Ведьмак. Перекресток воронов
Шрифт:
Развернул коня и уехал.
***
До окрестностей Рокаморы он добрался ночью. Луна была полной, в поместье горели огни, тянуло дымком. Геральт не собирался ни приближаться, ни тем более въезжать. Просто постоял несколько минут на пригорке, посмотрел. Потом пришпорил Плотву, пуская её рысью.
***
Юпитер Мелло, королевский пристав, окинул пустое помещение недоумевающим взглядом.
— Никого нет? — спросил с недоверием. — Никто не пришёл?
— Да вот как-то так, — Йон Бервутс, староста Бан Филлима, почесал в затылке. — Выходит, что никто...
— Не понимаю, — нахмурился
— Потому как, господин, видите ли... — Староста снова почесался. — Страх людей взял. Жуть на них напала.
— Страх? Чего?
— Болтают... — запнулся староста. — Болтают, будто поместье это проклято. Рокамора на эльфийском «месть» означает. Хозяин, тот ведьмак, которого в Стурефорсе казнили, наложил на это место проклятие мести...
— Суеверия! И люди в это верят?
— А как не верить? — Староста отвёл глаза. — Когда многие видали...
— Что видали-то?
— Призрака.
— Чего?
— Призрак там ночью объявился, на холме подле Рокаморы. Многие видели. Светло было, полная луна... На призрачном коне, с белыми волосами... Это он, без сомнения. Тот ведьмак, которого казнили, призраком возвращается. Мстить...
— Суеверные мужланы! — фыркнул пристав. — Темнота! Призрак им померещился, олухам. Чёртовы простофили! Деревенщина!
По правде сказать, ещё дед Юпитера Мелло пахал залежь деревянной сохой и до ветру ходил за амбар, но нынешний королевский пристав предпочитал об этом не вспоминать.
— И что мне теперь делать? — Развёл он руками. — Велено мне начальством Рокамору эту с молотка пустить в пользу казны... Эй! А вы кто такой?
— Прошу прощения, — сказал прибывший. — Я верно попал? Торги по поместью Рокамора, это здесь?
— Здесь, — подтвердили в один голос пристав и староста.
— Но желающих, гляжу, немного, — Прибывший обвёл взглядом пустое помещение. — Только я один. Стало быть, намного выше начальной цены не поднимется, верно?
— Выходит, что так, — равнодушно подтвердил Юпитер Мелло. — Что ж, можем начинать. Как вас величать, для порядку?
— Меня зовут Тимур Воронофф.
***
На одиноком хуторе творилось что-то неладное. Уже издали доносились бабьи крики и причитания, собачий лай. Геральт подъехал ближе.
Прямо у колодца лежала убитая собака. Вторая носилась по двору, заливаясь лаем. У избы на лавке, вытесанной из цельного бревна, сидел, вернее полулежал, здоровенный мужик с головой, обмотанной окровавленной тряпицей. Рядом металась баба в переднике, размахивая руками и голося без умолку. Подросток в льняной рубахе исподлобья зыркал на Геральта. На опухшей физиономии алел след от удара плетью.
— Мужика моего побили, изувечили! — голосила баба. — И что ж нет управы на таких злодеев! И как только земля их носит, отродье окаянное!
— Что стряслось? — спросил Геральт с высоты седла. — Напал кто на вас?
— Напали, добрый господин, напали! Разбойники проклятые, чтоб их холера! Девка одна и двое громил! Девка конопатая, что индюшачье яйцо, а у одного
Раненый мужик застонал, заохал. Баба снова заголосила. Геральт, поразмыслив, достал из шкатулки флакончик с Иволгой. И протянул его бабе.
— Это на рану, — пояснил он. — Поливайте, когда повязку меняете. Должно помочь.
— Спасибо вам, господин добрый!
***
После дня быстрой скачки, взобравшись на холм, Геральт увидел издалека тех самых разбойников из преисподней, бесчестных злодеев, на которых, как утверждала баба с хутора, не было управы, и земля их носила совершенно зря. Женщина со светлой косой на сером коне. И двое громил в бригандинах. Один из этих громил, Геральт готов был поклясться, имел сломанный и кривой нос.
Вся троица направлялась на север, нещадно погоняя коней.
Геральт придержал Плотву, не спешил спускаться с холма. Лучше пусть троица всадников отдалится. Не хотел, чтобы они догадались о слежке. Не боялся, что потеряет их след.
Он догадывался, более того, был уверен, что знает, куда они направляются.
***
Жрица Ассумпта из Ривии уже несколько часов стояла на коленях перед алебастровой статуей богини Мелитэле. О том, чтобы как-либо помешать ей, ни одна из младших жриц даже не помышляла. Неннеке, Флавия, Айлид и Здравка пребывали в тишине и покое на молитвенных скамеечках. Во время молитв матушка Ассумпта впадала в транс и, как считалось, мысленно общалась с богиней. Правда это или нет, значения не имело. Жрицы глубоко верили, а для такой веры не существовало невозможного.
Свечи уже догорали в потёках воска, рассвет уже озарял витражи, когда матушка Ассумпта поднялась с колен.
— Опасность, — тихо сказала она младшим жрицам. — Нам грозит опасность. Ворота пусть будут заперты, постоянно заперты, днём и ночью. И не впускайте никого чужого.
***
Перед ночью, после заката, в сумерках, он увидел Бабу-Ягу, скользящую по лесу в огромной деревянной ступе, заметающую за собой следы метлой. Чудище промелькнуло совсем близко, на миг он увидел её огромные оскаленные зубищи.
Баба-Яга двигалась в сторону деревни — Геральт уже раньше слышал оттуда собачий лай и звон пастушьих колокольчиков. Кто-то в этой деревне — скорее всего ребёнок — был в опасности. В деревне нужен был защитник.
Но Геральту не терпелось на север. Он даже боялся подумать о том, что мог бы прибыть слишком поздно.
***
Местечко Спинхэм Геральт миновал ранним утром. На мгновение задержал взгляд на стройной ратушной башне и кружащих вокруг неё птицах. После чего поехал дальше.