай из маленьких стеклянных стаканчиков и обязательно с кусковым сахаром, который стоит в вазочках на столах. Однажды во время прогулки по кривым узким улочкам старого города увидел несколько высоких венков, прислоненных к стене дома. На лентах было что-то написано на турецком языке, в котором я ни разу не грамотный. Решил, что похороны. Тогда я старался обходить стороной подобные мероприятия. Удивили веселые лица людей, стоявших рядом с венками. Оказалось, что это свадьба. В каждой избушке свои погремушки.
Пока что Константинополь — столица Восточной Ромейской (Римской) империи. Говорят, что по количеству населения уже превзошел Рим, став самым большим городом в мире. Это они про Китай знают слишком мало. Иностранцам зайти в город с оружием нельзя, поэтому я остановился в трактире у Адрианопольских ворот, названных так в честь дороги, ведущей в этот город, и отправил к Ирине гонца с вестью о своем прибытии. Мало ли, вдруг не желает видеть меня.
Она прибыла в закрытом паланкине бордового цвета, который несли два молодых крепких раба, а третий шел впереди и палкой разгонял прохожих, чтобы уступали дорогу знатной даме. Раздвинув занавески и увидев меня, заулыбалась искренне.
— Я знала, что ты вернешься! — сказала она, обхватив мою руку двумя своими, мягкими и теплыми. — Молила бога, чтобы он защитил тебя в бою, и он услышал меня!
Я уже устал читать лекции по атеизму, поэтому просто сказал, что в боях не участвовал, лишь прокатился по степи туда-сюда. После чего сел на коня и вместе с Радомиром на запасном коне, который вел на поводу двух вьючных, нагруженных добычей, въехал вслед за паланкином в Константинополь. Стража на воротах, скорее всего, готы, видела нашу встречу, поэтому вопросов не задавала и плату не требовала.