Ведьма и парашютист
Шрифт:
Ури услышал ее чуть хрипловатое "Алло!" и уже собрался было положить трубку, когда знакомый красиво поставленный баритон произнес:
– Фройлин Губертус? Говорит Руперт Вендеманн.
Хоть подслушивать чужие разговоры было нехорошо, трубка так и прикипела к уху Ури. Инге молчала, слышно было только ее напряженное дыхание.
– Я надеюсь, вы меня помните?
– не выдержав ее молчания спросил Руперт.
– Конечно. Вы тот самый, знаменитый, который сжег свои картины.
– Перестаньте притворяться, Инге. Тогда в кафе вы меня узнали сразу, как только
– Чего вы от меня хотите?
– прямо и жестко спросила Инге.
Ури хорошо знал, как в минуты такой жесткости у нее темнеют глаза и пересыхают губы, от чего ее голос сразу теряет обычно переливающиеся в нем музыкальные полутона и становится вялым и тусклым. Но это не смутило Руперта Вендеманна, который собственные картины сжег и то ничего, выжил.
– Я хочу поговорить с вами с глазу на глаз.
– О чем?
– Об одном нашем общем знакомом.
– У нас с вами нет общих знакомых.
– Сеньора, вы уже бросили свои пятьдесят пфеннигов в фонтан Тренто?
– Что?
– Я бы бросила целую марку, лишь бы вернуться сюда опять!
– Что с вами, Руперт? Вы пьяны или у вас бред?
– Вот что, Инге, мне надоели ваши игры. Я еду к вам.
– Что значит - ко мне? Я вас не приглашала.
– Я звоню из автомата, который сразу за мостом, там, где начинается подъем к вам в замок. Я буду у вас через пять минут.
– Но я сейчас не могу, у меня тут полно рабочих...
– Я не отниму у вас много времени.
– Я не могу потратить на вас более получаса...
Ури понял, что Инге сдается и быстро положил трубку, - очень кстати, потому что она уже стояла на пороге спальни. Если раньше Ури не понимал выражения "на ней не было лица", то теперь он его понял.
– Ури!
– хрипло сказала Инге в то время, как рука ее оттягивала от горла нисколько не сдавливающий его расстегнутый ворот клетчатой рабочей рубахи.
– Какое счастье, что ты здесь! Быстро уведи отсюда Клауса!
– Откуда - отсюда? Он же в свинарнике!
– опешил Ури. Он мог ожидать какой угодно просьбы, но при чем тут Клаус?
– С глаз долой! Чтобы никто его не мог найти!
– голос Инге поднялся до таких панических нот, каких Ури никогда у нее не слыхал.
– Что я ему скажу?
– по-дурацки спросил он, не в силах видеть, как пальцы Инге пытаются лихорадочно оторвать незастегнутую верхнюю пуговицу воротника, который вовсе ее не душил.
– Скажи, что хочешь, только уведи его поскорей!
– Но я бы не хотел оставлять тебя наедине с этим...
– начал было Ури и прикусил язык, немедленно понимая, что он выдает себя с головой - сейчас Инге догадается, что он подслушивал ее разговор с Рупертом! Но она даже не обратила внимания на его обмолвку: мысли ее были далеко.
– Ради Бога, срочно уведи Клауса!
– взмолилась она, схватила его за руку и потащила из комнаты. На кухне она торопливо глянула в окно и Ури заметил, что ее бьет дрожь:
– Только не выводи его из замка на дорогу, а просто убери с глаз!
– Усыпить его, что ли?
– начал было Ури, но тут его осенило: чудно, он воспользуется случаем и поведет Клауса
– Хорошо, тогда я поведу его осматривать замок, он давно мечтает. Но все-таки, может, ты сперва объяснишь мне, в чем дело?
– не удержался и спросил он.
– Только не сейчас. Сейчас уходи! Скорей, скорей!
И она почти силой вытолкнула его на порог:
– Уводи его скорей! И раньше, чем через два часа, не возвращайся!
Господи, ну при чем тут Клаус?
КЛАУС
Я никому кроме Ганса не стал рассказывать про то, что тогда ночью я налетел на Дитера-фашиста, который поджидал меня у выхода из подземелья. А может, никого он не поджидал, а просто проезжал мимо на велосипеде и увидел свет моего фонарика. Только непонятно, куда он мог ехать мимо замка так поздно, если наша дорога ведет только в замок и больше никуда.
Я никому не стал про это рассказывать, совсем не потому, что Дитер опять пригрозил меня убить, если я буду болтать, а потому что мне противно про это рассказывать. Не знаю, зачем ему понадобилось меня специально поджидать, чтобы наступать мне сапогами на лицо, ведь я ничего плохого ему не сделал. Я мог бы влезть обратно в подземный ход, но боялся, что он сделает какую-нибудь пакость и я не смогу оттуда вылезти. Поэтому я просто закрыл глаза, чтобы не видеть его противные сапоги у себя перед носом, но уши я закрыть не мог и мне пришлось выслушать все глупости, которые он наговорил.
Сначала он придумал, что я, наверно, подручный дракона, раз я выползаю прямо из скалы. Чтобы доказать ему, что никакой я не подручный, мне пришлось сознаться, что я просто выбираюсь из замка по подземному ходу. Тогда он начал приставать ко мне, чтобы я ему рассказал, зачем я пробирался в замок тайком по подземному ходу, если у меня есть ключи от ворот - уж не для того ли, чтобы подглядывать за Отто и фрау Штрайх? Потому что они вряд ли пригласили меня смотреть с ними такой завлекательный фильм, правда?
– А фильм ничего, да?
– спросил он и загоготал - Особенно те девушки в
кустах, да? Или тебе больше понравилась толстуха в ванне?
Потом он придвинул свой черный сапог совсем близко к моему носу и сказал:
– Что же ты молчишь, крошка Клаус?
Я так испугался, что у меня язык приклеился к зубам. Откуда он мог знать, какой фильм смотрели Отто и фрау Штрайх, когда ворота были заперты и даже я не мог войти в замок? Но Дитеру, наверно, было неважно, отвечаю я или нет, потому что он оставил мой нос в покое и начал хвастаться, будто без него ни Отто, ни фрау Штрайх никакой фильм не могли бы увидеть. Все он, все он, Дитер! Но они, сволочи, не ценят, что ради их удовольствия он должен под дождем тащиться в гору, потому что его драгоценная тетушка не может ни на минуту оставить своего драгоценного старого идиота, а кассету нужно вернуть завтра утром. Но ничего, добавил он и противно заржал, старому идиоту это влетит в хорошую копеечку.