Ведьмак. Перекресток воронов
Шрифт:
Dubhenn haern am glandeal, morc'h am fhean aiesin.
Мой блеск пронзит тьму, мой свет рассеет мрак.
Медальон Хольта изображал голову гадюки с большими ядовитыми зубами.
— Вот, — Геральт передал агенту медальон, — сохрани и побереги. Пока что. А мечи возьму. Они мне нужны.
— Хольт желал...
— Знаю, чего он желал. Из его собственных уст. Исполню его волю. Когда придёт время. Хольт оставил что-нибудь ещё?
— Письмо. Для тебя.
Письмо было запечатано сургучом с отпечатком головы гадюки с медальона Хольта. Геральт спрятал конверт за пазуху.
Воронофф
— До меня дошли вести, — сказал он, — о том, что с тобой случилось в канун Равноденствия. А поскольку ты явился ко мне лишь спустя полгода, полагаю, последствия были серьёзными. А выражение твоего лица убеждает меня, что я догадываюсь, зачем тебе мечи Хольта. Тебе будет любопытно узнать, что маркиза-вдова де Граффиакане уволила со службы трёх известных тебе особ, которых прежде укрывала в своём палаццо, назвав причиной их разбойные выходки, о которых она, маркиза, якобы ничего не знала. Уволенной троицей тут же заинтересовался префект да Кунья, а троица, видимо предупреждённая, сбежала куда подальше, не оставив следов. Найти их будет непросто, если вообще возможно.
— Для того, кто хочет, — усмехнулся Геральт, — нет ничего невозможного.
— Ну да. В народных пословицах.
— Женщину зовут Меритксель. А двух других?
— Цибор Понти и Борегар Фрик. Понти — тот, со сломанным носом. Фрик, что может тебя заинтересовать, известен как мастер клинка.
— Какие-нибудь ещё зацепки?
— Подозреваю, — Воронофф вытер губы платком, — что они разделились. И что сбежали из Каэдвена. Однако будут искать, где подзаработать, видимо, каждый сам по себе. Есть места, где такие, как они, ищут работу. Я бы присмотрелся к таким местам. Средствами какими-то располагаешь?
— В смысле деньгами? Не особо.
— Дам тебе пятьдесят марок наличными и тысячу двести в дорожных чеках. Столько я должен Хольту после покрытия расходов, о которых он просил. В основном речь шла о компенсации для прежней челяди Рокаморы. Кстати, поместье больше не называется Рокамора. Теперь это Солнечная Долина.
— Недурно. Теперь, когда Хольта нет, чем занимаешься, если позволишь спросить?
— Спрашивать всегда можно. Торговым представительством промышляю. Но если появится кто-то новый из Каэр Морхена, с удовольствием возьмусь и за ведьмачье агентство. Это и тебя касается, если захочешь.
— Пока что не захочу. Прощай, Воронофф. Спасибо за всё.
***
Письмо Хольта было написано на высококачественной бумаге, приятной на ощупь, почерк был чёткий, словно печатный, чернила нигде не впитались и не расплылись.
Геральт,
если ты читаешь это письмо, меня уже нет среди живых. Поэтому я должен признаться тебе в вине — вернее, в винах. Я не смог сделать этого, глядя тебе в глаза, легче получится с помощью чернил.
Я, мой юный ведьмак, давно знал, кто был автором «Монструма...», в чьём гербе красуются птички-мартлеты и кто вписал посвящение в экземпляр убитого мною вахмистра Маргулиса. Я знал, что это Артамон из Асгута. И намеревался его убить. Но поскольку прогрессирующая болезнь затрудняла — или даже делала невозможным — выполнение задачи, я решил найти другого исполнителя.
Да, ты верно догадываешься. Наша встреча в Нойхольде
Уберегаю. От того, чтобы стать убийцей, таким же, как я.
Но оказалось, что от судьбы не уйдёшь.
Не ты убил чародея. И не тебе нести за это наказание.
Прости.
Прощай,
Престон Хольт
Геральт перевернул лист. На обороте виднелось несколько рисунков, он долго в них всматривался, поначалу не понимая, что они изображали. Наконец понял. Начертанные несколькими штрихами фигуры представляли вооружённых мечами фехтовальщиков. В позициях и позах финтов и ударов. Одна фигура, он узнал, изображала фехтовальщика в passo largo, другая в защите porta di ferro. Остальные требовали более внимательного изучения. Время на это было.
Он направил Плотву на тракт. Как всегда, кобыла прекрасно слушалась, достаточно было лёгкого нажатия колена и мягкого касания шеи поводьями.
Небо на севере темнело. Но он направлялся на юг.
***
Главные городские ворота Ард Каррайга были распахнуты настежь, никто их не охранял. Геральт въехал, пригнув голову под железной решёткой.
Со стороны рынка доносился гомон, музыка, а точнее, в основном ритмичный грохот барабана. Из переулка вдруг высыпала весёлая поющая процессия. Последний в процессии, тип в потешной треугольной шапке, отделился, встал у стены и начал мочиться.
Геральт ждал, пока тот закончит.
— А что у вас тут происходит? — спросил, наконец. — Празднество какое-то?
— Не знаете? — Тип в шапке несколько раз подпрыгнул, застегнул штаны и обернулся. — Не знаете? Вы, сударь, видать, откуда-то издалека? Из чужих краёв?
— Из чужих, верно. И издалека.
— Иначе и быть не может, иначе знали бы, что это и впрямь празднество, и праздник великий для всей столицы, да что там, для всего королевства! Свадьба у нас, сударь, свадьба, и не простая! Два славных и некогда враждовавших рода мирятся, Вайкинены с Финнеганами! Юноша Редферн, сын графа Гордона Финнегана, венчается нынче с прекрасной госпожой Людмиллой, дочерью Сириуса Вайкинена, маркграфа Озёрной Мархии!
— Вот оно как.
— Так-то! Праздник великий! Вся столица гуляет, знати понаехало видимо-невидимо, танцы да гулянья повсюду, мёд и пиво рекой льются, сам господин пивовар Грохот сто бочек на рынке выставить велел!
— Пивовар Грохот.
— Он самый! Ибо знайте, сударь-чужеземец, что сын пивовара, молодой господин Примиан, весьма поспособствовал счастью молодых!
— Поспособствовал.
— Ещё как поспособствовал! Потому и дружкой у молодых стал! Пойдёмте с нами на рынок, сами увидите...